Счастье мне улыбалось - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Шмыга cтр.№ 67

Рассуждать на тему — в чем успех спектакля-долгожителя? — можно долго. Удачная постановка? Бесспорно. Хороший состав исполнителей? И это тоже имеет значение. Но ведь «Катрин» ставили не только у нас, и в других театрах она тоже шла успешно. Например, в Кемеровском музыкальном театре была другая постановка, а спектакль шел восемь лет. Это в провинции, в городе не таком большом, как Москва. Потом спектакль возобновили, и он идет у них снова. Играют «Катрин» и в других городах страны. Этот интерес театров — свидетельство того, что и пьеса, и музыка «Катрин» «самоигральны», то есть материал в ней такого качества, что его трудно испортить.

Кстати, наша «Катрин» — одна из многих версий пьесы Сарду. На эту тему, на этот сюжет в разных странах под разными названиями было написано четыре оперы, несколько оперетт — и в Болгарии, и во Франции, и в Германии, и в Австрии…

«Катрин» уже несколько лет шла у нас в театре, когда ко мне обратился Вадим Зеликовский, написавший либретто для мюзикла по роману Моэма «Театр». Естественно, я отправила его к Анатолию Кремеру, поскольку, как и в случае с «Эспаньолой», не считала себя вправе что-то решать. Когда Анатолий Львович ознакомился с тем, что принес ему Вадим, то не только не загорелся написать музыку, а сказал, что либретто не годится. Но поскольку было видно, что задумано это человеком бесспорно талантливым, предложил почти полностью переделать представленный литературный материал. И они начали работать.

Анатолий Кремер никогда не пишет музыку на тот вариант пьесы, который ему предлагают, а во все вникает сам, работает с текстами очень тщательно, доводя их до нужного ему уровня. Он и к себе беспощаден, но и из бедных литераторов «пьет кровушку» — заставляет их переделывать, переписывать, пока не добьется, чтобы и драматургия была выстроена, и язык был выразителен. Зато произносить со сцены текст роли в его опереттах, мюзиклах актерам доставляет удовольствие. Кремер написал много музыки для драматических спектаклей — таких работ у него около двухсот. Поэтому композитор он очень театральный: прекрасно знает законы сцены, чувствует актеров. Музыка его всегда в гармонии с тем, как развивается действие.

Мне не раз задавали вопрос: а не рисковали ли авторы, актеры, взявшись за работу над «Джулией»? Ведь тогда с большим успехом прошел по телевидению фильм «Театр» с блистательной Вией Артмане в главной роли, и зрителям было с кем сравнивать. Конечно, такие мысли приходили и нам. Но мы нисколько этим не смущались, так как наша «Джулия» была совсем другая, непохожая на то, что сделали на Рижской киностудии. В фильме размышления Джулии Ламберт или обращения автора к ней идут как закадровый голос. А в театре, тем более в театре музыкальном, такой прием не годится — здесь совершенно другие законы. Это вообще разные виды искусства. Так что ни о какой схожести спектакля с фильмом говорить не приходилось. Даже названия у них разные. И сценически сюжет у нас выстраивался так, что кульминация спектакля была в самом конце.

Кстати, сценическая форма была придумана у нас очень интересно. Джимми Ленгтон — автор, режиссер — выходил на авансцену и, стоя перед занавесом, говорил зрителям, что специально к этому дню написал пьесу «Да здравствует театр!» Но пьеса пройдет всего один раз, потому что это последний вечер, последний спектакль, когда на сцене появится великая актриса Англии Джулия Ламберт. Сегодня она прощается с театром.

Начинался пролог, в котором выходили все актеры вместе с Джулией. А потом она и ее коллеги разыгрывали как бы историю ее жизни, точнее, отдельные эпизоды жизни великой актрисы. И во время спектакля, какая бы сцена ни игралась, никто не менял костюмов. Муж Джулии, директор театра Майкл, играя себя молодого, оставался все в том же золотистом пиджаке и с теми же седыми висками. Так же и Джулия. Но, хотя ей не приходилось в начале этого спектакля о жизни прикидываться двадцатилетней девочкой, а надо было оставаться просто актрисой, играющей себя в молодости, помню, как я стеснялась играть молоденькую Джулию.

В финале «Джулии» у меня был очень трудный, большой — на девять минут — певческий монолог. И в нем заключалась основная идея спектакля: для Джулии театр — дом, без него она не может жить. И настоящая жизнь — она только здесь, на сцене. Это там, в обычной жизни, люди играют, притворяются друг перед другом, устраивают театр…

Шла сцена, в которой Джулия благодарила всех — Майкла, Джимми, своих коллег, публику. Уходила… Вслед ей артисты пели: «Слава, Джулия! Слава, Джулия!» Аплодисменты… Она возвращалась. И начинала прощальный монолог.

Здесь Джулия внезапно сбрасывала свой темный плащ и представала перед всеми в пурпурного цвета платье.

Занавес, возле которого стояла Джулия, поднимался… К ней подходил Джимми, который все понял, брал ее за руки: «Значит, все заново…» Майкл продолжал его мысль:

Все подхватывали финальные слова:

Помню, когда мы еще только репетировали «Джулию», наши актеры говорили: «Зачем здесь такой длинный монолог?» А потом, когда поняли, что он является, по сути дела, кульминацией спектакля, плакали в этой сцене вместе со мной. Плакали и в зале…

Конечно, следуя законам мюзикла, были в «Джулии» и комедийные сцены — для оживления действия. Например, очень смешной была сцена приезда Майкла с фронта. Прекрасный номер мы сделали из того эпизода, где Джулия мечтает, как вырвется на свободу и после всяких сковывающих ее ограничений даст себе волю — наконец-то съест бифштекс с жареной картошкой…

Был в спектакле и эффектный номер — «Танго в Париже», который сначала исполняла, пела и танцевала Надя Черкасова-Дементьева, моя ученица в ГИТИСе. Потом, как я уже говорила, она вышла замуж и уехала в Австралию, и ее сменила Лена Ионова. Танго по роли исполняла молодая актриса Эвис Крайтон, которая до того, как директор театра Майкл взял ее в труппу, работала в каком-то варьете, где и танцевала это танго.