Кровавый плацдарм. 49-я армия в прорыве под Тарусой и боях на реке Угре. 1941-1942 - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Михеенков cтр.№ 37

Трофеи: 4 дальнобойных орудия, 3 ручных пулемета, 11 автомашин.

Штадив — СЛОБОДА.

6. 217 СД, преследуя отходящего пр-ка, к 12.00 овладела МАЛЫДЕВО, КАСИМОВКА и вышла восточный берег р. РЕССА.

740 СП — сев. окр. КАСИМОВКА; 755 СП — зап. окр. КАСИМОВКА; 766 СП — р-н леса 500 м ю.-в. КАСИМОВКА, наступает во втором эшелоне за 755 СП. Штадив — МАЛЬЦЕВО.

7. 154 СД в течение дня, продолжая наступление в направлении ХАРИНКИ, в 12.00 овладела МОЧАЛОВО, ТРУФАНОВО, к 13.00, преодолевая сопротивление пр-ка, вела бой за овладение МОЖИНО, ЛАБЕКИ и ведет бой 400 м юго-вост. БЛИНОВО.

8. 238 СД из р-на КОРЬ в 14.30 выступила в направлении ДОЛИНА, ШУКЛЕЕВО, имея задачей наступать за 133 СД.

9. Соседи: справа — 53 СД ведет бой за овладение КОСАЯ ГОРА; слева — 340 СД ведет бой за овладение ГОРОХОВКА.

10. Связь: с дивизиями — радио, телефон, телеграф, офицерами связи. С 154 СД телефон через 217 СД. Опергруппой — телефон, телеграф, радио. Со штабом фронта — радио, БОДО.

11. Погода: ясно, ветер сев., 2 м в сек. Видимость 15 км. Температура — 15 градусов холода.

Начальник штаба 49 Армии полковник ВЕРХОЛОВИЧ.

Военком штаба Армии ст. бат. комиссар СЫРОЕГИН.

Зам. нач. оперотдела Штарма подполковник ЛЕДНЕВ» .

Итак, армия наступала, занимала новые и новые населенные пункты, отодвигала фронт на запад. Но Жукова не удовлетворяли темпы наступления. Как никто другой, он чувствовал симптомы усталости войск и понимал, что последует за остановкой наступления.

— Была у нас там, под Юхновом, с Иваном такая история. К нам во взвод прислали пулеметный расчет. «Максим» и при нем трое пулеметчиков. Куда мы, туда и они. Земли копать им пришлось много. Но мы им помогали. Пулемет при взводе — это сила. В бою всегда прикроют.

Раз вышли мы на старые позиции, с сорок первого года еще остались — окопы, траншеи, даже землянки. Заняли мы их. А утром немец контратаковал и нас с той позиции вышиб одним махом. Летели мы оттуда, друг друга обгоняли. Правда, никого не потеряли, двоих только ранило. Ротный злой. Бегает, матерится, наганом нас в бока толкает. И — к пулеметчикам: «Где пулемет? Бросили?!» Те стоят, моргают. А пулемет действительно бросили. Пулемета при них нет. «Не будет вам трибунала! — кричит им ротный. — Я вас сам приговорю и приговор тот исполню!» И посылает их назад, за ручей, к дороге, где мы только что сидели в тепле, в землянках. А там — немцы.

Нам бы надо куда-нибудь подальше отойти, пока он пулеметчиков сторожил и приговаривал своим ротным трибуналом, а мы рты разинули, смотрим, что дальше будет. И вот что дальше. Посмотрел он, ротный, по сторонам, нас с Иваном и еще троих из нашего взвода подзывает. И посылает нас с ними. Вот так мы и попали в штрафные.

Ну ладно, пулеметчики действительно сплоховали, материальную часть бросили. А нас-то за что?

Пошли. Идем, пулеметчиков ругаем, ну их кобыле в трешшину... А первым номером у них сержант был, такой бедовый огонь-парень, что я тебе дам!.. Шли, шли, и сержант тот говорит: «Стоп, ребята. Надо все обмозговать. Разведку надо послать». В разведку пошел он сам и нас с Иваном взял.

