Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника - читать онлайн книгу. Автор: Армин Шейдербауер cтр.№ 9

Затем пришел приказ, которого я ждал. Со своим отделением я должен был занять позицию в густом лесу на крайнем фланге 7-й роты, лицом на запад. Сектора обстрела практически не было. Местами он простирался только на пять — десять метров. Слева от меня располагалось отделение Краклера, нашего старого знакомого. Справа никаких соседей не было совсем. Когда Кракпер и я увидели друг друга, то никто из нас не подумал о нашем совместно проведенном времени, времени, когда из нас делали солдат. Мы просто обменялись рукопожатиями и сказали, как в один голос: «Да, парень, попали мы в заваруху!»

Еще раз началась старая история с рытьем окопов. Когда мы с этим покончили, начался дождь. Тонкие, непрерывные струйки воды лились с неба. Рано или поздно, мы должны были промокнуть насквозь. О противнике не было слышно ничего. Мы могли только подозревать, что русские должны были находиться где-то «перед» нами в лесу и что их было много. Укрывшись ветками и брезентовыми накидками, мы пытались защититься от дождя, который пошел еще сильнее. Вскоре вода стала накапливаться в окопах. Шли часы. Дождь так и не кончился. Шум ветра и дождя и темнота надвигавшейся ночи почти заставили нас забыть, что мы находились на фронте и должны были остерегаться противника. После того, как я назначил дозор, я попытался, сидя в окопной луже на перевернутой каске, обрести хоть какую-то степень комфорта.

Их прохладной дремоты меня вытряхнул приказ взять двух солдат и отправиться в лес на разведку. Надо было найти, где находились русские. Мне это показалось бессмысленным. Дождь становился еще сильнее. Сплошная темнота. Была уже полночь. Я считал эту задачу почти невыполнимой. Я бы или не нашел совсем ничего, или проскочил прямо через окопы, которые вырыли для себя русские. Я мог заблудиться, несмотря на наличие компаса, или даже случайно попасть в русский окоп. В любом из этих случаев разведка, которую мне приказали провести, не принесла бы удовлетворительных результатов. Я выбрал двух добровольцев, и мы пошли. Было так темно, что время от времени каждый из нас должен был хвататься за другого, чтобы не разделиться. Снова и снова мы останавливались и приседали, чтобы прислушаться. Темнота лесных зарослей и шум дождя не позволяли нам ничего слышать или видеть. С автоматом в руках я нащупывал путь и пробирался вперед, с пальцем на спусковом крючке, постоянно ожидая, что по мне внезапно откроют огонь из темноты, что я натолкнусь на русского или по крайней мере на дерево.

Потом в просвете, который мы скорее почувствовали, нежели увидели, раздался выпадавший из «симфонии» ливня звук. Мы сразу бросились на землю и увидели, как группа русских, шесть или восемь человек, пересекала поляну. Я видел их силуэты и очертания простых русских касок старого образца, выделявшихся на фоне неба. Они подошли довольно близко к нам, прошли мимо и растворились в темноте. Двое моих людей, опытные обер-ефрейторы, и не думали выдавать себя. Но что касается меня, то мое сердце замерло. Я затаил дыхание и нажал на спусковой крючок. Затвор автомата рванулся вперед, но выстрела не последовало. Заклинило. Несмотря на это злоключение, ничего не произошло. В шуме дождя и ветра русские ничего не услышали! Мы развернулись и с помощью компаса, отыскивая и нащупывая дорогу, вышли к нашим позициям. Я доложил о своих наблюдениях.

15 августа 1942 г., около половины второго ночи, после почти двух дней, появилась полевая кухня. Она доставила холодный фасолевый суп, который прокис. Несмотря на это, его проглотили с жадностью. В окопе, под капающим брезентом, я разобрал автомат при свете сальной свечи и вычистил его мокрыми пальцами. Заклинивание было вызвано попаданием в него песка и воды во время ведения разведки.

