Азеф - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Шубинский cтр.№ 49

Всё же они выправили фальшивый паспорт для скрывавшегося в Петербургской губернии Гапона. Однако вождь 9 января не дождался Рутенберга с паспортом: кто-то спугнул его (может быть, эсдеки, которые старались перехватить популярного беспартийного лидера и привлечь его в свои ряды). В итоге Гапон бежал из своего укрытия и переправился через границу без паспорта, с помощью контрабандистов. В Женеве он в первую очередь явился к Плеханову и объявил себя социал-демократом. Через какое-то время его «догнал» Рутенберг. Гапона, жившего у эсдека Дана, уговорили переехать к эсеру Шишко и, что называется, взяли под опеку.

Эсеры хотели использовать Гапона для «работы в деревне». А нужда в такой работе была очень велика.

Декабрьские споры о допустимости «аграрного террора» отошли в прошлое. То, чего полвека безуспешно добивались народники, пришло само собой. В январе отмечено 17 нападений крестьян на барские усадьбы, в феврале — уже 103. Задача теперь заключалась не в том, чтобы подбить мужичков на «экспроприацию», а в том, чтобы возглавить их стихийное движение. Кое-где эсерам это удалось: во многих губерниях под их руководством создавались крестьянские союзы и «братства».

Но из попыток вовлечь вождя 9 января в ПСР мало что вышло. Статус рядового члена партии не устраивал бывшего (в феврале он уже был отстранен от служения, в марте лишен сана) священника, в одночасье ставшего европейской знаменитостью. А большего предоставить ему эсеры не хотели. Между тем Гапона активно обхаживал Ленин — «чертов поп» стал частым и желанным гостем у лидера «бэков» (большевиков). Недовольный этим влиянием Рутенберг в середине февраля по новому стилю увозит Гапона в Париж. Они останавливаются у Азефа.

В Париже Гапон работал над очередными прокламациями (которые показывал Азефу и другим эсерам), встречался с французскими политиками. Рутенберг вспоминает следующий любопытный эпизод:

«… К парижскому представителю партии, Рубановичу, явился молодой человек, заявивший, что он состоит на службе в русской полиции, что раскаивается в этом и хотел бы быть полезным партии. Молодой человек предоставлял себя в полное распоряжение партии, соглашаясь чем угодно доказать свою искренность.

Гапон в это время жил в семье Азефа и однажды из своей комнаты услышал, как Азеф рассказывал об этом своей жене. Он завозился, позвал к себе Азефа, заставил пересказать себе всё и точные приметы молодого человека, так как ему казалось, что он знает его по России, видел его там в полицейских кругах. Разговорившись с Азефом, Гапон рассказал ему подробно о своем знакомстве и сношениях с Зубатовым и другими полицейскими.

Азеф передал мне этот разговор. Но я совершенно не могу восстановить его. Азеф отплевывался, как от чего-то мерзкого. „Прошлое попа“ ему претило» ^[161].

Азеф Гапону тоже не понравился. Он увидел, что глава БО грубо «командует» своими людьми, «а они безропотно сносят все его капризы». Гапон попытался вмешаться во внутренние дела эсеровских боевиков, совершенно его не касавшиеся, и был одернут.

Несколько недель спустя, уже в Женеве, Азеф (вместе с Черновым и Савинковым) продолжал с Гапоном переговоры о сотрудничестве, но за глаза по-прежнему признавался в своем недоверии к «попу». Между тем у «попа» уже были другие интересы. В Париже некто (скорее всего, Циллиакус или представитель Циллиакуса) передал ему деньги (японские) на организацию еще одной объединительной конференции — на сей раз только социалистических и «национально-освободительных» партий, без либералов. Конференция состоялась 20 марта (2 апреля), но толку от нее было мало: меньшевики вторично мудро бойкотировали спонсируемое японцами собрание, а представители большевиков (Ленин собственной персоной) и национальных социал-демократических организаций (Бунд и пр.) покинули зал в самом начале заседания из-за спора о мандатах. Эсерам (Чернову и Брешко-Брешковской) осталось объединяться с националистами всех наций, кроме великорусской.

