Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Щеглов cтр.№ 184

Когда уж дело не в стихе, не в слове…

Со вторым произведением дело обстоит еще горше. Здесь мысль совершенно недосказана, ощущения недопроявлены, правда, все-таки чувствуется яркое желание вырваться из круга обветшавших тем и проблем в попытке освоить незнакомое и неведомое другим пространство:

Незагадочно, объяснимо, несомненно. И полное отсутствие тайны. Быт несколько, с явным усилием, приподнят. Нет ничего, слава богу, про кукушек и кур. И мы с надеждой медленно скользим по строкам, предполагая встретиться с филигранно отточенным финальным аккордом, который врежется в память навсегда.

Последняя строка — это констатация антипоэтического, далеко не бытийного состояния.

Сам Стокгольм, суровый и вместе с тем нежный город, привлекательный скандинавской — тяжеловесной и сдержанной — прелестью, где жила Лизелотта Мэр, наверное должен был бы навеять иную ритмическою мелодию, иную звуковую стилистику, иную цветоживопись — приемы письма менее стандартные и более выразительные. Вспыхнувшая привязанность не сделала остывающее сердце Эренбурга ни поэтичнее, ни добрее. Жесткость и конкретность письма, свойственная военным стихам, осталась. И действительно, дело было не в стихе и не в слове.

Я попал к Эренбургу, когда состояние его души уже не целиком зависело от отношений с этой женщиной. Он внешне, что называется, сильно сдал. Подкравшиеся годы овладевали им. Всего себя, как я понимаю, он отдавал работе над мемуарами. Они его увлекали, но острый талант постепенно угасал. Интеллектуальная энергия теряла упругость. Уровень и критерий при отборе материала катастрофически падали. Но ни он, ни окружающие, по-моему, не замечали надвинувшейся драмы. Все силы уходили на борьбу с цензурой и осторожничающей редакцией «Нового мира».

Но Эренбург по-прежнему воевал за свое право вспоминать так, как это было.

Если быть справедливым

Борьба за мир, если быть справедливым и откровенно говорить то, что есть, описана Эренбургом в мемуарах плохо, неглубоко, газетно. Он тщетно пытался разбавить текст вкусными подробностями. Одна из таких — вечно голодный Александр Корнейчук, жаждущий приглашения пообедать. Прогулки по каким-нибудь экзотическим местам были призваны обострить читательский интерес. За рубеж тогда мало кто попадал. Присутствие и обилие пустяковых деталей лишь оттеняло беспомощные очеркового типа рассуждения. А мы ждали серьезных размышлений о политике Сталина в первые годы после войны, о том, что представляла из себя по сути и к чему вела Фултоновская речь Черчилля, отчего бывшие британские и американские союзники в массовом порядке кассировали собственные приговоры и начали выпускать на волю тех, кого три-четыре года назад их же трибуналы объявляли военными преступниками. Все перечисленное не могло не беспокоить любого разумного человека, особенно судьба осужденных, профессией которых была война. Эти люди не шутили и добивались свободы для того, чтобы разводить цветы, писать мемуары, получать пенсии и дышать свежим воздухом. Они относились к людям практического действия. Вспомним, что Эрих Хартманн, о котором, я надеюсь, читатель не позабыл, весьма скоро отдал себя в распоряжение военно-воздушных сил бундесвера. И не он один.

Фамилии осужденных за военные преступления были хорошо знакомы Эренбургу. Он видел результаты их работы. Однако в мемуарах Эренбург по-настоящему не коснулся самой важной стороны послевоенного времени. Замалчивают ее и сейчас. А между тем нацизм нацизмом, а вермахт и наследующий ему бундесвер в тогдашней мировой ситуации — абсолютно иной коленкор. И притом: почему преступники должны шататься на свободе и жить припеваючи? Где же права человека и мировая справедливость, а также незыблемость демократических законов?

Чем закончилась встреча на Эльбе

Париж всегда Париж. Эренбург неотделим от Франции и Парижа. Их связь физическую прервали только немцы. Духовная фашистам не подвластна. Эренбурга из Парижа вышиб некто Отто Абец — наиболее влиятельное должностное лицо в оккупированной зоне Франции, один из главных организаторов антиеврейских акций и депортаций. Парижский трибунал в 1949 году приговорил его к 20 годам заключения, а в июле 1954 года этот СС-бригаденфюрер уже наслаждался свободой.

Почему? Справедлив ли такой поворот событий?

Далее пройдемся по алфавиту. Рейхслейтера Артура Аксмана американцы арестовали в ноябре 1945 года. В мае 1949 года при денацификации приговорили к 3 годам и 3 месяцам тюрьмы. Последнее особенно умилительно. 3 месяца! Не шутка! Тысячи германских юношей и девушек обязаны ему незавидной участью, особенно в последний период войны. Другой рейхслейтер СС — обергруппенфюрер Макс Аманн — был славен тем, что придумал для библии нацизма более лаконичное и подходящее название. Раньше опус Гитлера и Гесса назывался коряво и беспомощно: «Четыре с половиной года борьбы против лжи, глупости и трусости». Богач, широко известный ограблением различных, в том числе и еврейских, издательств, решительно поправил неопытного фюрера: «Моя борьба» и все тут! Действительно, энергичнее, продажнее и лучше! Этот президент Имперской палаты печати, один из самих громогласных трубадуров нацизма и войны, при денацификации получил ничтожный срок — 10 лет рабочих лагерей.

Фюрер военной экономики химик Отто Амброс руководил в системе преступной «ИГ Фарбениндустри» заводами концерна в Освенциме и Исконау, где применялся рабский труд заключенных, компенсацию за который Германия сегодня милостиво согласилась выплатить старикам, еще не дотянувшим свой срок. Американцы на процессе верхушки концерна впаяли ему мелочь — 8 лет тюрьмы. С 1951 года Амброс на воле. Любопытно, как оценили бы подобное наказание жертвы циклона В? Впрочем, русские — нынешние — фашисты утверждают, что циклон В — выдумка еврейских мошенников. И пишут о том в своих изданиях откровенно. Как тут не взволноваться нам, а Эренбургу — и подавно? Ведь он видел результаты использования циклона В собственными глазами!

Знаменитый танкист генерал-полковник Юрген Ганс фон Арним храбро сражался на Восточном фронте, захватил Брянск и Тихвин. Что творилось в этих оккупированных городах, мы отлично знаем, и нет нужды здесь пересказывать. Между тем фон Арним все-таки не всегда удачно проводил операции, где действовали крупные танковые соединения. Фюрер перебросил его в Африку. А он в обстоятельствах не совсем безнадежных капитулировал в Тунисе. В 1946 году освобожден от ответственности. Интересы жителей Брянска и Тихвина оставлены без внимания. Дожил до 80 лет — недаром капитулировал!