Счастье мне улыбалось - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Шмыга cтр.№ 52

Хотя я очень любила «Севастопольский вальс», но в новом спектакле участвовать отказалась. А вот отрывок из первой постановки вставила в программу специального вечера. Меня тогда номинировали на Государственную премию, и я должна была, как положено, дать или спектакль, или вечер. Я выбрала последнее. У меня было три выхода на сцену: в роли Любаши из «Севастопольского вальса», в роли Элизы из спектакля «Моя прекрасная леди» и в роли Нинон из «Фиалки Монмартра». По одному акту из каждого спектакля.

На следующий день подходит ко мне в театре наш артист Валерий Батейко: «Таня-Ваня (так придумал меня называть то ли Коля Коршилов, то ли Слава Богачев)! Хочешь, я тебя повеселю? Вчера на твоем юбилее была моя соседка. Приходит потом ко мне и делится впечатлениями: «Конечно, Шмыга была хороша и в роли Элизы, и в “Карамболине” замечательно выступила, но что же за девочка играла в “Севастопольском вальсе”?» Я стал хохотать, а потом объяснил ей: «Так это тоже была Шмыга!» — «Не может быть!»

Вспоминается еще один смешной случай, когда моя внешность ввела в заблуждение. Однажды, когда мы были на гастролях в Ленинграде, Николай Коршилов договорился с каким-то не то механиком, не то матросом маленького катерка, что на этой тарахтящей невзрачной посудине нас провезут по ленинградским каналам и рекам с заходом в порт, куда на обычных экскурсионных катерах попасть нельзя. Это было осенью, вечер выдался прохладный, дул пронизывающий ветер. Я стояла у борта, когда ко мне подошел наш «благодетель»-матрос, заботливо набросил на мои плечи свой бушлат и спросил сочувственно: «Танька, ты не замерзла?» Что было с нашими ребятами! Они стали так смеяться!.. Матрос ведь не знал, что он говорит с народной артисткой. Видит, стоит у борта девчонка, которую все называют Таней, ежится от холода… И только насмеявшись вдоволь, Коля объяснил ему, кто я такая… Бедный парень был так смущен, что, когда в следующий раз Коршилов снова попросил покатать нас на его катерке, он даже не явился к причалу. Потом уже парень признался: «Мне так стыдно, что я назвал ее Танькой… Но ведь она же выглядит совсем как девчонка…»

Во время работы над этой книгой пришло печальное сообщение о внезапной кончине Германа Степановича Титова. И в памяти всплыла история, в какой-то степени связанная с «Севастопольским вальсом», которая несколько лет осложняла мне жизнь. Правда, сама оперетта тут ни при чем. Просто история эта началась именно после одного из спектаклей «Севастопольского вальса», на который пришел Герман Титов. Совершив свой полет в космос в августе 1961 года, он, как и первый космонавт Юрий Гагарин, стал невероятно популярен. Сейчас ту их популярность и сравнить не с чем. Это была даже не популярность, не просто всенародная любовь — это была вселенская слава. Все, что было связано с космонавтами, вызывало всеобщий интерес — и потому, что эти мужественные молодые парни казались нам какими-то особыми существами, и потому, что космос тогда был окутан завесой секретности. Где бы космонавты ни появлялись, что бы ни делали, они сразу привлекали к себе внимание. Но у славы всегда есть обратная сторона — народное мифотворчество: чего не знают о предмете поклонения, то придумают.

Так вот, посетил Космонавт-2 наш Театр оперетты.

После окончания спектакля всем его участникам, естественно, захотелось сфотографироваться с таким знаменитым зрителем. Я тоже вышла в фойе, и муж Анечки Котовой, фотокорреспондент, сделал снимок, на котором мы с Германом Титовым оказались рядом. А поскольку снимки космонавтов пользовались тогда огромным успехом, то и эта фотография, не знаю уж как, но в большом количестве экземпляров разошлась по всей Москве. И началось… Раз на снимке Герман Титов вместе с артисткой Татьяной Шмыгой — это неспроста… Зря таких людей вместе фотографировать не будут… Что-то тут есть… Ведь говорят же в народе, что дыма без огня не бывает…