На открытой местности уже начало рассветать, но в лесу все еще было темно. Наступавший день показал себя только к трем часам ночи. (Немецкие войска всегда использовали берлинское, т. е. среднеевропейское время. — Прим. ред.) В то же самое время со стороны противника послышались мужские голоса. Это означало, что противник продвигается вперед. Громкими криками русские подтверждали свое присутствие, чтобы Держаться вместе. Они подходили все ближе и ближе. Нам надо было подпустить их к себе на 10 метров, потому что дальше мы бы их не увидели. Еще раз я обошел окопы и дал указания, особенно пулеметчику. Как для него, так и для меня это должно было стать первым настоящим боем. Этот молодой уроженец Померании прибыл с пополнением несколько дней назад. Впервые с начала Русской кампании пополнение для силезского полка пришло не из Силезии. Русские голоса стали громче. Слышался хруст сучьев. Они, должно быть, подошли к нам на пятьдесят метров. А пока мы стояли в своих окопах и вглядывались в подлесок, из которого они должны были появиться.

Вот они — наконец! Лежащая перед нами местность буквально колыхалась коричневыми фигурами! Казалось, что лес их выплевывал. Судя по направлению их тел и глаз, они намеревались пройти наискось правее нас. Мы ударили по ним с фланга. Пулеметчик дал несколько очередей. Куда он стрелял? Казалось, что он никуда не попадал, потому что я не видел, чтобы русские падали. Но он должен был поражать их, ведь они были всего лишь не более чем в десяти шагах от нас! На этот раз мой автомат не дал осечки. Но я поймал себя на том, что совсем не целился. Я просто направлял автомат и давил на спуск, но стрелял слишком высоко. Я опустил ствол пониже.

Из груды коричневых фигур, в которую пулемет всаживал свои пули, вперед выдвинулся молодой русский солдат высокого роста и швырнул в пулеметчика гранату. Тот еще пытался выбраться из окопа и сменить позицию, в то время как я прикрывал его огнем. Граната взорвалась, и бедный парень, наполовину высунувшись из укрытия, рухнул поперек своего пулемета. Люди моего отделения отошли назад. Контакт с ними был потерян. Я стоял один, когда к моим ногам подкатилась граната. Бросаясь из стороны в сторону, я рванулся назад. Ничего большего я сделать не смог. Пришлось оставить убитого пулеметчика и его оружие там, где они лежали.

Прошло довольно много времени, после чего из батальона поступил приказ моему отделению вернуться назад. Я прибыл к командиру роты, который был рад, что мы смогли отступить. Он оставил отделение в резерве на своем командном пункте. Мы заняли свои «гробовые» окопы, оставшиеся после предыдущей ночи, и тут же начали их углублять. Спокойствие продолжалось недолго. Давление противника на 5-ю и 6-ю роты стало даже сильнее. Уже была отбита еще одна атака. Через несколько часов было объявлено, что мы получим поддержку с воздуха, и был отдан приказ разложить опознавательные полотнища. Сухопутные войска всегда носили с собой эти полотнища, чтобы указывать свое местоположение для немецкой авиации. Они представляли собой куски ткани оранжевого цвета площадью около одного квадратного метра или флаги со свастикой. Их надо было расстилать на земле, на зданиях или на транспортных средствах. Громкий гул авиамоторов объявил о появлении самолетов. Приближавшиеся бомбардировщики дали нам надежду.

Несмотря на исключительно сложную обстановку, меня охватило чувство силы. Русской авиации мы еще не видели ни разу. Сначала прилетело звено пикирующих бомбардировщиков Ju-87. С ревущими моторами они почти вертикально устремились к земле. Последовали взрывы бомб. Затем атаку провела эскадрилья Ju-88, и наконец бомбардировщики Не-111. К несчастью, перед участком 5-й роты они сбросили бомбы слишком близко от наших позиций. Были убитые и раненые. Среди них оказался и великолепный командир роты обер-лейтенант Эскен. Прошло немного времени, и после этой короткой паузы внезапно послышались крики: «Танки, танки!», и в первый раз в жизни я услышал характерный мрачный рокот, незабываемый, изматывающий душу, звук двигателей тяжелых танков.