Крио - читать онлайн книгу. Автор: Марина Москвина cтр.№ 48

С Казей Аронсоном, ближайшим соседом, Макар иногда расписывал «пульку». Вид у его партнера был унылый и помятый. Скорняк Аронсон попал на поле брани вторым эшелоном, когда военное ведомство уже скребло по сусекам.

Казю подбили сразу, лишь только он выскочил из окопа. Немецкие и русские солдаты сидели, зарывшись в землю как кроты, вяло перестреливаясь, тянули лямку окопной жизни, нет, Казимиру надо было выскочить с криком:

– Хватит безобразничать! Тут ведь живые люди!

С легкой руки Макара это превратилось в анекдот, но факт налицо, и Макар всячески подтрунивал над Аронсоном, когда тот похвалялся новичкам, как он дрался грудь на грудь с немцем, что они сражаются зверьми, но часто идут в атаку вдребезги пьяными, а стоит немцу-перцу-колбасе задать стрекача – их встретят пощечинами немецкие лейтенанты.

– Вот так, вот такие дела, – приговаривал Аронсон. – Я много могу рассказать, лучше не спрашивайте!

Это был очень искушенный картежник. Бывало, возьмет колоду, взвесит на ладони и скажет:

– Одной карты нет.

Макар тоже тертый калач – подержит колоду на весу и прибавит:

– Семерки треф…

– Как вы угадываете? – изумлялась Маруся, меняя ему бинты в перевязочной.

Макар млеет, вдыхает запах Маруси – свежих бинтов, подсолнуха, грецких орехов, йода, полыни… Всё – в ожидании Небесной или в ее присутствии – будило в нем чувство благодарности, блаженства. И он чуял ее приближение по каким-то неясным признакам, легкому головокруженью, звону колокольчика в ушах. Макар ждал, не выдерживая нестерпимого света и нестерпимого жара и взлета, мгновение за мгновением всматриваясь в дверной проем…

Солнечный луч прорезывал тучи – в палату входила Маруся. В этот миг Стожаров освобождался от всех тревог. Едва очнувшись, он пребывал в неведомом доселе душевном подъеме, нигде ни в чем ему не чудилось преград, хмель бродил в голове, тело требовало ходу. Почувствовав внезапную боль любви, Стожаров просто сошел с рельсов, ну и не смог дольше сдерживаться, хотя знал, знал, бездельник, что у нее есть жених, краснощекий и плотненький мальчуган, он к ней прибегал каждую свободную минуту.

Парень поднял шурум-бурум, она теперь ходит мрачнее тучи, а на Макара даже и не глядит.

Октябрь 1915 года выдался дождливым, по утрам стояли густые синие туманы, пахло гарью, то ли от пожаров, то ли от костров, которые жгли мальчишки. Наворуют с краев огородов картошки, засядут где-то в оврагах да пекут ее в яркой сияющей золе до горелых корок.

Томительными осенними вечерами Стожаров до одури наливался чаем и вслух читал соседям «Витебские губернские вести». Это был театр одного актера.

На первой полосе в каждом номере громыхали приказы Верховного Главнокомандующего и прочих военачальников. Макар оглашал их важно и торжественно, выпячивая грудь в бинтах, якобы увешанную орденами Святого Георгия, Александра Невского, Белого орла, Святого Владимира и Станислава с мечами и бантами, четырех степеней.

– «Во время отхода наших армий из Галиции, – Макар с головой нырял в образ генерал-адъютанта Иванова, портрет которого украшал заглавную полосу «Губернских новостей», – при участии наших врагов, – голос у Стожарова густел, спускался в нижние регистры, – стали усиленно распространяться различные необоснованные слухи об обнаруженном предательстве. Слухи эти распускаются для того, – продолжал Макар, обводя палату сумрачным взглядом из-подо лба, – чтобы, пользуясь временно ниспосланным нам испытанием, внести смуту в рядах нашей доблестной армии и подорвать в населении веру в начальников».

