Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - читать онлайн книгу. Автор: Василий Потто cтр.№ 280

Действительно, уже 2 июля, когда весь отряд с пленными и стадами двигался обратно с Большого Зеленчука на Малый, в арьергарде и в боковых цепях на протяжении всего пути шла перестрелка, вырвавшая из русских рядов семь человек убитыми и ранеными. Переправа через Малый Зеленчук была совершена ночью. За отрядом, верстах в трех выше по реке, перешла и часть неприятеля.

От Малого Зеленчука к Кубани лежали теперь два пути: один на Баталпашинскую переправу, по которой пришел отряд, другой – на Усть-Тахтамышский пост. Горцы рассчитывали, очевидно, что отряд пойдет первым путем, но Вельяминов избрал последний, во-первых, потому, что дорога на Баталпашинск шла самым берегом Малого Зеленчука, давая возможность черкесам стрелять через реку по отряду из-за кустов, не подвергаясь со своей стороны ни малейшей опасности, а во-вторых, потому, что переход на Усть-Тахтамыш был значительно короче.

Закубанцы, которые оставались еще на левой стороне Малого Зеленчука, видя, что отряд обманул их предположения и ускользает от их огня, немедленно переправились также на правую сторону и соединились со своими. Между тем отряд успел пройти версты четыре. Начиналась обширная лощина, впереди которой виднелась вдали, справа, большая лесистая гора, как раз примыкавшая к самой дороге. Вельяминов послал майора Пирятинского с двумя навагинскими ротами и четырьмя орудиями заранее занять и лес и высоту, чтобы прикрыть движение с этой стороны, и отряд двинулся в лощину, занимая лежавшую также вправо, ближайшую высоту сотней казаков, с двумя конными орудиями, под командой Якубовича. Несмотря на тяжелую рану, Якубович явился среди войск с повязкой, через которую просачивалась еще свежая кровь, и во все продолжение похода, по словам Вельяминова, «не переставал отправлять самую деятельную службу и в сей день сражался с отличной, то есть с обыкновенной своей храбростью и благоразумием». Закубанцы между тем большими толпами двигались также к лощине, и Вельяминов увидел решительное намерение их атаковать отряд с правой стороны.

Войска остановились. К Якубовичу немедленно были двинуты еще две сотни казаков с одним конным орудием и полусотней стрелков, а майору Степановскому с кубанскими казаками, тремя конными орудиями и ротой пехоты приказано занять высоту впереди той, на которой стоял Якубович и от которой она отделялась просторной долиной; на эту же долину наведены были с дороги три орудия пешей артиллерии. Но еще не выполнены были все эти распоряжения, как черкесы стремительно бросились на отряд Якубовича. Якубович отбился, но горцы все-таки прорвались до главного отряда и, по словам одного из участников, врезались в пехоту. Вельяминов ничего не говорит об этом эпизоде в своем донесении, но рассказывают, что навагинцы потеряли здесь более тридцати человек изрубленными, что большой опасности подвергся даже сам Вельяминов и что неприятель был отброшен только меткой картечью из орудий капитана Давыдова. В то же время толпы горцев появились и на высоте, на которую шел Степановский. Но здесь неприятеля встретили уже и цепью Навагинского полка и пушечными выстрелами, как с дороги, на которой стоял отряд, так и с высоты впереди, которую занимал Пирятинский. Горцы остановились. В эту минуту Степановский атаковал высоту со своими кубанцами, сбросил горцев вниз и медленно стал подаваться по горе навстречу к майору Пирятинскому. Главный отряд также тронулся, согласуя свои движения с движениями Степановского. Тогда горцы всеми силами снова обрушились на Якубовича и только отрядили небольшую толпу занять лес, находившийся впереди, возле самой дороги. В лесу стояли, однако же, стрелки Пирятинского, и партия, встреченная здесь неожиданно сильным огнем, быстро отступила, но нападение на отряд Якубовича было весьма упорно. Закубанцы, давшие слово сломить его во что бы то ни стало, дрались с большей решимостью, нежели обыкновенно, и несколько раз бросались под самые орудия. Наконец, после трехчасовой борьбы, потеряв много людей убитыми и ранеными, они отступили и с тех пор уже не показывались. В десять часов вечера отряд переправился через Кубань и подошел к Усть-Тахтамышскому посту.

