Охота на рыжего дьявола - читать онлайн книгу. Автор: Давид Шраер-Петров cтр.№ 79

Новая модель и вакцина ФЕКА были представлены на многих научных съездах и конференциях. Особенно запомнилась поездка в Голландию на ежегодную конференцию Европейского Общества по изучению пигментных клеток (Амстердам, 1991). Меланома со своей способностью вырабатывать пигмент меланин была одним из наиболее популярных объектов конференции. Правда, обсуждались и весьма отдаленные от меланомы и представляющие чисто академический интерес темы исследования. Например, меланин океанских рыбок, кожа которых была пропитана пигментом, весьма близким по химической структуре — человеческому. Я послал заявку на постер. В ответ пришло письмо от председателя Общества с приглашением выступить с докладом. Это было неожиданностью для меня. Я отправился за советом к шефу отдела — доктору Майзелю. Он обрадовался за меня, пообещал дать денег на дорогу, жилье и прочее. И добавил: «Если они приглашают тебя с докладом на пленарном заседании, попроси, чтобы заплатили гонорар за доклад». Я опешил: «И так большая честь выступить с докладом! Какой же еще гонорар?» «Пора тебе, Давид („Дэвид“ с ударением на первом слоге), становиться американцем». Я последовал совету Абби, написал письмо в оргкомитет и во время регистрации в Амстердаме получил чек — мой первый гонорар за выступление с научным докладом.

Мы отправились в Амстердам вместе с Милой. Я был чрезвычайно возбужден из-за полета в Европу и предстоящего доклада. Да и Мила не могла уснуть. Благо в конце салона всю ночь стоял столик с коньяком и шоколадом, которыми угощала пассажиров команда самолета.

Мы остановились не в штаб-квартире конференции — гостинице «Краснопольская», а чуть поближе к железнодорожному вокзалу, в маленьком недорогом отельчике, наверняка, хранившем обычаи и правила со времени основания. Утро начиналось с обильного завтрака: круглый ржаной хлеб, нарезанный ломтями, голландский сыр, слезящийся свежестью, кружки деревенской колбасы, глиняные горшочки со сливочным маслом, вазочки с крыжовниковым вареньем и ароматный чай в пузатом фарфоровом чайнике, разрисованным голубыми мельницами, барышнями в чепцах с голубыми лентами и голубыми парусниками, летящие по голубым волнам. С утра были заседания, доклады, обсуждения. Посреди дня мы сматывались с Милой посмотреть дом и музей Рембранта (1606–1669) в сердце еврейского квартала; старинную сефардскую синагогу, построенную еще во времена, когда евреи, изгнанные из Испании и Португалии, поселились в веротерпимой Голландии; музей Анны Франк (1924–1945), написавшей горестный полудетский дневник, поведавший о судьбах евреев во время нацистской оккупации Голландии. Однажды под вечер из чувства упрямого любопытства мы отправились в квартал красных фонарей. В окнах многоквартирных домов, вытянувшихся вдоль канала, стояли полуодетые женщины. Время от времени дверь квартиры открывалась, клиента впускали внутрь и фонарь выключался. После завершения секс-сеанса дверь снова открывалась, клиента выпускали наружу, дверь закрывалась, и красный рекламный фонарь зажигался снова.

