Такое объяснение вполне удовлетворило присутствующих. Как уже говорилось, если ты шесть месяцев в году живёшь активной жизнью, а остальные шесть в полной или относительной дремоте и если в это время появляются гости или дела, то невозможно соблюдать правильный режим сна. Зверьки хорошо знали, что Барсук, плотно позавтракав, удалился в свой кабинет, расположился в кресле, прикрыл морду шёлковым носовым платком и «занят» тем, чем ему и положено заниматься в эту пору.
Задребезжал дверной звонок. Крыс послал младшего ёжика Билли посмотреть, кто там. В прихожей раздалось громкое топанье, и Билли вернулся в сопровождении Выдра, который бросился к Крысу с объятиями и радостными возгласами.
– Уйди! – заголосил Крыс с набитым ртом.
– Я знал, что вы здесь и всё в порядке, – радостно заявил Выдр. – Когда я утром вышел на берег, там все словно с ума посходили. Крыса не было дома всю ночь, Крота тоже, случилось что-то ужасное. А все следы, конечно, снегом засыпаны. Но я-то знаю, что, если с кем что случается, идут к Барсуку, он, по крайней мере, всегда в курсе. Я и побежал сюда прямо через Чащу. И до чего же здорово было бежать по снегу, когда красное солнце поднималось и пробивалось сквозь чёрные стволы деревьев! Кругом тишина, и только всё время целые сугробы с ветвей – хлоп! – так что от неожиданности отскакиваешь в сторону. За ночь на ровном месте выросли снежные замки, гроты, мосты, террасы, стены – я мог бы там часами резвиться! Кое-где огромные сучья обломились под тяжестью снега, а по ним вприпрыжку разгуливают снегири, довольные, важные, как будто всё это они сделали. Высоко в сером небе пронеслись рваным строем дикие гуси, несколько грачей покружились вокруг деревьев, понаблюдали и с недовольным видом убрались прочь. Не было только никого, чтобы узнать что-нибудь. Где-то на полпути я встретил кролика, он сидел на пеньке и умывал свою глупую морду. Ух, как он перепугался, когда я подкрался сзади и положил ему тяжёлую лапу на плечо! Пришлось дать ему подзатыльник, чтобы привести в чувство. Наконец я из него выжал, что прошлой ночью кто-то из его сородичей видел в Дикой Чаще Крота. Все, сказал он, обсуждали, что Кроту, близкому другу мистера Крыса, здорово досталось, что он заблудился в Чаще, а «они» вышли на охоту и гнали его по кругу. «Так почему же вы ничего не сделали? – спросил я. – Пусть вы не очень умны, но вас же много – сотни толстых, здоровенных парней, ваши ходы идут во всех направлениях. Могли бы взять его к себе, чтобы он был в безопасности, или, во всяком случае, хоть помочь». Но он только уставился на меня: «Как, мы? Кролики?? Что-то делать???» Так что я ещё раз наподдал ему и ушёл. Делать было нечего, зато я кое-что узнал. Конечно, повстречайся мне кто-нибудь из «них», я бы узнал ещё больше, не то «они» бы у меня узнали!
– И ты… совсем не нервничал? – спросил Крот, вздрагивая от ужаса при упоминании о Дикой Чаще.
– Нервничал? – Выдр засмеялся, показав два ряда острых белых зубов. – Это они бы у меня, знаешь, понервничали. Крот, не в службу, а в дружбу, поджарь несколько ломтиков ветчины. Я жутко голодный, а мне надо о многом поговорить с Крысиком, давно с ним не виделись.
Крот нарезал ветчину, велел ежатам поджарить её и вернулся к прерванному завтраку, а Крыс и Выдр, склонившись друг к другу, увлечённо беседовали о речных делах, и была их беседа долгой, ибо дела всплывали одно за другим, как пузырьки на водной глади.
Тарелка с жареной ветчиной опустела и ещё не наполнилась заново, когда к гостям, зевая и потягиваясь, вышел Барсук. Он приветствовал всех, как обычно, просто и дружески, для каждого находя ласковое слово.
– Дело к полднику, – заметил он Выдру. – Небось проголодался по утреннему морозцу.
