…И, судя по яркому, кричаще дорогому оперению, а также по надменному и слегка растерянному взгляду (сколько раз он встречал такие у новоявленных богачей!), в больницу действительно пожаловала та птичка, какую они и ждали.
Дима пронаблюдал триумфальное вхождение Сладковой в корпус (больные в пижамах и потертых халатах — те и вовсе с раскрытыми ртами позастывали), вернулся на пост под окна Надиной палаты, еще раз набрал ее номер и коротко отрапортовал:
— Она.
Теперь судьба их плана опять в руках Надежды.
И еще — Всевышнего. Как его упросить, чтобы он задержал летние сумерки?..
Надя
Она специально постаралась привести себя в антипорядок . Волосы заколоть в ужасный, совсем не идущий ей хвост. Смыть с лица тональник и стереть блеск для губ. И даже — безотказное средство, еще со школы действовало, когда требовалось учителей разжалобить, — положить под глаза темно-синие тени. Если не перебарщивать да хорошенько их растушевать — идеальные получаются синяки под глазами. Сладковой должно понравиться.
Отличница ее усилия оценила. С порога, вместо «здрасьте», заявила:
— Да уж, Митрофанова. Плохо выглядишь.
Сама нуворишка смотрелась прекрасно: сияла свежим, явно из дорогого СПА-салона лицом, и прическа хороша — с виду небрежная, но явно созданная дорогим мастером.
Надя тяжело, будто и правда из последних сил, поднялась с кровати навстречу Сладковой:
— Привет, Люда! Я действительно очень рада, что ты пришла… Согласилась меня выслушать…
— Покаяние Митрофановой, — хмыкнула та. — Правда, что ли, умирать собралась? А что — местечко для отхода в мир иной подходящее. — Она обвела взглядом крошечную палату и поинтересовалась: — У всех в России теперь такие? Или тебе за особые библиотечные заслуги выделили?
«Ну, ты-то у нас в Швейцарии лечишься», — злобно подумала Митрофанова. И робко улыбнулась Сладковой:
— Просто у меня состояние тяжелое, нужен полный покой… вот отдельно и положили.
— А чего с тобой случилось? — равнодушно поинтересовалась бывшая отличница. И пошутила: — Неужели ранний климакс?!
— Нет, — не стала язвить в ответ Надя. И объяснила: — Несчастный случай. У меня в квартире газ взорвался.
Она внимательно уставилась на Сладкову — вдруг та чем-нибудь себя выдаст?
Однако Людка держалась прекрасно. Лишь пожала плечами и презрительно произнесла:
— На плите, наверно, столетней давности готовишь. И тягу не проверяешь.
Она устроила взрыв? Не она?
Надя вздохнула и обратилась к бывшей отличнице:
— Давай сумку. Садись.
Указала на стул подле своей кровати и протянула руку за Людкиной сумкой.
Вот оно — самое слабое звено мужского плана.
Надя, женщина , прекрасно знала: свою сумочку девушка без особой нужды в чужие руки не отдаст и вдали от себя не бросит. Потому как там — множество вещей, кои могут понадобиться в любой момент: зеркальце, и помада, и телефон, плюс от неловкого чужого движения вылететь из сумки может все, что угодно, — от невинного презерватива в упаковке до — о ужас! — использованной прокладки.
Что ж. Придется играть.
— Ох… — потрясенно выдохнула Надя, будто только что рассмотрела сумочку. — Это у тебя что… настоящая «Баленсиага»?
— Ты чего, Митрофанова? — возмутилась Сладкова. — Я тебе не студентка с таким отстоем ходить!
Сама Надежда, чья единственная приличная сумка как раз была от «Баленсиаги», — чуть не поперхнулась.
— Не видишь, что ли: «Вюитон». — Сладкова назидательно ткнула пальцем в лейбл. И милостиво протянула сумку Наде.
Митрофанова трепетно приняла поклажу. Робко сказала:
— Лейбл-то совсем маленький… А я думала… «Вюитон» — это когда повсюду значки… Ну, знаешь, такие, с завитушками!
— Это когда у негров покупаешь, по десять долларов за штуку. Где-нибудь на площади Сан-Марко. (Это в Венеции.) А настоящий «Вюитон» в навязчивой рекламе не нуждается, — снисходительно просветила ее Сладкова. — Кто понимает, и без нашлепок отличит, где настоящая вещь. Наоборот, чем дороже, тем лейбл меньше. Фирма считает, что вместо этикетки качество должно само за себя говорить.
«Болтай, болтай! Не останавливайся!» — взмолилась про себя Надя.
И приподняла роскошную сумку повыше. Вроде хочет в последних лучах заходящего солнца ее как следует рассмотреть.
Восхищенно выдохнула:
— Да-а! Классно сделано!.. Строчки ровнехонькие, стежок к стежку, и замок — будто золотой!..
— А он золотой и есть, — хмыкнула Людмила. — Не отличаешь, что ли, позолоту от цельного слитка?..
Ей Надины восторги явно льстили.
— Я ее пока поставлю на окно? — неожиданно сменила тему Митрофанова. — Чего на коленях держать? Тем более мы с тобой чай будем пить, я сейчас заварю, у меня и чайник есть, и заварка, и конфеты…
«Сейчас скажет: «Нет». И все пропало».
Но Люда, к счастью, подвоха не заподозрила. Снисходительно ухмыльнулась:
— Ого, какой теперь в России, в больницах, сервис… Даже чаю в палате можно выпить.
И про свою драгоценную сумку — ни слова.
— Слушай, может, воды принесешь? — продолжала атаковать Надя. — Вон на тумбочке чайник, а туалет — та дверь.
И она демонстративно откинулась на подушку:
— Я б и сама принесла, но у меня часто голова кружится.
— Да-а, крепко тебя приложило, — снова усмехнулась Сладкова. — Позор: с газом не смогла разобраться. А еще считаешься хорошей хозяйкой!
Подхватила чайник и, вызывающе цокая огромными каблуками, засеменила к туалету. А Надя, едва бывшая одноклассница повернулась к ней спиной, щелкнула роскошным замочком «Вюитона». Распахнула сумку…
Ключи — по форме напоминающие квартирные — к счастью, лежали сверху. Надя схватила их, одним прыжком подскочила к окну и швырнула связку вниз.
Людмила с чайником в руках вернулась очень быстро.
Надя даже не успела увидеть: поймал Полуянов ключи или нет?
Дима
Семь с половиной минут.
Даже если бы неповоротливый лимузин тронулся с ним одновременно, ему ни за что не домчать столь быстро.
Чтобы добраться до квартиры (десятый этаж, лифт, к счастью, подошел сразу), надо еще две минуты. Надина бывшая одноклассница на своих несуразных каблуках явно поднималась бы дольше.
Теперь ключи.
Опытному взломщику, чтобы определить, какой из них подходит к какому замку, нужно не более секунды. Дима, человек законопослушный, потратил на опознание почти минуту — и здесь Сладковой, хозяйке , проиграл. Но ведь и звонка от Надьки — та обязана сообщить немедленно, когда Людка ее покинет, — тоже пока не было. Будем надеяться, девчонки до сих пор сидят в палате. Пьют чай. И пытаются побольней уколоть друг друга.