Амстердам напомнил мне Ленинград, в особенности, район, примыкающий к устью Невы, к Финскому заливу, к Балтике. И по названию, и по архитектуре, и по отражению домов в каналах. Окнами, которые плавали, как льдины, в темной воде. Напоминал мой родной Питер по какому-то пронзительному европейскому настроению: рывок — и ты на свободе, как Летучий голландец. В годы моей юности (окончание школы, мединститут) в Ленинграде были популярны велосипеды. Я увидел тысячи велосипедистов на улицах Амстердама и вспомнил, как ездил по всему Ленинграду на велосипеде. Лет с 13–14 — на Петроградскую сторону навестить бабушку, а потом — в студенческие годы — в медицинский институт. Не помню, где хранились велосипеды во время занятий, но не пропадали. И хотя все видели итальянский фильм «Похитители велосипедов», оставлять не боялись. Я совершал далекие путешествия. Например, от Ленинграда до Сестрорецка, где проводила дачное лето моя знакомая девушка, было около 40 километров. Я проделывал путь туда и обратно за один день. Правда, день долгий, северный, двадцатичасовой из-за белых ночей. Велосипеды Амстердама всколыхнули память о родном городе. Правда, в Амстердаме все было по другому. Велосипедисты приезжали из дальних районов к одной из станций метро и оставляли велосипеды на целый день. На метро можно было отправиться куда угодно, а под вечер вернуться, пересесть на велосипед и вернуться домой.

На конференции моя вакцина ФЕКА вызвала интерес. В докладе и дискуссии большее внимание было уделено преиммунизации лабораторных животных вакциной для предупреждения развития меланомы. В моих опытах — экспериментальной опухоли. А в перспективе — клинической, у людей. Естественно, для этого предполагалось готовить вакцину из антигенов, которые входят в состав меланомы человека. Мне задавали вполне оправданные вопросы: «Какую группу людей вы собираетесь профилактически вакцинировать? Лиц, у которых при осмотре кожи обнаружены родимые пятна до того, как они переродились в меланому? Лиц, подвергающихся сильному солнечному облучению? Лиц, у которых в семье прослеживаются случаи меланомы?» Вопросы были серьезные. И все же было очевидно: вакцина приводила к созданию противомеланомного иммунитета. «Возможно, — отвечал я, — ФЕКА, приготовленная из антигенов человеческих опухолей, поможет предотвращать развитие метастазов после хирургической резекции первичной меланомы или перерождающихся родимых пятен».

Никогда я не был на такой жизнерадостной, веселой конференции. Заседания проходили на высоком научном уровне, но два или три развлекательных вечера, подаренных участникам нашими голландскими хозяевами, были незабываемыми. На одном из них, устроенном на палубе прогулочного парохода, официанты во фраках обносили гостей вином, шампанским и утонченными закусками. Участники конференции знакомились, обменивались научными идеями и впечатлениями об Амстердаме, а посредине на ковровом островке струнный квартет (две скрипки, виолончель, контрабас) исполнял Вивальди, Моцарта, Шуберта, Прокофьева и еще кого-то из сонма великих композиторов. По контрасту следующий вечер был устроен в джаз-клубе. На сцене свинговал диксиленд, лихой игре которого позавидовал бы любой ньюорлеандский джаз-банд. Самым интересным было солирование на саксофоне председателя конференции, профессора-биохимика из Лондона. Общее веселье и ультрасовременные танцы ученых и их партнеров взвинчивалось неумеренным употреблением голландского джина — джинивера, который беспрерывно разносили улыбчивые белокурые официантки. Надо было взять с подноса рюмку неразведенного джинивера и выпить залпом без закуски. Голова кружилась, но не болела. Наконец, накануне конца конференции и разъезда был устроен торжественный обед в парадном зале гостиницы «Краснопольская». На столах салютовали гладиолусы и горели георгины. Говорились остроумные тосты. Разносили вкусную еду. Было грустно покидать милую вольную Голландию. Через дорогу от «Краснопольской», на островке, где площадь соединяла несколько улиц, вились синие дымки марихуаны. Мы подошли поближе. Бородатые и оборванные молодые люди, нечесаные, неприбранные молодые женщины, полулежа — полусидя на одеялах и на земле, курили самокрутки из травы забвения и радости.

Мое научное сотрудничество с доктором Винцентом Хирингом стремительно развивалось. Сохранилось его письмо ко мне в лабораторию от 10 июня 1991 года, т. е. вскоре после нашего знакомства на конференции в Атланте. Письмо является примером научных связей того времени и одновременно дает представление о динамичном характере моего коллеги из Вашингтона и его полной решимости развивать наше научное сотрудничество. Он писал: