Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - читать онлайн книгу. Автор: Василий Потто cтр.№ 444

Но неприятель со своей стороны не пытался уже препятствовать начавшемуся большому движению транспортов по Карабагу. Только раз, 24 июля, однообразное бездействие русских войск было нарушено какой-то небольшой персидской партией. Человек семьдесят бросилось на вьючный обоз, переправлявшийся через речку Акару, и, пользуясь тем, что прикрытие находилось еще на другом берегу, угнало триста двадцать быков. Штабс-капитан Габашвили с пятьюдесятью казаками настиг, однако, хищников на берегу Аракса, и волы возвращены были в лагерь.

Если бы не этот случай, то войскам Карабагского отряда не пришлось бы услышать боевого выстрела во всю летнюю кампанию этого года. «Всю весну, лето и начало осени, – говорит один из участников похода, – отряд левого фланга стоял или бродил со своими транспортами между Ах-Угланом и Герюсами, двумя запасными магазинами для главного корпуса, действовавшего тогда в Армении. Мы не участвовали в его походах, но тем не менее пост наш был важен в общей операции корпуса, – мы были его кормильцами…»

Осенью обстоятельства войны, однако, изменились. Паскевич должен был воротиться в Эриванское ханство, а это не могло остаться без влияния на судьбы и положение всех войск, охранявших коммуникацию. 6 сентября бригада двадцатой пехотной дивизии, вместе с Белогородским уланским полком, под личным начальством генерала Панкратьева, передвинулась из Карабага в Нахичевань, в состав вновь образованного там отряда генерал-лейтенанта князя Эристова; в Карабаг же, на помощь к оставшейся там егерской бригаде, прибыли из Дагестана Тенгинский и Навагинский пехотные полки, а в Тифлис пришла пионерная рота и два резервных уланских эскадрона от полков Серпуховского и Борисоглебского. Так изменился состав Карабагского отряда, начальство над которым поручено было теперь генерал-майору князю Вадбольскому.

Неприятель, до которого в этой стороне должны были доходить преувеличенные слухи об успехах Аббас-Мирзы в Эриванском ханстве, как бы подтверждаемые походом туда Паскевича, также снова зашевелился. 6 сентября, громадная, как говорили, четырехтысячная, персидская конница вдруг нагрянула из-за Аракса и близ Шуши, в Аскаранском ущелье, угнала с кочевок весь рогатый скот и баранов. На следующий день, 7-го числа, набег повторился при следующих обстоятельствах. Шел транспорт из ста сорока восьми арб с годовыми вещами для некоторых частей Карабагского отряда; его прикрывало семьдесят семь солдат, и с ним ехал полковой казначей Нашебурского полка, поручик Климов. Дорога была узкая, трудная. Подходя к Шах-Булаху, обоз растянулся. И вдруг из придорожного оврага, через который начал уже переправляться транспорт, вынеслась персидская конница. Девятнадцать повозок, находившихся уже на той стороне оврага, были моментально отрезаны. Подводчики, обрубив гужи и вскочив на лошадей, ускакали в горы, и брошенные возы захвачены были персиянами. Воспользовавшись этой минутой, Климов успел огородиться арбами и начал отстреливаться, а между тем донской казак, Аким Лагутин, поскакал в Шушу, чтобы известить о нападении. Целая толпа персиян погналась за ним. Лагутин был ранен, но все-таки успел уйти и совершенно уже обессиленный прискакал в Шушу, где поднял тревогу. Обоз между тем в продолжение восьми часов геройски отбивался от неприятеля, а к вечеру персияне, видимо утомленные и потерявшие надежду сломить мужество защитников, отступили к Араксу. Климов отстоял сто двадцать девять повозок, и были разграблены только те девятнадцать, которые сразу попали в руки к персиянам. Нашебурцы потеряли шесть человек, да из подводчиков двое были захвачены в плен. Рота, высланная из Шуши, пришла уже ночью, когда дело было окончено.

