Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - читать онлайн книгу. Автор: Василий Потто cтр.№ 338

Вельяминов прибыл в Кутаис 25 апреля. Здесь, в сердце Имеретии, он получил более определенное представление о возмущении в этой стране. Оказывалось, что бо́льшая часть тамошнего населения оставалась спокойной, и лишь жители округа Горной Рачи отказались принять воззвание Ермолова и беспощадно грабили тех, кто не хотел пристать к восстанию. Главные силы мятежников, стоявшие в Ханыйском ущелье, под начальством князя Абашидзе, не превышали двухсот человек, но по всему краю бродили мелкие разбойничьи шайки, появляясь даже вблизи самого Кутаиса. Такова была общая картина восстания. И вот для истребления шаек посланы были небольшие казачьи отряды, под общей командой генерала Власова; в Рачинский округ, который по своей воинственности и по своему неприступному местоположению мог сделаться опасным ядром возмущения, двинулся сам правитель Имеретии князь Горчаков. Вельяминов остался в Кутаисе. Первый удар мятежу был нанесен именно в Рачинском округе: быстрое прибытие туда войск заставило мятежников рассеяться, и князь Горчаков без труда освободил из блокады небольшую русскую команду, запершуюся с окружным начальником в горном замке Минде. Затем все жители Рачинского округа были обезоружены, и из их кинжалов и шашек, по приказанию Горчакова, сделаны были гвозди, замочные приборы и другие мелкие железные вещи для казармы, строившейся тогда в селении Катеве. Вместе с оружием от жителей отобраны были даже и буки, нечто вроде рупоров; звуки, извлекаемые из этих инструментов, так резки, что с незапамятных времен служили имеретинцам сигналом, которым предупреждались жители самых высоких гор и глухих лесов о вражеском нашествии. Нелишне сказать, что подобные же рупоры еще недавно можно было встретить во всей горной Шотландии, где они служили для той же самой цели.

В Минде Горчакову удалось завладеть в оригинале всеми документами, содержавшими в себе цель, план и средства мятежников. По этим бумагам добрались до виновных и арестовали всех коноводов. При обыске, производившемся в доме одного из них, князя Цулукудзе, произошел трагический случай, едва не стоивший жизни Горчакову, но зато поведший к полному разоблачению заговора. Дело в том, что Цулукудзе внезапно бросился на Горчакова с кинжалом, и князь спасся от смерти только благодаря тому, что переводчик, стоявший возле, моментально выхватил шашку, и Цулукудзе сам упал с разрубленной головою. Князь, заметивший в нем признаки жизни, приказал перенести его к себе на квартиру, окружил всевозможными попечениями, и только благодаря этому Цулукудзе совершенно оправился. Тронутый великодушием Горчакова, он сделался преданным его слугою и раскрыл перед ним все нити заговора. Армянин-переводчик, которому князь обязан был своим спасением, получил почетную саблю и пожизненную пенсию.

По усмирении Рачинского округа отряды Горчакова и Власова с двух сторон двинулись к Ханыйскому ущелью, и 1 июля, после незначительной стычки, оно было занято. Абашидзе бежал в Турцию, и население изъявило покорность. Восстание в Имеретии потухло.

Заслуга русских войск в этом походе заключалась не в битвах, а в необыкновенной быстроте движений, предупреждающих мятежнические попытки. И потому прочное подавление мятежа вместе с тем почти не стоило крови.

Теперь Вельяминов двинулся в Гурию.

24 июня войска его подошли к Шемокмеди.

Шемокмеди одно из замечательнейших мест в Гурии, как в отношении историческом, так и по живописному своему положению. Над древней обителью с кафедральным храмом, которому когда-то подчинялась вся Гурия, пронеслось не одно столетие, но величавое здание выдержало напор всесокрушающего времени и гордо противостояло даже разрушительному действию политических бурь. Пролетевшие над нею века положили только печать глубокой древности на громадные глыбы голубого порфира, из которого сложен храм; они поросли мхом и обвились плющом, неразлучным спутником развалин Гурии и Имеретии. Другая церковь, меньшая, но такая же древняя, замечательна тем, что в ней хранятся летописи Грузии, нечто вроде Киево-Печерского патерика, – долгий труд шемокмедских иноков. Самый монастырь, осененный старыми каштанами, этот немой свидетель треволнений, пережитых Гурией, есть вместе с тем и страж праха нескольких поколений ее владетелей. Их скромные саркофаги, сложенные из тесаных плит, покрывают весь пол церкви, но святотатственная рука турок, во время набегов, не пощадила и последнего жилища могущественных некогда соседей.

Отсюда, с вершины замка, глаз обнимает почти всю Гурию, часть Мингрелии и Имеретии и теряется в зелени сплошных лесов, сливающихся в неясную синеву на далеком горизонте, окаймленном громадой гор, снеговые вершины которых кажутся отсюда неподвижными облаками. С другой стороны – далекое, безбрежное море…

Вельяминов нашел Шемокмеди готовым к обороне. Три роты сорок четвертого егерского полка, под командой майора Михина, двинулись на приступ – и под огнем неприятеля менее чем в полчаса овладели высокой лесистой горой. Пока егеря ломились в ворота замка, Генерального штаба штабс-капитан Боборыкин обошел его с противоположной стороны, нашел там дверь и приставленную к ней лестницу, по которой солдаты тотчас же и пробрались внутрь замка. Но там никого уже не было. Шемокмеди был разрушен, поля и виноградники окрестных жителей – уничтожены. Самый замок был истреблен до основания; в нем оставили одну только церковь и при ней построили полковнику Пузыревскому гробницу. Владетельный князь Мамий прислал к Вельяминову и самого убийцу Пузыревского, молодого человека, который сознался, что будто бы был подговорен на то Койхосро Гуриели; его загнали сквозь строй на самом месте преступления. Гурийцы просили пощады – и Вельяминов вернулся в Озургеты.

Отсюда сделана была еще экспедиция в Менгрелию, в которую входили пять рот с двумя орудиями, под начальством того же майора Михина. Взятие приступом села Гведы, где был известный монастырь, положило и здесь конец мятежу. Более упорные жители при приближении войск сами зажигали свои дома и башни, забирали имущество – и бежали в Поти. Остальное население успокоилось. Церковная реформа повсюду была проведена уже без препятствий.

Ермолов был необыкновенно доволен быстрым подавлением восстания, и это отразилось в приказе его, отданном по корпусу.

«Беспокойства, в прошлом году в Имеретии оказавшиеся, – писал он, – прекращены были мерами кроткими. Готовый к снисхождению, дал я виновным время раскаяться; напротив, возгорелся вскоре мятеж, сопровождаемый злодеяниями. Неприлично вам было, храбрые воины, терпеть гнусную измену Государю великому и великодушному, и наказание должно было постигнуть изменников. При появлении вашем рассеялись мятежные скопища; спасения искали они в лесах и твердых местах, доселе почитаемых непроходимыми; но что может быть препятствием, когда вас предводят начальники благоразумные? Итак, мятежникам бегство осталось единым спасением. Равно уважаю, храбрые товарищи, неустрашимость вашу и усердие. Не потерпим изменников, и не будет их. Благодарю, между войсками, и сорок четвертый егерский полк, который как чувствовать, так и отмщать умеет потерю своего начальника. Не существует следов крепости, где лишен жизни полковник Пузыревский. Так, по истреблении изменников одно имя их остается в поношении».

О судьбе лиц, принимавших участие в имеретинских беспорядках, можно сказать немногое.