Перебежчики из разведки. Изменившие ход "холодной войны" - читать онлайн книгу. Автор: Гордон Брук-Шеферд cтр.№ 50

Портрет, который Шевченко дает своему шефу, не сильно отличается от тех представлений, что существуют на Западе: холодный, настойчивый, сдержанный, неутомимый, без юмора, и прежде всего высокий профессионал, робот типа Талейрана в том, что касается дипломатического искусства. Однако Шевченко сумел пролить новый свет на эту известную фигуру. На Западе Громыко называли «Мистер Нет», он был воплощением советской враждебности и непримиримости, а Шевченко утверждает, что он на самом деле был настолько поглощен советско-американскими отношениями и необходимостью держать их «на ровном киле», что сторонники жесткого курса в Политбюро часто критиковали его за излишнюю приверженность к «реальполитик». Критика приглушилась, когда в 1973 году Громыко самого ввели в Политбюро. С тех пор и до постепенного отхода на задний план при Горбачеве у него была прочная база для действий, какой он раньше никогда не имел, но он и не стремился к обретению более широкой власти в партии. Один из секретов его выживаемости состоял в том, что он был уникально ценен в своей сфере и не старался выходить за её пределы. Все кремлевские лидеры от Хрущева до Андропова полагались на него в разработке и реализации вопросов советской внешней политики. Никто из них не имел ни малейших оснований опасаться в нем соперника. Действительно, он специально отгораживал себя от внутрипартийного соперничества и вообще от внутренних проблем страны. Может, потому, что считал их ещё более трудноразрешимыми, чем запутанные международные проблемы.

Шевченко повезло работать с Громыко во время, когда министр иностранных дел купался в фаворе Брежнева, находившегося тогда на пике своего влияния. И правда, за три года, что Шевченко работал в советниках у Громыко, ни одно из предложений Громыко по внешней политике не только не было отвергнуто, но и существенно подправлено руководством. Если бы министр почуял в воздухе какую-либо оппозицию, он сразу предпринял бы меры, пойдя напрямую к Брежневу за спиной Политбюро. Его поведение потому не вызывало большой враждебности, что все знали: он отстаивает свои интересы, а не амбиции.

У него было немало и других желающих помогать в формировании внешней политики – КГБ, военные и Международный отдел ЦК. Связи Громыко с КГБ неизбежно усилились после его вхождения в Политбюро. Его секретариат в МИДе раздался за счет охраны из КГБ, новых советников, которые обрабатывали для него телеграммы КГБ и ГРУ из-за рубежа, сотрудников по связи со штаб-квартирой КГБ. Громыко давал разведывательным службам всё, что им было нужно с точки зрения дипломатического прикрытия за рубежом, но всячески дистанцировался от них лично. Его всегда раздражало, когда возникали дипломатические проблемы из-за репрессий КГБ против, например, диссидентов или «отказников». Типичным для него был тот факт, что он никогда не ступал ногой в здание КГБ для обсуждения вопросов обоюдного интереса, а только принимал у себя. Одним из слабых мест этого верного слуги партии было то, что он не понял, как важны для международной арены стали вопросы прав человека.

С военными у Громыко постоянно возникали конфликты. Его главным противником здесь был сторонник жесткой линии, министр обороны маршал Гречко, злейший противник разрядки вообще и переговоров по разоружению в частности. Как специалисту в этой области, Шевченко часто приходилось видеть их противостояние в действии. Когда, например, начинались переговоры по первому договору об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-1), возник спор по поводу того, кто должен возглавлять советскую делегацию. Громыко хотел, чтобы главой был военный, а Гречко настаивал на цивильном лице. Каждый готовил оправдания, чтобы в случае неудачи вину за это не повесили на его ведомство. Согласно Шевченко, у Гречко была навязчивая идея – не выдать бы секреты. Он боялся, что военного, не искушенного в тонкостях дипломатии, прожженные американские участники переговоров выманят за пределы данных ему инструкций и тот может выдать важные детали об истинной ситуации в Советском Союзе в ядерных делах. Этот раунд выиграл маршал, и во главе делегации поставили гражданское лицо.

Там, где в советскую дипломатию привносились геополитические интересы (нельзя сказать, чтобы это было нечасто), Громыко и Гречко часто руководствовались разными мотивами. Прежде всего это касалось отношений с «третьим миром», где советские военные поставки составляли главную опору советского влияния. Министры или их заместители вместе вели переговоры с этими странами и вместе подписывали соглашения. Споры часто начинались после, в Москве, как это было, по описаниям Шевченко, в драматическом случае с поставками оружия Египту. После осуществления первых поставок Министерство обороны, предположительно с одобрения Политбюро, начало оказывать давление на египетского президента Анвара Садата, человека с независимым мышлением, придерживая поставки жизненно важных запчастей для армад устаревших советских самолетов и танков, поставленных Египту. Громыко, хотя и не получал должных советов от посла в Каире Виноградова, тем не менее был озабочен перспективой того, что Садат может рассердиться на игру Москвы и прикрыть тот политический и стратегический плацдарм, на котором удалось закрепиться русским в Египте. Громыко оказался прав. В июле 1972 года терпение Садата из-за задержек с запчастями лопнуло. Он одним махом закрыл все советские военные базы по стране, включая важнейшую военно-морскую базу в Александрии, и выкинул из Египта сотни советских советников при вооруженных силах Египта. До настоящего времени Советский Союз так и не нашел сравнимого с Александрией оплота в Средиземноморье, хотя, конечно, можно возразить, что с каждой ступенью развития ракетной техники такие базы становятся все менее важными.

Ко времени самой большой ошибки Кремля в послевоенное время вторжению в Афганистан в конце 1979 года Аркадий Шевченко уже не только не находился в основном фарватере советской дипломатии, но и полностью порвал связи с родиной. Но он убежден, что если в Политбюро и прозвучал сдерживающий голос относительно решения о вторжении – из-за огромного вреда, который будет нанесен в результате вторжения Советскому Союзу, особенно в «третьем мире», – то это был голос его бывшего учителя и начальника.

Третьей силой, которая всегда старалась наложить свою лапу на внешнюю политику, была, конечно, сама Коммунистическая партия и, в частности, Международный отдел её ЦК. На Западе часто говорили, что этот орган контролирует работу советской дипломатии, а МИД – это просто его инструмент. Шевченко внес коррективы в эту теорию, по крайней мере в том, что касается периода, когда он работал при Громыко и когда министр был сильной фигурой и имел влияние в Политбюро, особенно среди живших в Москве его членов, составлявших внутреннюю руководящую ячейку этого органа.

По словам Шевченко, не существует правил в отношениях между МИД и Международным отделом ЦК, и в его время министерство никогда не было обязано представлять предложения своему сопернику. Но был основной предмет столкновений между министром (и особенно при его наследнике), который работал на мирное сосуществование, и Международным отделом, который старался распространить советское влияние за границей через местные компартии или вооруженные «освободительные движения». Эта часть составляет глубокий конфликт в советской истории между прагматизмом и идеологией, а на тайном фронте этот конфликт был особенно острым, пока Международным отделом управлял убежденный сторонник жесткого курса и инстинктивный противник разрядки.