Дань кровью - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Юнак cтр.№ 68

Князь понял, что теперь пришло время поравняться с молодыми, и он золотыми шпорами врезался в бока своего буланого, посылая его вперед.

— Перед глазами Душана всю жизнь маячил далекий блеск цареградских куполов, которые он видел в ранней молодости, у Твртка же родные горы и долины являются средоточием силы народа и державы.

И все же, как ни казалось это парадоксальным, в данном случае правы были оба — и Вук, и Лазарь. Да, многое было общим в чертах и в деятельности Душана и Твртко, но многое было и диаметрально противоположным.

Оба были великими личностями. Оба достигли великих успехов. Они не только были правителями, не и полнокровными носителями государственного строя, созданного ими самими. Первый сербский император и первый боснийский король как бы воплотили в себе всю энергию своего небольшого, но славного народа. Все их силы были подчинены широким замыслам. Всякое их движение показывало полную концентрацию воли. Обоих природа наделила и одинаковой судьбой. Их дело, вознесенное ими на самую вершину государственной мысли, некому было продолжить; под грузом их достижений надорвались их слабые наследники. Оба умерли в самом расцвете сил (Душан в сорок шесть лет, Твртко в пятьдесят три года) и именно тогда, когда их присутствие было жизненно необходимо, чтобы удержать, упорядочить, организовать и обласкать рожденное ими детище.

Однако в том, что нужно было организовать и обласкать, и кроется их диаметральная противоположность.

Душан по своему характеру был завоевателем. Он стал государем не только для сербов, но и для значительной части греков и албанцев. В состав его империи вошли земли, которые не имели ничего общего с сербской историей, в сербскую культуру влилась культура греческая (именно так, а не наоборот, и в этом вся трагедия), более передовая по своему развитию, более разнообразная по своим традициям, более древняя и национально осмысленная. В этом и крылся вирус страшной болезни, мгновенно после смерти Душана поразившей молодой и еще не окрепший организм Сербской империи. Она не имела шансов на выживание.

Концепция же Твртка была более реальная, более национальная, если, конечно, можно говорить о какой бы то ни было национальности в конце XIV века. В состав его государства входили только сербы, боснийцы, а чуть позже и хорваты, в жилах которых текла одна, славянская, кровь, прошлое и настоящее которых были связаны одной, неразрывной нитью истории.

37

Похоронив Милко, Зорица собрала свой нехитрый скарб и, долго не раздумывая, отправилась в путь. Она не хотела оставаться одна в этом большом и чужом для нее городе. Медлить не было смысла. Будучи уже на девятом месяце беременности, она спешила домой, даже не задумываясь, какими неприятностями ей это может грозить. Она не думала и о том, как ее примут в доме, из которого она сбежала полтора года назад. Она верила, что родительское сердце растает при виде всех ее несчастий. Таиться же дальше она не могла, да и не хотела. Расскажет все как есть. А там будь что будет. Смысл жизни после гибели Милко потерян для нее.

Ветры и пурга, снег и дождь, болота и реки, леса и горы вставали на ее пути, ее мучили голод и жажда, порой отчаяние доводило ее чуть не до самоубийства, но она все же дошла домой. Едва успев войти в родимый, избеганный с самого детства вдоль и поперек двор, Зорица тяжело рухнула наземь, забившись в предродовых схватках, призывая на помощь мать. Услыхав стенания и всхлипывания, из дому выскочила Драгана и обомлела, настолько неожиданным было появление дочери. Они с Андрией давно ведь похоронили ее; после того, как Гргур нашел в лесу узелок с ее вещами, они перестали надеяться на лучшее. И вдруг…

— Андрия, Андрия! — не своим голосом заголосила Драгана. — Иди сюда. Живо, живо, старый. Дочь наша вернулась.

— Чего городишь, старая, — отозвался Андрия из хлева.

— Скорей помоги. В дом ее надо.

— Матушка! Ой, как больно, — закричала Зорица. — Почему так больно?