Тут он страшно надувался, – так, Макару казалось, и должен выглядеть генерал, в свое время без единого выстрела усмиривший мятежный Кронштадт. У генерала от артиллерии Иванова был личный метод подавления волнений в армии, безотказно сработавший дважды: десять лет назад в Кронштадте, и в недалеком будущем он успешно использует эту находку – в феврале 1917-го на станции Дно, где встанет эшелон с революционно настроенным Петроградским гарнизоном.

Главным оружием Николая Иудовича служила его лопатообразная борода.

Приблизившись к мятежникам, имел он обыкновение гаркнуть что есть мочи: «На колени!!!» И бунтовщики послушно исполняли приказание. После чего бывали разоружены, а самые строптивые арестованы и взяты под стражу.

– «Твердо верю, – Макар грозно сдвигал свои белесые брови и оглаживал тощий ус – жалкое подобие пышной растительности на лице генерала Иванова, однако не оставалось сомнений, что это фигура с чрезвычайными полномочиями в золотых эполетах и наградной саблей на боку, усыпанной бриллиантами (еще за Японскую при Мукдене!), – ТВЕРДО ВЕРЮ, – Макар так и нажимал на магические «вера», «верные», «взирать и верить», обращавшие чиновничий циркуляр в магическое заклинание, – верные сыны Святой Руси, зная, что я непреклонно стою на страже интересов службы его величества и не допущу никаких послаблений, будут спокойно взирать на грядущее и верить, что с Божьей помощью мы доведем свое трудное дело до победного конца, несмотря на злобные козни наших врагов».

– Снова евреи во всем виноваты, – вздохнул Аронсон.

– А кто ж еще? Немец да евреи, – хрипло высказался приковылявший в палату сторож, инвалид Теплоухов. – Знаем мы ваши подземные телефоны! Шпиёны! Все военные тайны немцу разболтали.

– Это какие такие телефоны? – удивился Стожаров.

– Рази не слыхал? – вяло объяснил Теплоухов. – Жиды телефоны держат в пузе у коров. А золотишко припрятывают под крылами у специально науськанных гусей. Те летят и так и перебрасывают его к неприятелю, так и перебрасывают…

– Ну что ты всё брешешь, Теплоухов? – сказал Макар. – Вожжой бы тебя поперек спины!

– Он в штыковую атаку ходил? – крикнул Аронсон. – Он болотную воду глотал?! Такие, как он, душегубы готовы и в лазарете затеять погром!

– Я бы затеял, – апатично заметил Теплоухов, – будь у меня в наличии весь комплект, – и он горестно махнул культей.

– Слава Создателю, этот хмырь неукомплектован, только бы не сглазить, – задиристо отозвался Казя.

Список убитых и без вести пропавших воинов нашей «доблестной армии», «верных сынов Святой Руси» по Витебской губернии Макар норовил проскочить, больно уж траурно звучал этот мартиролог, но Казимир: огласи да огласи.

Макар скрепя сердце оглашал:

– «Поредиков Терентий, Буров Харитон, Можештейн Борух, Фелициантов Лейтер, Вельдман Мендель, Зельцер Шев-Герц, Хейсаман Иосиф, Цыганов Гаврила Васильевич, Щукин Константин, Федченко Анаисим, Сафонов Ефрем…» – и так на полосу, а то и больше, а супротив каждого имени – вероисповедание: православный или иудей, как будто это теперь могло иметь хоть какое-нибудь значение.

В скорбном списке потерь было порядочно знакомых имен, близких для Казимира. И да простит ему Господь, иной раз Казя с грустью бормотал:

– Эх, плакали мои двадцать пять рублей, взятые покойником всего-то за три месяца до призыва. Ну ладно, чего там горевать. Сегодня он, а завтра я за ним в братскую могилку. Все мы равны тут – и живые, и мертвые…