Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - читать онлайн книгу. Автор: Василий Потто cтр.№ 248

И в 1819 году, в то самое время как русские войска покоряли Приморский Дагестан, он уже решил отправить на восточный берег Каспия экспедицию, с тем чтобы войти в сношение с туркменами и собрать подробные сведения о жизни, торговле и промышленности этих кочевников, а если окажется возможным, то и основать там складской пункт с надежной гаванью, где русские корабли могли бы безопасно разгружаться на якоре. Но так как заведение какого бы то ни было торгового пункта по ту сторону Каспийского моря неизбежно приводило Россию в столкновение с Хивой и так как, в сущности, в руках русских не было хоть сколько-нибудь основательных сведений о земле, на которой намеревались завести торговую колонию, то Ермолов поручил елизаветпольскому окружному начальнику майору Пономареву отправиться в приморские кочевья туркмен для осмотра местности, а капитана Муравьева (Николая Николаевича, впоследствии – Карского) послал к хивинскому хану с письмом, в котором цветистыми восточными фразами выражал желание «из цветов сада дружбы сплести приятный узел соединения с ним неразрывной приязнью» и просил его «отпереть русским ворота дружбы и любезных сношений». «В письмах этих, – говорит Ермолов, – употреблены мною сверх того скромные выражения и собственно на счет мой, например: «великий и могущественный главнокомандующий» и тому подобные. Долго писал я обыкновенным образом, но приметил, что здравое суждение не столько понятно здешним народам, сколько пышная глупость».

«Не смотрите, как европеец, на средства лести, – писал он, между прочим, и в предписании к Муравьеву, – между народами азиатскими употребление лести обыкновенно, и вы имеете выгоду не страшиться быть расточительным в оном».

Поручение, данное Муравьеву, заключалось главнейшим образом в том, чтобы склонить хивинского хана направлять торговые караваны не на Мангышлак, куда они приезжали после тридцатидневного пути по безводным и песчаным степям, а по новому пути, дававшему возможность в семнадцать дней достигнуть Красноводска, лежащего при Балаканском заливе; в Красноводске же ко времени прибытия караванов должны были приходить и русские купеческие суда из Астрахани для взаимной мены товаров.

18 июня 1819 года Муравьев отслушал в Тифлисе в Сионском соборе напутственный молебен и отправился в дорогу, почти не надеясь на возвращение. Несчастный пример Бековича, так ужасно окончившего свое полувоенное, полудипломатическое поручение, известная жестокость тогдашнего хивинского хана Магомед-Рахима, наконец, трудное степное путешествие не обещали новому посланнику ничего утешительного.

В Баку Муравьеву пришлось прожить несколько дней, пока снаряжалась команда, назначенная сопровождать Пономарева. Тут же на рейде стоял уже совершенно готовый к отплытию восемнадцатипушечный корвет «Казань», на котором путешественникам предстояло совершить переезд через море, и при нем купеческий шкоут «Святой Поликарп», предназначавшийся для перевозки тяжестей. В ожидании отплытия офицеры корвета устраивали морские прогулки; компания отправлялась обыкновенно к домику, стоящему на берегу и называемому морскими банями. Муравьев отмечает в своем путевом дневнике, что туда приходилось плыть мимо развалин большого караван-сарая, скрытого теперь под водою в полуверсте от берега; из-под воды показываются только одни верхушки его башен. Неизвестно, когда и вследствие какой катастрофы здание это погрузилось в море, но о нем упоминает в своем описании Каспийского моря и Соймонов, участник экспедиции петровского времени.

18 июля корвет вышел, наконец, в открытое море, и после десятидневного плавания путешественники увидели туркменский берег. 29-го числа Муравьев с Пономаревым в сопровождении шести матросов отправились к берегу на двенадцативесельном баркасе, вооруженном коронадой и двумя фальконетами. И здесь, в самом начале экспедиции, Муравьеву пришлось уже встретить суровые испытания. Так как предполагалось возвратиться в тот же вечер на корвет, то не позаботились взять с собою воды и продовольствия. А рекогносцировка берега не привела между тем ни к каким результатам; нигде не было даже признаков близкого туркменского кочевья. Муравьев отправился было в обратный путь, как вдруг поднялась сильная буря; волны, гонимые ветром, высоко вздымаясь, затопляли баркас и вынудили наконец снова высадиться и ночевать на берегу. Обстоятельство это немало встревожило маленькую партию. Бури в тех местах продолжаются иногда по неделям, а наши путники не имели с собою ни воды, ни хлеба; к тому же ежечасно можно было ждать нападения хищных туркмен, которые в те времена пользовались бурями, чтобы захватывать прибиваемые к берегам суда промышленников.