Андрия узнал этот голос. Он тут же выскочил во двор и подбежал к дочери.

— Зорка?! Чего это с ней, мать? — непонимающе посмотрел он на жену.

— Рожает наша Зорка, аль не видишь, — зло выкрикнула Драгана. — В дом ее нужно скорей. Не стой как пень.

Драгана под руки уже тащила тяжелое тело Зорицы, а та из последних сил помогала ей, еле переставляя ноги. Андрия наконец-то пришел в себя, отстранил жену и взял дочь на руки. Она нежно обвила руками его шею и зашептала потрескавшимися губами:

— Батюшка, миленький…

— Стели, стели, мать, быстрей. — Андрия внес дочь в дом.

Драгана и так уже хлопотала, расстилая на сундуке перину и все остальное, что было необходимо в таких случаях. Зорица, чтобы хоть немного заглушить боль, крепко прижималась к отцу. Но это помогало мало. Ребенок требовал свободы, рвался наружу. Лоб у Зорки покрылся испариной, волосы слиплись, низ живота, казалось, разрывался на части…

Едва услышав первый крик своего младенца, Зорица впала в беспамятство. Сказались переживания и тяжести последнего месяца. Лишь на третий день она очнулась. Еще через пару дней встала и с тех пор уже не разлучалась со своим Милком, как она назвала сына. И отец с матерью не чаяли души во внуке, и Гргуру полюбился малыш — крепкий, ладный, даже в голосе, когда плакал, отчетливо слышались басовые нотки. Настоящим юнаком станет, когда вырастет.

Однако первые трудности начались, когда пришла пора крестить ребенка. Ни отец, ни мать, получив из небытия не просто дочь, но дочь с внуком, не решались расспрашивать Зорицу о происшедшем: то ли боялись причинить ей боль воспоминаниями, то ли не желали услышать такое, от чего им самим станет муторно. Решили — время придет, сама расскажет. И Гргура просили ни о чем не допытываться у сестры. Попу же было глубоко наплевать на внутреннюю боль человека — он ведь не имел права окрестить ребенка, не зная ничего о его отце. Зорица же упорно молчала, не желая даже святому отцу открыть тайну души своей. Не один перпер и не одного поросенка отнес старый Андрия заупрямившемуся попу, чтобы уломать его и окрестить Милко, дабы не рос он нехристем.

38

Гавро Савич был зол на судьбу. Все его соседи давно уже выдали замуж дочерей, ровесниц его Славкицы. И даже Андриева Зорка, как оказалось, осталась вдовой, хоть ее мужа никто и не видел. И только он все никак не мог пристроить свою Славкицу. Был, правда, один жених из той же Грбуши, да почему-то изменил свои планы. А больше никто и не зарился, хотя никто не мог бы назвать его дочь дурнушкой. И ежели девка не выйдет замуж в ближайшие год-два (а ей уже стукнуло семнадцать), то перезреет, как яблоко в октябре. Все это злило Гавро, оттого и набрасывался он то и дело на дочь, используя для этого любой повод.

Но не легче было и самой Славкице. Она-то во всех своих неудачах винила только саму себя. Когда же узнала, что вернулась забытая уже всеми Зорица, да еще и с мальчонкой, ей выть захотелось. Почему же на нее никто внимания не обращает? Ведь она и по хозяйству умеет, и приласкать смогла бы… Замечала она, правда, на себе косые взгляды Стефана, сына властелина Николы Орбелича, да кто она ему. Поиграть с ней в любовь он, конечно, может, а жениться… Кто же позволит властелину жениться на дочери себра… Дочь себра… Постой… Но точно так же не позволено дочери себра выходить замуж за влаха… А не во влаший ли катун частенько бегала Зорка тайком от всех и от нее, Славкицы, лучшей своей подруги? Но однажды Славкица ее выследила. Никому, правда, Славкица тогда ничего не сказала. Ведь лучшая же подруга. Но время делает свое дело…