Загадочная Коко Шанель - читать онлайн книгу. Автор: Марсель Эдрих cтр.№ 58

Она говорила:

«Украшений должно быть много. Если они настоящие, это отдает хвастовством и дурным вкусом. Я делаю фальшивые и очень красивые. Они даже красивее настоящих».

Она говорила:

«Украшения ставят свою метку на эпохе. Я бы хотела, чтобы моя была отмечена бижутерией Шанель. Так и будет! Я думаю о всех женщинах, которые, благодаря украшениям Шанель, носят на себе ничего нестоящие состояния. Я спросила одну из своих манекенщиц, сколько стоило бы то, что у нее на шее, если бы было настоящим:

— Понятия не имею, Мадемуазель.

— Шестьсот или семьсот миллионов.

Это были изумруды, изготовленные оптом. Фальшивые всегда надо делать оптом. Они стоили около двадцати тысяч франков».

Она говорила: «Украшения — это орнамент. Я делаю очень красивые. Некоторые так красивы, что сама изумляюсь. Они роскошны, совсем как византийские. Почему все, что я делаю, носит на себе печать чего-то византийского?»

Она говорила: «Если я сниму все свои украшения, на что я стану похожа?»

Она говорила:

«Я не привязываюсь к драгоценности, как не привязываюсь к дому. Если я его покидаю, то навсегда. Но это маленькое кольцо — мой талисман. Я родилась в августе. Мой талисман — золото и топаз».

Она говорила:

«На улице надо носить только фальшивые драгоценности. Настоящие надевают дома, чтобы время от времени доставить себе удовольствие».

Она делала украшения, сидя у себя в салоне на краешке дивана перед очень низким китайским столом. На нем в коробочках или маленьких чашах — камни всех размеров и цветов. В руках у нее эластичный шар, похожий на жевательную резинку. Она распластывала его на столе и, фантазируя, инкрустировала камнями, мешая настоящие с фальшивыми, принимая в расчет только тот эффект, какой они производят в целом. У нее были изумительные изумруды и очень красивые, очень редкие рубины. Но она не меньше любила и розовые рубины из Сиама и не слишком дорогие светлые цейлонские сапфиры. «Нет ничего красивее топазов этой золотой воды», — говорила она.

Герцог Вестминстерский подарил ей изумрудный окруженный бриллиантами гарнитур: кольцо, серьги, браслет и колье. И в таких же футлярах два совершенно одинаковых браслета из индийских изумрудов, кроваво-красных рубинов и кашмирских сапфиров. Ей случалось надевать их.

— На мне это выглядит смешно, — говорила она.

И, закрывая футляры:

— Надо разобрать все это на части.

Она это сделала, и камни присоединились к тем, что наполняли коробочки и маленькие чаши и которыми она играла, создавая свои украшения.

Она охотно побывала бы снова в Шатцкаммер, сокровищнице Мюнхена, где она восторгалась украшениями эпохи Возрождения и Византии, особенно византийскими крестами, инкрустированными тяжелыми камнями. Описывая их, она вспоминала и свое путешествие в Равенну, где посетила усыпальницу римской императрицы Галлы Пласидиа ^[250].

Она говорила:

«Я заказала фальшивые жемчуга, чтобы не носить мои настоящие. Находили, что я красива в них. И я сказала себе: надо, чтобы все женщины могли иметь такие же, чтобы подчеркнуть свою привлекательность. Я искала и нашла людей, которые стали их изготовлять в большом количестве. Я всегда находила людей, в которых нуждалась».

Она говорила: «Я заработала состояния жемчугом и украшениями. Я стала бы миллиардершей, если была бы бережливее».

(Оказывается, у нее есть чувство юмора).

В ту пору, когда Мадемуазель Шанель удался ее come-back, модельеры внимательно следили за тем, чтобы не быть скопированными. Таким же трогательным образом притворяются, что опасаются шпионов, пришедших с холода или с жары ^[251], чтобы разведать тайны национальной обороны, которые давно устарели. Справедливости ради надо признать, что в то время несколько ловкачей умудрялись еще продать на вес золота воротник Жака Фата, манжеты Бальмэна или длину юбки, предложенную Диором, другим ловкачам, которые пускали подделку в ход прежде, чем оригинал мог быть использован самим модельером. Сколько их было, этих копий? Смехотворное количество, которое никого уже не интересовало теперь, когда надо было снабжать индустрию, конвейер, не перестававший работать всю ночь. Какой смысл присваивать находку, если ее можно эксплуатировать только после того, как она будет уже всем известна?

Следовательно, шпионы моды исчезали. В таких делах надо считаться с очевидностью. Нельзя же содержать шпионов, чтобы доказывать, что мода продолжает существовать, как это делают в оборонной промышленности (там с расходами не считаются).

По просьбе мадам Вионне ^[252] Мадемуазель Шанель вступила в профсоюз «От Кутюр».

«Для защиты искусства, которое меняется каждый сезон. Отнеситесь ко мне с почтением: я представляю сезонное искусство», иронизировала она.

Несмотря на это, демарш мадам Вионне тронул ее в свое время. К Шанель не очень хорошо относились в кругах людей «От Кутюр».

Она говорила:

«Модельеры не принимали меня всерьез и были правы. Я ничего не понимала в этом ремесле. Вначале я заставляла шить платья своих модисток. Не знала, что существуют специалистки. Но это было к лучшему, потому что я всему научилась сама, всему, что надо знать, так как должна была объяснять моим модисткам, что и как нужно делать. Впрочем, это не так уж и сложно. В моде, как и в архитектуре, прежде всего важны пропорции. Самое трудное создать такое платье, какое могли бы носить пять разных женщин, и при этом нельзя было бы сразу заметить, что они одинаковые».

Она также говорила:

«Кутюр — это коммерция, а не искусство. Мы поставщики. Мы не выставляем наши платья в картинных галереях. Мы их продаем. Тем лучше, если меня копируют. Идеи для того и существуют, чтобы распространяться».

Тем не менее ей приходилось горько жаловаться, что ее грабят, особенно женские журналы, которые предлагают своим читательницам выкройки под «Шанель» — шей сколько хочешь! Только захоти!