Последний очевидец - читать онлайн книгу. Автор: Василий Шульгин cтр.№ 149

Бориус спросил:

— А что вам нужно от меня?

— Несколько офицеров-французов.

— Зачем?

— Затем, чтобы они были свидетелями того, как мы будем драться.

Бориус очень обрадовался.

— Назначаю вас военным губернатором Одессы.

* * *

И кончилось пятно. А дальше… Гришин-Алмазов говорил мне, что мы присоединили к Добровольческой армии Одессу. Население ее, кажется, превышает численность всей Добровольческой армии.

— Ну да, я военный губернатор, назначенный французами, но мне нужно какое-то правительство, невоенное. Я тут чужой, сибиряк, никого не знаю. Можете вы составить мне правительство?

Я ответил:

— Могу.

Это было, собственно говоря, вразрез с Деникиным. Он говорил:

— Правительство, министры — все это будет, когда мы будем в Москве.

Но он не предвидел, что ему на блюде преподнесут Одессу.

Выскальзывая из «французской зоны», я набирал правительство. Помню, что министром просвещения согласился быть тогдашний ректор Одесского университета, профессор Антон Дмитриевич Бишмович, мой родственник. В вопрос просвещения вошел и вопрос об украинствующих. На каком языке преподавать юношам науки? Разумеется, на русском. Но гимназистам разрешается, если они этого пожелают, изучать малороссийскую речь, творения Шевченко, Котляревского и т. д. Гришин-Алмазов спросил меня:

— Нашлись желающие изучать малороссийскую речь?

— Нашлись. Во Второй Одесской гимназии нашлись двое.

— Кто же они?

— Два моих сына.

* * *

Военно-морского министерства было не надо.

Внутренних дел? Согласился некто Пельц, бывший губернатором где-то в Сибири. Министр финансов нашелся подходящий, но я не помню, кто. Ну и так далее. Все это была игра в правительство, но так было надо.

* * *

Вот еще световое пятно.

Гришин-Алмазов занял особнячок, где-то довольно далеко от «Лондонской» гостиницы. Он постоянно присылал за мной машину. С шофером мы подружились.

— Одиннадцатой власти уже служу.

Когда мы с ним возвращались от Гришина-Алмазова поздно ночью, наш автомобиль обстреливали из невидимых винтовок. Обстреливали не меня, а в предположении, что едет Гришин-Алмазов. Это происходило вот почему.

Говорили, что в Одессе до тридцати тысяч уголовных, во главе которых стоял некто Гапончик, личность почти скучная, но тем не менее реальная. Он был второй диктатор в Одессе. У него было свое правительство или, по крайности, широко развитая канцелярия. Он помогал бедным и назначал какие-то пенсии каким-то вдовам. Он прислал Гришину-Алмазову письмо в таком виде:

Прочтя письмо, Гришин-Алмазов сказал:

— Не может диктатор Одессы договариваться с диктатором уголовных.

И не ответил ему.

С той поры его машину стали обстреливать.

* * *

Заскакиваю вперед в смысле хронологии. Вот пятно. Это был день, когда мы обвенчали консула Эмиля Энно. Шаферами были Гришин-Алмазов и я. Ну, и был ужин. Скромный. Но шампанское все же было. Тут присутствовала одна красивая румынка, хорошо говорившая по-французски. Она поспорила с Александром Николаевичем Крупенским, бывшим предводителем дворянства Бессарабии:

— Россия отняла Бессарабию у Румынии.

— Бессарабия никогда Румынии не принадлежала. Россия получила ее от турок.

— Но вы, господин Крупенский, вы же были румыном?

Он вежливо, но твердо:

— Крупенские никогда не были румынами.

— А кем же?

— Турками, мадам.

Во время этих разговоров кончился ужин, и Гришин-Алмазов сказал мне:

— Я отведу вас.

Я жил далеко, на так называемой Молдаванке. Место скверное. Но там мне отвели уютный двухэтажный домик. Верхний этаж занимал я с семьей. Нижний — так называемая «Азбука». Это было общежитие из молодых офицеров, которых я посылал иногда, а вместе с тем они меня охраняли, были вооружены винтовками.

Итак, Гришин-Алмазов приказал подать машину. Машина подкатила к входным дверям «Лондонской» гостиницы. В то же время раздался залп по дверям. Одна пуля засела в притолоку. Гришин-Алмазов загремел:

— Машина, потушить фары!

Фары потухли. Мы сели в машину и помчались. Благополучно доехали до моего домика на Молдаванке. Гришин-Алмазов поехал к себе. Через несколько минут я услышал выстрел невдалеке. Я сбежал вниз и скомандовал:

— В ружье!

Гришина-Алмазова обстреляли. Они побежали. Все стихло. В руках у них была шина от машины, пробитая пулями.

— Мы нашли это недалеко.

Еще через некоторое время позвонил телефон.

— Да, это я, Гришин-Алмазов, меня обстреляли недалеко от вас, но в общем благополучно.

На следующий день я узнал: засада была недалеко от моего дома на Молдаванке. После залпа шофер круто свернул в проулок. Так круто, что Гришин-Алмазов вылетел из машины. Но успел вскочить обратно и доехал домой.

* * *

Время шло. Интервенция продолжалась и развивалась, хотя и не так, как надо. Бориуса сменил д’Ансельн. Приставка д’ указывала на аристократизм, но д’Ансельн мнил себя демократом. Он встретил меня так:

— Вы, как наши Бурбоны, ничего не забыли и ничему не научились.

Я оставил без ответа это изречение, а про себя подумал:

«Мы не забыли, как консул Энно в Киеве кричал глухой ночью: «Этого Франция не забудет! Этого Франция не смеет забыть!»

Забыла. Консул Энно собирался покинуть Одессу, его отзывали, дезавуировали.

Я заговорил с д’Ансельном о Гришине-Алмазове, дав ему высокую оценку.

Д’Ансельн ответил:

— Моя приемная полна людьми, которые говорят очень плохо о Гришине-Алмазове, вы первый его хвалите.

— Люди, бранящие Алмазова, — это те, которые в трудную минуту совершенно растерялись. — Французский консул в Одессе Эмиль Энно это сразу понял. Он выдвинул Гришина-Алмазова как человека нерастерявшегося, единственного, и сделал его одесским диктатором. Растерявшиеся теперь мстят ему. Они мелочны и не патриоты.

Д’Ансельн не внял мне и продолжал свою политику якшания с мстящими растерявшимися. Результаты не замедлили сказаться.

* * *

В Одессе было достаточно людей, говоривших по-французски. И они незаметно для д’Ансельна развращали французский десант. Из элемента порядка, который должна была проводить интервенция, они превращались (я говорю о солдатах) в элемент буйный, отрицательный.