Вышли мы к дороге и вот что видим: на наших позициях стоят две повозки, запряженные в сани, а возле землянок немцы копошатся, человек семь. Пулеметы устанавливают. Пулеметов у них два. На станках. Подкручивают те станки, налаживают. Чтобы огонь вести в глубину дороги в нашу сторону. Словом, закрепляются на захваченных позициях.

Вернулись мы, начали решать, что делать дальше. «Гранату надо кинуть, — говорит нам сержант. — А как? От дороги не докинешь...» Не докинешь, точно. Там метров сто, не меньше. Ближе подойти невозможно. Кустарник кончается, и начинается чистое поле. Срежут из пулемета сразу, как только на той чистине появишься. «А вот что, ребята, — говорит сержант, — я один пойду. Давайте мне все гранаты. Я виноват, мне и искупать. Если у меня не получится, назад уходите. Вам эту позицию уже не взять».

Расстегнул ремень, распустил шинель пошире. Каску — долой. Гранаты за ремень, под шинель. И пошел по дороге прямо к немцам. А нам приказал стрельбу открыть сразу, как только он остановится.

Лежим, винтовки приготовили. Иван мне и говорит: «А что, если он и вправду сдаваться пошел? Ротный-то ему пулемета брошенного не простит...» У меня и у самого такая думка была, что пулеметчик нас за нос водит. Уж больно верткий малый. Подвел я прицел ему между лопаток и так держу.

А он идет по дороге, руками машет, вверх их поднял, кричит немцам: «Пан! Пан! Хенде хох! Сталин капут!» Немцам, видать, это понравилось. Увидели они его, вышли к дороге. Только один возле пулемета остался дежурить. Я тогда прицел на него перевел. А сержант, смотрю, руки опускать начал. Близко подошел, уже гранату докинуть можно. Но, видать, руки у него замерзли, начал их отогревать. Дышит на них, под мышки засовывает. Немцы ждут, винтовки приготовили, по сторонам смотрят. Тоже не дураки. Хотя наши дезертиры в ту пору шли к ним постоянно, и то, что появился еще один, сомнения у них не вызывало.

Как же, думаю, он изловчится гранату бросить? И тут он остановился. А приказ был какой? Стрелять сразу, как только он остановится. Я сразу выстрелил в того пулеметчика, который находился возле пулемета в открытом окопе. Ребята тоже открыли огонь. Иван в одну минуту всю обойму выпалил. А сержант кинул гранату, залег, откатился в кювет, за снежный горб, и оттуда еще одну гранату зашвырнул к немцам.

Когда мы подошли, он уже немецкий пулемет развернул и сидел за ним, улыбался.

Нашли они и свой пулемет. «Максимка» целый и невредимый стоял. Немцы его не тронули. Только ленту из приемника вытащили и в кусты зашвырнули. Ленту пулеметчики отыскали, на место вставили.

А дальше было вот что. Немцев мы собрали, сложили под соснами в снегу. Сержант разгорелся, азарт его взял, и говорит мне: «Беги к нашим, ротному доложи, что позицию отбили, захватили трохвеи, пускай назад возвращаются».

Куда ж тебя, думаю, парень, понесло кобыле в трешшину... Но приказ надо исполнять. Сержант прав. Раз вышла удача, надо дело и дальше поправлять.

Вернулись мы в свои окопы. Вечером комбат прибыл. Ездил он всегда на лошади, вместе со своим связным. Ночью к нам на усиление еще один взвод подошел.

А утром мы были уже в Юхнове.

Стрельба там шла всю ночь. Наши наступали. Нам приказано было держать дорогу, не пускать немца ни из города, ни в город. Ночью со стороны города показался обоз. Пять или шесть повозок. Пулеметчики наши сразу открыли огонь. Всех коней побили, душегубы. Коней жалко. Немцев там было мало, человек двенадцать. Остальные гражданские. Кто такие, мы так и не узнали. Их тут же забрали, повели в тыл. Некоторые были ранены.

Еще не рассвело, поступил приказ: сняться с позиций и двигаться вдоль дороги в сторону города. Город уже горел. Мы вошли в Юхнов без боя.