После принятия общей декларации пошли переговоры о «совместных действиях» — отнюдь не в сфере пропаганды. Речь шла о деньгах, о закупках оружия, о его использовании — и эти переговоры порой велись без Азефа и помимо него.

В том-то все и дело. Раньше было просто: Азеф возглавлял боевиков, военно-революционных людей, а «штатские» цекисты занимались своей пропагандой. Теперь помимо БО повсеместно стали возникать эсеровские боевые комитеты и боевые дружины: в Москве, Одессе, Киеве, Харькове, Брянске, Самаре, Саратове, Двинске. У этих групп на руках уже весной скопилось немало стрелкового оружия. Что-то «экспроприировали», а что-то и покупали. Деньги достать было нетрудно. Те же самые миллионы Высоцких. Да и Фондаминские были не бедны, и сибирские промышленники Зензиновы. И у всех дети были в эсерах.

А тем временем в эмиграции Гапон (все-таки вступивший в ПСР — чтобы выйти из нее через две недели) организовывал свой собственный «боевой комитет» с «бабушкой» и Хилковым — о чем Азеф (видимо, не без тайной усмешки: уж больно колоритная троица) доносил Ратаеву.

Значило ли все это, что БО после мартовского «Мукдена» пребывала в ступоре и ее член-распорядитель бездействовал?

Конечно нет.

Боевая организация потеряла свои лучшие кадры. Не было больше Каляева, Сазонова, Швейцера, Покотилова, Моисеенко, Ивановской, Дулебова…

Нужно было возмещать потери.

Весной членами БО стали две пары — супруги Зильберберг (Лев Иванович и Ксения Ксенофонтовна) и любовники из Одессы — Маня Школьник и Арон Шпайзберг. Зильберберг был математиком, умницей и атлетом, опытным (в свои 25 лет) революционером, прошедшим якутскую ссылку, и эсером с двухлетним стажем. Из него решили готовить «лидера». Арон и Маня — люди простые: он — переплетчик, она — портниха. Еврейский пролетариат. Она — хрупкая девушка, похожая на мальчика, запальчивая, чистая, сильно жестикулирует при разговоре (а говорит по-русски с сильным акцентом); он — с большими черными печальными глазами. И оба тоже — с опытом революционных кружков, ссылки, побегов.

И еще было два новых боевика: Рашель Лурье и Владимир Азеф-младший. Иван Николаевич школил эту братию.

В мае 1905 года Савинков отправился в Киев. Решено было теперь довести до конца «дело на Клейгельса». Причин тому было несколько. Во-первых, это дело считалось простым и для молодых революционеров являлось своего рода стажировкой. Во-вторых, поскольку новый состав БО оказался гораздо более «еврейским», сподручнее было действовать в пределах черты оседлости (Киев входил в нее, правда, лишь частично: на Подоле евреям жить дозволялось, а в верхней части города — только купцам 1-й гильдии и прочей привилегированной прослойке).

Другие товарищи тоже отправились в Россию. Ксения Зильберберг и Рашель Лурье хранили динамит на одесских лиманах, Дора Бриллиант ждала в Юрьеве, Шпайзман в Вильно, Школьник в Друскенинках. Со Шпайзманом на границе произошла неприятность: его задержала полиция и при обыске обнаружила револьвер. Молодой еврей объяснил, что везет его для самозащиты: в России погромы. Пистолет отняли. У Шпайзмана был с собой еще и сверток с динамитом; ему удалось выдать себя за аптекаря, а динамит за камфору. Но в Вильно Шпайзман, испугавшись, сам динамит свой уничтожил. Недовольный и недоверчивый Савинков срочно вызвал Арона и Маню в Киев и взял под личный присмотр. Сюда же прибыл Лев Зильберберг: на месте учиться у Савинкова искусству командования.