Перед отъездом из театра Герман Степанович вежливо предложил подвезти меня домой на своей машине, но я отказалась, поскольку жила недалеко от театра. Титов уехал, и больше мы с ним никогда не встречались. Так что никакого не только огня, но даже искорки не могло и быть. Но дым народных легенд с самыми фантастическими подробностями нашего якобы бурного романа заклубился настолько густой, что я не могла войти ни в один магазин, чтобы сразу за моей спиной не начинались перешептывания: «Шмыга… Титов… Шмыга… Титов…» Я выбегала из одного магазина, шла в другой, и там начиналось почти то же самое… Я старалась, как могла, изменять свою внешность, не снимала очков, надвигала на лоб шляпку, но это не всегда помогало, так как в те годы я часто выступала по телевидению и мое лицо было достаточно узнаваемым. Да и кино добавило мне популярности, когда я снялась в «Гусарской балладе».

Легенда о наших каких-то особых отношениях приняла если не космический, то почти планетарный масштаб. Я поняла это, когда в очередной раз приехала вместе с Юрой Богдановым на гастроли в Болгарию — петь в спектаклях Софийского музыкального театра. Дело в том, что в Болгарии у меня было много друзей. В один из прежних моих приездов сюда меня познакомили с молодым болгарским поэтом Банчо Бановым, который принялся за мной ухаживать. И не просто ухаживал, а вдруг однажды предложил мне свои руку и сердце, хотя знал, что я замужем.

Естественно, я не могла воспринимать его слова серьезно, пока Банчо не позволил себе прямо-таки «экзотический» поступок. Юра Богданов «охранять» меня тогда не мог, потому что, как только мы приезжали в Болгарию, он сам сразу попадал «в полон» к своим многочисленным друзьям, таким же заводным, компанейским. Я видела его только на репетициях да на спектаклях.

А позволил себе Банчо следующее. Однажды он уговорил меня заехать к нему домой — посмотреть, как он живет. До этого я никогда не бывала у него, знала только, что он сын известного болгарского генерала. А тут, буквально за несколько часов до отлета все-таки решилась заглянуть к нему ненадолго — было уже неудобно постоянно отказываться. Пришла, и вдруг Банчо запирает входную дверь на ключ и заявляет, что не выпустит меня, пока я не соглашусь остаться в Болгарии. Мне скоро надо уезжать на аэродром, а я сижу взаперти. Ситуация просто идиотская. Пришлось отбросить светскую вежливость и заявить чрезмерно гостеприимному хозяину напрямую: «Банчо, это же не метод завоевывать женщину. У нас так не поступают и женщин не похищают. Да и у вас здесь не Восток, хотя вы и близко от него…» В общем, все кончилось благополучно — меня отпустили с миром, и я вернулась в Москву.

Приезжаю я в Софию в очередной раз и вижу, что Банчо не хочет со мной даже разговаривать. Ничего не понимая, спрашиваю у своей хорошей знакомой Лиляны Кашлуковой, замечательной певицы: «Лиляна, что произошло? Почему Банчо со мной не разговаривает?» — «Не знаю. Кажется, он на тебя за что-то обижен». Стала думать — что же такого обидного я сказала или сделала ему? Тот случай с неудавшимся «штурмом» закончился мирно. А больше ничего такого обидного для Банчо я за собой не знаю…

Не выдержала и решила сама спросить его: «Банчо! В чем дело?» — «Ах, ты еще и спрашиваешь! Выходить замуж за Титова можно, а за меня нельзя!» — «Какой Титов?! Я видела его только раз!..» Объяснила, что я как была замужем за Канделаки, так и остаюсь… Не знаю, что там думал обо всей этой выдуманной истории импульсивный поэт, но я поразилась тому, как быстро в наше время работает «испорченный телефон»… Потом, в следующие мои приезды в Софию, Банчо со мной уже не встречался — видимо, так и не мог простить мне моего пусть мифического, но «коварства». Друзья мне сказали, что он вскоре женился… Я мысленно пожелала ему счастья, потому что был он человек очень интересный, симпатичный…