Подобные набеги, дорого обходившиеся врагам, более не повторялись. Неприятель увидел, что ничто существенно не изменилось в ходе войны, что он всюду встретит те же грозные русские силы. И вот для Карабагского отряда начинаются снова дни томительного бездействия. Правда, в случае дальнейшего наступления русских войск за Аракс, в Азербайджан, он должен был принять теперь уже длительное участие в походе покорением Лори, Агара и Ардебиля; но это время было впереди, и в ожидании его войска спокойно оставались на своих стоянках.

Памятна осталась несчастная стоянка в Зардобе уланским эскадроном, пришедшим из Грузии. В продолжение двух-трех месяцев умерли там полковник Богданов, двенадцать обер-офицеров, два доктора и пятьдесят шесть нижних чинов; почти все остальные офицеры были больны, и двести шестьдесят девять солдат лежали в госпитале. Такая смертность, развивавшаяся в эскадронах совершенно внезапно, заставила вывести их в Шемаху и там расположить по окрестным селам. Причина болезни не была положительно выяснена, хотя доктора и приписали ее исключительно последствиям знойного лета. Но как бы то ни было, а уланы похоронили здесь лучших своих людей и, выступая из Зардоба, оставили обширное кладбище, усеянное убогими, деревянными крестами.

В ноябре Карабагский отряд начинает уже наступательные действия.

Среди живших в Персии ханов, некогда владевших теми землями, которые отошли к России по Гюлистанскому договору, выделялся своим влиянием и политическими связями Мехти-Кули-хан Карабагский. Когда в 1826 году персидские полчища вторглись в Карабаг, значение хана, имевшего на родине много сторонников, втайне вздыхавших по деспотической татарской старине, возросло до самой высокой степени, какой только оно могло достигнуть. Но елизаветпольская победа в один момент превратила гордого хана опять в бездомного изгнанника, с той притом невыгодной разницей, что перед войной и сам он был полон надежд, и персияне возлагали на него надежды, а теперь его иллюзии были разбиты и влияние потеряно.

При таких обстоятельствах положение карабагского хана в Персии, которая не могла не винить и его в возбуждении столь несчастной войны, становилось невыносимым. Ему естественно было склоняться к мысли поискать более выгодных условий жизни на другой стороне Аракса, сблизившись с русскими. Такое настроение хана, конечно, не могло оставаться тайной в Тифлисе, и вот еще во время пребывания на Кавказе Дибича с ним начинаются переговоры относительно перехода его на русскую сторону. Полагали, что с возвращением хана исчезнет главная причина пограничных смут, волновавших население, и Карабаг, умиротворенный внутренне, станет, напротив, обороной для лежащих позади него других мусульманских областей Закавказья.

Карабагом управлял в то время князь Иван Николаевич Абхазов, один из немногих, еще оставшихся в рядах Кавказского корпуса, героев ленкоранского штурма. С доблестью солдата он соединял большие административные способности и возбуждал к себе нелицемерное уважение всех, кто имел с ним дело; его слово ценилось высоко азиатами, и на обоих берегах Аракса верили ему безусловно. На этого человека и было возложено ведение переговоров с Мехти-Кули-ханом. Хан охотно вступил в переговоры и соглашался не только вернуться в Карабаг, но брался перевести с собой все те племена, которые вместе с ним укрывались в горах Даралагеза и оттуда, в случае движения русских к Нахичевани, могли угрожать сообщениям Паскевича. С переходом в русское подданство этих племен персияне теряли в них до четырех тысяч превосходной конницы, а Закавказский край получал, напротив, крепкую охрану для своей границы. Но что было всего удивительнее, так это то, что хан не ставил со своей стороны никаких условий и в письмах к Абхазову просто отдавал себя на милосердие русского государя, прося лишь, чтобы ему разрешено было жить в Шуше, в доме, который когда-то принадлежал ему и его предкам. Таким миролюбивым настроением хана не хотели, однако, злоупотреблять: ему обещали возвращение генеральского чина, четыре тысячи червонцев пенсии и управление в Карабаге теми тремя-четырьмя тысячами семейств, которые он обещал вывести из Персии.