Мятежный «Сторожевой». Последний парад капитана 3-го ранга Саблина - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Шигин cтр.№ 106

1969 году во время экспертизы в Институте им. Сербского установили, что Григоренко «страдает психическим заболеванием в форме патологического (паранойяльного) развития личности с наличием идей реформаторства». Был вновь помещён в психиатрическую больницу на принудительное лечение.

В 1972 году был арестован за антисоветские выступления и осуждён на 7 лет заключения. В 1974 под давлением международных протестов освобождён, продолжил диссидентскую деятельность. В 1976 году стал членом Московской Хельсинкской группы, был одним из членов-основателей Украинской Хельсинкской группы. Совместно с другими правозащитниками Григоренко подписал открытое письмо в защиту диссидента Буковского. В конце 1977-го выехал в США для операции и свидания с ранее эмигрировавшим сыном. Через несколько месяцев был лишён гражданства и тем самым права возвращения в СССР. В последующие годы он продолжал принимать активное участие в антисоветских компаниях, отстаивая идеи украинского национализма и уничтожения СССР. Умер в Нью-Йорке в 1987 году. В 1997 году президент России Ельцин подписал указ «Об увековечении памяти Григоренко П.Г.».

Начав с борьбы за светлые и непорочные идеалы ленинизма, т.е. именно за то, за что ратовал Саблин, Григоренко, в конце концов, стал открытым проамериканским агентом влияния, антисоветчиком и бандеровцем. Такой путь прошел не он один. Абсолютно уверен, что и Саблин, оставшись он жить, занял бы достойное место в этой когорте. Все задатки для этого у него имелись.

Работавший с документами уголовного дела по Саблину генерал-майор юстиции A.B. Борискин в своей наделавшей в свое время много переполоха в среде демократов статье «Лицедеи» («Военно-исторический журнал», 1990 г. № 10) так характеризует личность В.М. Саблина: «Саблин все время стремился к парадности, показухе, то и дело лицемерил, лицедействовал. Разоблачая в своих “революционных воззваниях” очковтирательство советской бюрократии, сам занимался укрывательством уставных проступков и правонарушений на корабле, покровительствовал нарушителям, завышал оценки' на политзанятиях, к которым, как и к обязанностям политработника, относился более чем прохладно и формально, подтасовывал другие результаты соревнования и учебы личного состава. Цель — вверенный ему корабль должен быть “отличным”, “лучшим”, “показательным”. Неважно, что хвалебные рапорты о достижениях находятся в резком противоречии с реальным положением дел. И после всего этого — разоблачать “застойные порядки”?.. Он стремился к всесоюзной популярности и славе. Его программа, которую он вынашивал тайно долгие годы, заключалась в создании новой партии, сформировании нового правительства, создании нового “коммунистического” общества.

Вообще-то в нынешние времена на многочисленных митингах можно услышать куда более “крамольные” прожекты и фразы. Но дело не в планах и программах. Дело в том, каким способом они навязывались другим, с помощью каких средств осуществлялись. Саблин это решил сделать с позиции силы. Анализируя поступки этого человека, удивляешься той главной цели, которую он поставил перед собой: ему во что бы то ни стало хотелось выступить по Центральному телевидению и изложить свои убеждения. С годами это желание настолько овладело им, что он подобно герою рассказа Стефана Цвейга “Амок” готов был, кажется, пожертвовать репутациями и жизнями отца, матери, двух братьев, жены и сына, целого экипажа. Он был одержим этой идеей, и получилось в итоге так, что одержимость породила бездумную решительность, болезненную настойчивость, преступную агрессивность. Саблин стал на путь экстремизма и разбоя». Полностью готов подписаться под каждой фразой A.B. Борискина.

Бывший главный редактор журнала «Военно-исторический журнал» генерал-майор Н. Филатов так характеризует демократическую возню вокруг Саблина: «Говорят, судьбы зачастую бывают слепыми и необузданными. Случается и так, что они имеют довольно схожие параллели в жизни, казалось бы, разных людей. Вот Саблин. В его авантюрных и безответственных поступках, в его отношении к родной стране было много такого, что перекликалось с деятельностью академика Сахарова, которого Саблин, по его словам, не признавал. Но случай распорядился так, что немалая часть их жизни и деятельности связана с одним городом — Горьким (Нижним Новгородом). А разве не является парадоксом судьбоносного времени (хотя, возможно, и закономерностью, которой следуют нечистоплотные люди), что имя Саблина повязано в наши дни с другим, ставшим уже нарицательным именем — Григоренко? Учрежденной в наши дни “неформалами” медалью имени Григоренко (№ 11) оценена “революционная доблесть” Саблина, которую тот сам, в конце концов, осудил и от которой отказался. Но такое награждение вполне резонно, поскольку оба этих деятеля придерживались примерно одинаковых жизненных принципов и строили свою карьеру по одинаковому методу. Григоренко, являясь слушателем Академии Генерального штаба, писал доносы, пытаясь выставить в лучшем свете себя, а в худшем других, что затем делал и его последователь Саблин, обучаясь в Военно-политической академии. И тем, и другим руководили личные выгоды и амбиции, прикрытые фальшивой саморекламой правдолюбцев и “народных страдальцев”. Или такое совпадение. Разрабатывая “демократические” программы по совершенствованию советского общества, записывая на магнитную пленку (записи составили около полукилометра) свои речи и автобиографию, Саблин в то же время глушил на корабле всякие попытки добиться справедливости и истины силой недисциплинированных матросов и старшин, издевавшихся над молодыми воинами. Он отмахивался от жалоб последних, покрывая и защищая их притеснителей, в чем цинично признавался. “Мне известно много случаев,-— сообщил Саблин на допросе 1 марта 1976 года,— когда молодых матросов не пускали на просмотр кинофильмов, заставляли отрабатывать наряды в это время, вне очереди мыть посуду и обслуживать за столом, причем все это в унизительной форме. Особенно в этом отличались такие старшины, как Гавриленко, Уловкин, Берия...” Фамилия последнего, являвшегося соратником Саблина, тоже заставляет усомниться: а так ли уж слепа судьба в выборе лжегероев-лицедеев, попирающих честь, совесть, законы? А так ли уж безвинны и те, кто пропагандирует подобных героев-лицедеев? Они, эти пропагандисты, тоже ведь лицедействуют».

В 90-е годы рижский журналист Майданов, подвизавшийся на ниве «саблиниады», озаглавил свою книгу о событиях на «Сторожевом» «книгой-памятником» и кинул клич собирать всем миром деньги на памятник Саблину. Деньги доверчивые люди слали, памятник, понятное дело, не поставили, а деньги, тоже, понятное дело, куда-то исчезли.

В последние годы началась очередная волна безудержных восхвалений Саблина. При этом если раньше апологеты «флотского коммунара» все же соблюдали некие рамки приличия, то ныне Саблин является перед нами уже не как революционер-романтик и буревестник коммунистической революции, а как новый мессия. И пусть патетика новых саблинских апостолов откровенно корява, а все факты перевраны, главное в ином — «подвиг» замполита «Сторожевого» ныне возносится до масштабов вселенских. Для апологетов новой веры их кумир — это Христос XX века, взявший на себя уже не грехи отдельного экипажа, а всего человечества.

...Но стыдно, братишки, нам будет до слез,

Что, выпив всю чашу до капли,