– Ага. – Выдр подмигнул Кроту. – От одного вида, как эти жадные ежата набивают брюхо жареной ветчиной, я падаю в голодный обморок.
Ежата, не очень наевшиеся овсянкой и к тому же уставшие от тяжкой работы (они жарили ветчину), застенчиво глянули на Барсука, но сказать что-нибудь постеснялись.
– А вы, юноши, отправляйтесь к вашей мамочке, – благодушно махнул им лапой Барсук. – Дорогу вам покажут. Думаю, что обедать вам сегодня уже не захочется.
Он потрепал их по иглам, дал каждому по монетке, и они удалились, почтительно помахивая кепками и приглаживая шевелюру. Остальные сели полдничать.
Крот сел рядом с Барсуком и, пока Крыс с Выдром судачили на неисчерпаемую тему Реки, воспользовался случаем поговорить про то, как ему здесь нравится и вообще всё – почти как у него дома.
– Забравшись под землю, – говорил он, – ты ни от кого не зависишь. Ничего с тобой не случится, никто до тебя не доберётся. Ты сам себе хозяин, не надо никого ни о чём спрашивать. Там, наверху, идёт всё своим чередом – и пусть, тебе ни до чего дела нет. А если захочешь – вылез наверх, и всё к твоим услугам.
Барсук просиял.
– И я говорю то же самое, – ответил он. – Только под землёй можно найти мир, покой и безопасность. Станет тебе тесно, простора захочется – за чем дело стало: рой да копай, и все дела! Чувствуешь, что дом великоват, – закрой один-два тоннеля, и опять-таки все дела! Ни рабочих, ни прохожих, никто не заглядывает через забор, а на погоду вообще ноль внимания. Вот, возьмём Крыса. Поднимется на пару футов вода, и ему надо снимать где-то на время комнату: неудобно, тревожно и страшно дорого. Теперь Жаб. У меня нет претензий к Жабсфорду, это лучшее из здешних строений, но это – зда-ни-е! Если вдруг, скажем, пожар – куда денется Жаб? Если ураган крышу снесёт, стена осядет или даст трещину, стекло в окне разобьётся – куда денется Жаб? Если протечёт в комнатах (ну, протечек я сам терпеть не могу) – куда денется Жаб? Нет, снаружи и наверху хорошо гулять и работать, но возвращаться надо всегда под землю, иначе это не дом.
Крот горячо согласился, и Барсук окончательно проникся к нему полной симпатией.
– Пополдничаем, – сказал он, – и я покажу тебе моё жильё. Я уже вижу, что ты сумеешь оценить его. Ты правильно понимаешь, каким должен быть дом, я уже вижу.
После полдника Крыс и Выдр пересели к камину и начали жарко обсуждать проблему речных угрей. А Барсук засветил фонарь и позвал Крота за собой. Они прошли через зал, спустились по одному из главных тоннелей, и вокруг в неверном свете фонаря заплясали провалы больших и маленьких помещений, размером со стенной шкаф и не уступающих парадным залам Жабсфорда. Узкий перпендикулярный ход вывел их в другой коридор, и там всё повторилось сызнова. Крот растерялся от размеров, протяжённости, разветвлений, длины сумрачных переходов, количества доверху набитых чуланов и от того, что всё вокруг было из камня – мостовые, арки, колонны.
– Откуда у вас взялись силы и время всё это выстроить? – спросил он. – Ведь это невероятно!
– Это было бы действительно невероятно, – просто отвечал Барсук, – если бы я это делал сам. Но я здесь ничего, по сути, не делал, только по мере необходимости расчищал чуланы и коридоры. Их ещё много вокруг. Я вижу, ты не понимаешь. Я объясню. Видишь ли, когда-то, давным-давно, там, где теперь шумит Дикая Чаща, был город. Человеческий город, понимаешь? Здесь, где мы с тобой сейчас стоим, жили люди. Жили: ходили, говорили, спали, работали. Здесь они держали лошадей, воевали, пировали и торговали. То были сильные, богатые люди и великие строители. Они строили на века и думали, что город их будет вечен.