Красная Армия против войск СС - читать онлайн книгу. Автор: Борис Соколов cтр.№ 83

Применительно к уничтоженной и захваченной боевой технике можно предположить, что, как и в случае с пленными, имеет место двойной счет. Если данные цифры относятся только к окруженным войскам, то они, вне сомнения, были сильно преувеличены. У Корсунь-Шевченковской группировки танки были лишь у «Викинга», и их было не более 120, а вместе со штурмовыми орудиями — двести с небольшим. Надо также отметить, что несколько десятков единиц бронетехники все-таки смогли вырваться из «котла». Скорее всего, данные о потерях противника брались из донесений частей, соединений и армий, где были как двойной счет, так и сознательное преувеличение ущерба, нанесенного неприятелю. Ведь надо было уничтожить примерно столько же танков, сколько их раньше насчитала разведка, а она частенько преувеличивала численность немецкой бронетехники.

Также понятно, что и Конев, и Жуков в своих мемуарах стремились всячески приуменьшить число немецких солдат и офицеров, сумевших прорваться из корсуньского «котла». Ведь оба они отвечали за, чтобы не допустить прорыва. По утверждению Конева, сквозь четыре оборонительных линии внутреннего и внешнего фронта окружения не прошел вообще ни один немецкий танк или солдат. Как писал в своих мемуарах бывший командующий 2-м Украинским фронтом И. С. Конев, Гилле и другие генералы, выбравшиеся из окружения, вылетели из «котла» на самолетах, а не прорвались с боем через советские позиции. При этом маршал не учел, что вылететь из района окружения перед последним прорывом ни Гилле, ни кто-либо другой в принципе не мог, поскольку начиная с 14 февраля уже ни один самолет не мог приземлиться в «котле». Гилле же прорывался вместе со своей дивизией и, по свидетельству очевидцев, лично возглавил переправу остатков дивизии вброд через последнюю водную преграду — реку Гнилой Тикач. И еще Конев свидетельствует, что «ни в одном докладе и донесении не было сказано, что немцы прошли через какой-либо пункт или рубеж наших войск, занимающих оборону как на внешнем, так и на внутреннем фронтах». Да какой же советский командир дивизии или корпуса рискнет доложить вышестоящему начальнику, что окруженный неприятель прорвался через боевые порядки его частей! Получится, что генерал не выполнил боевую задачу, и вместо ордена и новой звезды на погоны ему может светить если не трибунал, то выговор.

Жуков, напротив, полагал, что «лишь нескольким танкам и бронетранспортерам с генералами, офицерами и эсэсовцами удалось вырваться из окружения и проскочить из района села Почапинцы в район Лисянки». Позднее советские и российские историки пришли к выводу, что на этих танках и бронетранспортерах смогли уехать ни много ни мало 8–9 тыс. человек. Это сколько же тогда единиц бронетехники должно было вырваться из «котла»! Если принять, что на одном танке или бронетранспортере могли ехать максимум 10–12 человек, то получается, что из окружения должно было выйти порядка 900 единиц бронетехники. А это в несколько раз больше, чем было у окруженных даже по самым смелым донесениям советской разведки. Думаю, что дальше доказывать абсурдность цифр, фигурирующих в советских донесениях и маршальских мемуарах, уже не надо. В последние годы некоторые российские историки говорят уже о 20 тысячах вырвавшихся из Корсунь-Шевченковского «котла». Что ж, для вывоза на броне такой оравы, я думаю, не хватило бы и всей бронетехники, имевшейся в тот момент у немцев на Восточном фронте. Потери же в 70 тыс. убитых, раненых и пленных теперь отнесли не только к окруженной группировке, но и к войскам, действовавшим на внешнем фронте окружения. Как мы увидим дальше, и эта цифра значительно преувеличена.