Приближалась ночь. Фальконеты были сняты на берег, и команда расположилась ночевать на бугре, приняв строгие меры военной предосторожности. В то же время, чтобы дать о себе весть на корвет, разложили огромный костер, благо отличное топливо – прибрежный камыш – было под рукой в неистощимых размерах. К утру положение команды стало еще тяжелее; буруны не уменьшались, а последние сухари были съедены, и воды не осталось ни капли. Томимые жаждой, люди глотали морскую воду, но от нее тошнило и появлялись боли в желудке. Вдруг огромная волна совершенно затопила баркас. И хотя матросы тотчас кинулись спасать его и, успев сбросить в море коронаду, вытащили судно на берег, но оно оказалось поврежденным. Тогда попытались еще раз найти кочевье или пресную воду, но безрезультатные поиски только напрасно утомили людей. Муравьеву оставалось, по его собственному выражению, «сидеть у моря и ждать погоды». В случае крайности решено было бросить баркас и фальконеты и пешком пробраться в Астрабад. К счастью, на третий день погода утихла, баркас был исправлен, и 31 июля команда возвратилась на корвет.

При отсутствии карт не было никакой возможности определить хотя приблизительно даже место, где находились путешественники. К счастью, на следующее утро увидели несколько туркменских киржимов, лодок, плывших около берега. Надо было остановить хоть одну из них, чтобы добыть языка, и с этой целью с корвета был сделан холостой пушечный выстрел. Но туркмены не поняли сигнала, напротив, перепуганные выстрелом, налегли на весла. Тогда по ним пустили два ядра и отправили в погоню шестерку с вооруженной командой. Одна из лодок была отрезана; туркмены, бывшие на ней, бросились на берег, но хозяин лодки, Девлет-Али, был захвачен и привезен на корвет. Это был шестидесятилетний старик из почетного сословия. От него узнали, что место, где была сделана высадка, носит название Белый бугор, или Ак-Тепе, что южнее лежит Серебряный бугор, а между ними стоит большое кочевье туркмен рода Гасан-Кули, где живет и старшина Киат, один из ездивших к генералу Ртищеву депутатов от туркменского народа.

Благодаря этим указаниям явилась возможность ориентироваться. 3 августа путешественники подплыли к Серебряному бугру и послали старика известить ближайшие кочевья о прибытии к их берегам русского корвета. Туркмены не замедлили явиться, а вслед за ними прибыл и сам Киат-ага – лицо весьма значительное, которому повиновались несколько старшин вместе с их родами. Принятые как гости, со всевозможной предупредительностью, туркмены скоро освоились с русскими настолько, что просили Муравьева показать им, «как русские солдаты играют ружьями». «Мы слышали от стариков, – говорили они, – что ваши солдаты так выучены, что если один топнет ногою, то, сколько их ни есть, все топнут разом». Им показали учение с пальбою, и они чрезвычайно дивились ему. Киат отвел Муравьева в сторону и предупредил его, чтобы солдаты, ездившие на берег за водою, были осторожны и не расходились поодиночке. «Персияне, – сказал он, – подкупили туркмен, не наших, а других аулов, и по вам будут стрелять из камышей». Лучшей мерой в сношениях с азиатами, впрочем, всегда была собственная осторожность, и благодаря строгому порядку, заведенному Муравьевым, в продолжение всей долгой стоянки у Серебряного бугра не было ни одного несчастного или неприятного случая. А стояли здесь долго; около месяца потребовалось на то, чтобы обозреть берега и составить описание и карты. Лишь 10 сентября корвет прибыл наконец к Красноводску, и здесь начались приготовления Муравьева к поездке в Хиву.