Неприятель понес значительные потери; в числе раненых находились и главнейшие его вожди: Измаил Алуков, Кара-Мурзин и Мамбетов.

В руках отряда было тысяча четыреста шестьдесят семь человек пленных. Меньшая часть их отправлена в Георгиевск на казенные работы; большая – старики, женщины и дети – роздана по станицам и селам.

Так кончился первый поход Вельяминова за Кубань.

Всю экспедицию вынесли на своих плечах главным образом молодцы линейцы, поддерживаемые несколькими конными орудиями; пехота почти не принимала участия в столкновениях, и там, где ей это приходилось, как в эпизоде прорыва черкесов мимо Якубовича, оказалась недостаточно знакомой с духом и боевыми приемами черкесов. Вельяминов даже писал Ермолову, что в войсках, расположенных по Кубани и долгое время не имевших действий с закубанцами, он заметил «чрезмерно большое к черкесам уважение, в котором участвуют и самые офицеры».

Оба Зеленчука, и Большой и Малый, были очищены от враждебного населения, а на месте его, почти до самой Лабы, лежало теперь обширное пустое пространство, делавшее разбойничьи предприятия горцев значительно труднее. Конечно, горцы не относились к этому обстоятельству равнодушно, и весь август происходили в горах съезды и совещания. Чтобы вознаградить потери на Зеленчуках, черкесы в конце концов склонялись к решению ворваться в Кабарду и увести за Кубань мирных кабардинцев; на этом более всего настаивали беглые кабардинские князья, в особенности Али-Кара-Мурзин и Измаил Касаев. Но были и противные мнения, и партии то прибывали, то убывали. Наконец, в начале сентября, горцы окончательно разошлись по домам, не приняв никакого решения. Между тем понижение вод вновь открыло пути мелкому хищничеству: появились партии, но большей частью, впрочем, они возвращались домой без добычи и с потерями.

При таких благоприятных предзнаменованиях наступала осень, и Вельяминов уже склонялся к мысли, что мелкими попытками грабежей и разбоев ограничатся все предприятия горцев. Вышло, однако, иначе. В том же сентябре вновь съехались горцы на совещание – и настоятельные требования нового набега немедленно восторжествовали; остался только нерешенным вопрос, куда именно он будет направлен. Беглые кабардинцы и тут настаивали, чтобы идти за Малку, но ногайцы, потерявшие на Зеленчуках большое количество пленных и скота, предлагали набег за Кубань, где им можно было бы грабежом русских селений вознаградить свои потери. Идти за Малку, в район, наполненный скученными русскими укреплениями и войсками, самим черкесам представлялось делом рискованным, и они склонились на предложения ногайцев. Было решено дождаться только полнолуния и напасть либо на селение Каменноброды, либо на Сенгилеевку.

Находились, однако, нетерпеливые партии, которые не стали ожидать новолуния, а пошли грабить теперь же, и на линии начались тревоги за тревогами. В самом конце августа сорок кабардинцев внезапно появились под Воровсколесском, схватили двух казаков, беспечно стоявших за околицей, и на глазах просыпавшейся станицы кустами и балками ускакали назад прежде, чем на площади успели ударить в набатный колокол. А 10 сентября еще более значительная шайка кинулась на Сухопадинские хутора, принадлежавшие селу Александрия. Здесь одна часть горцев захватила табун и погнала его за Кубань, другая же, человек в тридцать, устроила засаду на проезжей дороге под мостом близлежащей речки. На заре показался обоз, медленно спускавшийся с горы к этому мосту. Впереди ехал казак, на переднем возу сидели три крестьянина, на задних – бабы и дети. Вдруг грянул выстрел. Казак свалился с лошади, и черкесы, выросшие как из земли, оцепили обоз. Крестьянин, схватившийся было за вилы, мгновенно был изрублен, а все остальные очутились в плену. Не теряя времени, партия опять повернула на хутора, захватила станичное стадо, пасшееся на выгоне, вместе с бывшими при нем четырьмя мальчиками, и ускакала за Кубань. По дороге черкесы, против обыкновения, бросили женщин, а лазутчики говорили потом, что они привезли за Кубань только семь мальчиков; куда они девали взрослых крестьян – осталось неизвестным.