Обратимся теперь к немецким свидетельствам о Корсунь-Шевченковском (Черкасском) сражении. Манштейн утверждает в мемуарах: «Первая танковая армия получила приказ как можно скорее завершить разгром окруженных на ее левом фланге частей советской 1-й танковой армии. 3 тк должен быть в самое ближайшее время высвобожден с этого участка. Вместе с 16, 17 тд, лейбштандартом и полком тяжелых танков под командованием Веке, особенно отличившимся в последнем сражении, его необходимо было перебросить на участок, где теперь наметился кризис, 1-я танковая дивизия при первой возможности должна была последовать за ними.

Перед 8-й армией была поставлена задача снять с занимаемого ею участка 3 тд 47 тк и сосредоточить ее у места прорыва. Из состава 6-й армии было приказано выделить для усиления этой группировки еще 24 тд. Однако, когда последняя прибыла туда, Гитлер приказал возвратить ее группе армий «А», так как обстановка на никопольском плацдарме становилась угрожающей. Она подошла туда, однако, слишком поздно.

По приказу командования группы армий оба корпуса должны были нанести удар силам противника, окружившим 42 и 11 ак, во фланг и в тыл: корпус 1-й танковой армии — с запада, корпус 8-й армии — с юга.

Командование группы армий сосредоточило сравнительно большое количество дивизий, чтобы деблокировать окруженные корпуса. Это было необходимо, так как противник бросил в этот район с северо-западного и с восточного направлений не более и не менее как двадцать шесть стрелковых дивизий и семь-восемь танковых, механизированных и кавалерийских корпусов. Использование такого большого количества дивизий объясняется тем, что, за исключением свежих и пополненных соединений, советские дивизии имели неполный состав. Задача наших обеих ударных групп состояла в том, чтобы перерезать тыловые коммуникации скопившегося здесь большого числа соединений и затем уничтожить их концентрическими атаками. боем через советские позиции. При этом маршал не учел, что вылететь из района окружения перед последним прорывом ни Гилле, ни кто-либо другой в принципе не мог, поскольку начиная с 14 февраля уже ни один самолет не мог приземлиться в «котле». Гилле же прорывался вместе со своей дивизией и, по свидетельству очевидцев, лично возглавил переправу остатков дивизии вброд через последнюю водную преграду — реку Гнилой Тикач. И еще Конев свидетельствует, что «ни в одном докладе и донесении не было сказано, что немцы прошли через какой-либо пункт или рубеж наших войск, занимающих оборону как на внешнем, так и на внутреннем фронтах». Да какой же советский командир дивизии или корпуса рискнет доложить вышестоящему начальнику, что окруженный неприятель прорвался через боевые порядки его частей! Получится, что генерал не выполнил боевую задачу, и вместо ордена и новой звезды на погоны ему может светить если не трибунал, то выговор.

Жуков, напротив, полагал, что «лишь нескольким танкам и бронетранспортерам с генералами, офицерами и эсэсовцами удалось вырваться из окружения и проскочить из района села Почапинцы в район Лисянки». Позднее советские и российские историки пришли к выводу, что на этих танках и бронетранспортерах смогли уехать ни много ни мало 8–9 тыс. человек. Это сколько же тогда единиц бронетехники должно было вырваться из «котла»! Если принять, что на одном танке или бронетранспортере могли ехать максимум 10–12 человек, то получается, что из окружения должно было выйти порядка 900 единиц бронетехники. А это в несколько раз больше, чем было у окруженных даже по самым смелым донесениям советской разведки. Думаю, что дальше доказывать абсурдность цифр, фигурирующих в советских донесениях и маршальских мемуарах, уже не надо. В последние годы некоторые российские историки говорят уже о 20 тысячах вырвавшихся из Корсунь-Шевченковского «котла». Что ж, для вывоза на броне такой оравы, я думаю, не хватило бы и всей бронетехники, имевшейся в тот момент у немцев на Восточном фронте. Потери же в 70 тыс. убитых, раненых и пленных теперь отнесли не только к окруженной группировке, но и к войскам, действовавшим на внешнем фронте окружения. Как мы увидим дальше, и эта цифра значительно преувеличена.