Утопия для реалистов: Как построить идеальный мир - читать онлайн книгу. Автор: Рутгер Брегман cтр.№ 56

На заседании комитета палаты представителей двумя годами позже обанкротившийся банкир признал, что он «потрясен и не может поверить в произошедшее». Вера Гринспена в капитализм испытала серьезный удар. «Я обнаружил изъян. Я не знаю, насколько он существенен и стоек. Но меня очень расстроил этот факт» ^[389]. Отвечая на вопрос, не связаны ли его ошибки с его собственными идеями, Гринспен ответил: «Именно по этой причине я и шокирован, ведь 40 лет все говорило мне о том, что система работает исключительно хорошо».

21 декабря 1954 г. учит нас, что центром всего является момент кризиса. Часы бьют полночь, что будет дальше? Кризис позволяет открыться новым идеям, но и укрепляет старые убеждения.

Что же случилось после 15 сентября 2008-го? Движение Occupy ненадолго оживило людей, но вскоре схлынуло. Тем временем политические партии левого толка проиграли выборы почти во всех странах Европы. Греция и Италия более или менее отказались от демократии и провели реформы в духе неолиберализма, потакая кредиторам, сокращая аппарат правительства и повышая гибкость рынка труда. В Северной Европе правительства тоже провозгласили новую эру аскетизма.

А Алан Гринспен? Несколько лет спустя экс-главу Федерального резерва спросили, были ли ошибки в его идеях, и тот решительно ответил: «Не было. Думаю, альтернативы нет» ^[390].

Вернемся к сегодняшнему дню: фундаментальную реформу банковского сектора еще предстоит провести. На Уолл-стрит банкиры получают самые большие бонусы со времен краха ^[391]. Банковские резервы мизерны как никогда прежде. Йорис Лейендейк, журналист Guardian, два года изучавший изнанку лондонского финансового сектора, в 2013 г. так подытожил свой опыт: «Будто стоишь в Чернобыле и видишь, что они перезапустили реактор, не сменив прежнего руководства» ^[392].

Остается только гадать: был ли когнитивный диссонанс 2008 г. достаточно мощным? Или чересчур мощным? Или мы слишком многое вложили в наши старые убеждения? Или альтернативы попросту нет?

Последняя возможность беспокоит больше всего.

Слово «кризис» происходит из древнегреческого языка и буквально означает «разделять», «просеивать». Таким образом, кризис — это момент истины, в который осуществляется фундаментальный выбор. Но кажется, что в 2008 г. мы не могли сделать такой выбор. Внезапно обнаружив себя перед лицом обрушения всего банковского сектора, мы были лишены настоящих альтернатив; мы могли лишь и дальше сползать по тому же пути.

Тогда, наверное, «кризис» — не самое подходящее слово для нынешнего нашего положения? Мы, скорее, в коме. Это тоже древнегреческое слово. Оно означает «глубокий сон без сновидений».

Бойцы капиталистического сопротивления

Все это глубоко иронично, если вдуматься.

Хотя бы два человека уж точно посвятили жизнь построению воздушных замков, сохраняя противоестественную уверенность в том, что однажды их правота будет доказана. Речь об основателях неолиберализма. Я восхищаюсь ими обоими — сомнительным философом Фридрихом Хайеком и публичным интеллектуалом Милтоном Фридменом.

Сегодня «неолиберал» — ругательство, которое применяют ко всякому, кто не согласен с левыми. Однако Хайек и Фридмен были амбициозными неолибералами, которые полагали своим долгом изобрести либерализм заново ^[393]. «Нужно внести в работу созидания свободного общества дух интеллектуального приключения, — писал Хайек. — Нам нужна либеральная утопия» ^[394].

Даже если вы убеждены в том, что они злодеи, сделавшие жадность модной, и что их следует винить в финансовом кризисе, серьезно осложнившем жизнь миллионов людей, — вы все равно можете многому научиться у Фридриха Хайека и Милтона Фридмена.

Один родился в Вене, другой — в Нью-Йорке. Оба крепко верили во власть идей. Долгие годы оба относились к незначительному меньшинству, почти секте, существовавшей вне кокона господствующей мысли. Вместе они разорвали этот кокон, перевернув мир так, что диктаторы и миллиардеры могут только им позавидовать. Хайек и Фридмен задались целью уничтожить дело жизни своего общего врага, британского экономиста Джона Мейнарда Кейнса. По-видимому, единственное, что у них было общего с Кейнсом, — вера в то, что идеи экономистов и философов сильнее законных интересов ведущих бизнесменов и политиков.

Наш рассказ начинается 1 апреля 1947 г. Еще не минуло и года со смерти Кейнса, когда 40 философов, историков и экономистов собрались в маленькой деревне Мон — Пелерин в Швейцарии. Кто-то из них добирался сюда неделями и пересек ради этого океан. В последующие годы они станут известны как Общество Мон-Пелерин.

Все 40 мыслителей, собравшихся в этой швейцарской деревне, говорили откровенно, и вместе они составили силы капиталистического сопротивления господству социализма. «Конечно, мало осталось людей, не относящихся к социалистам», — сетовал однажды организатор встречи Хайек. Тогда, когда Новый курс Рузвельта толкнул даже США к усилению элементов социализма в политике, идея защиты свободного рынка рассматривалась как революционная и Хайек чувствовал, что «безнадежно разошелся с духом времени» ^[395].

Милтон Фридмен также присутствовал на этой встрече великих умов. «Я был юным и наивным провинциальным американцем, — вспоминал он позже. — И вот я встретился с людьми со всего мира, преданными тем же либеральным принципам, что и я. Всем нам приходилось непросто в своих странах, но среди нас находились ученые, которые уже либо приобрели международную известность, либо были на нее обречены» ^[396]. На самом деле не менее восьми членов Общества Мон-Пелерин впоследствии получили Нобелевскую премию.