Счастье мне улыбалось - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Шмыга cтр.№ 18

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Счастье мне улыбалось | Автор книги - Татьяна Шмыга

Cтраница 18
читать онлайн книги бесплатно

Несколько другим человеком запомнился мне еще один знаменитый артист — Григорий Маркович Ярон. Вел он себя сдержанно, даже немного холодновато и с нами, и с актерами старшего поколения, хотя был артистом ярко выраженного комедийно-буффонного склада. Чего стоит исполнение им роли Попандопуло в «Свадьбе в Малиновке». А каким смешным он был в роли Пеликана в фильме «Мистер Икс»! Но открытости, непосредственности в нем не было. Он любил пошутить, рассказать смешные истории. Однако дистанция чувствовалась.

Мы и сами понимали, что это — премьер. Да он и был таковым. Кроме того, какое-то время, еще до прихода Иосифа Михайловича Туманова, Ярон возглавлял театр, был режиссером и иногда даже автором новых либретто для классических оперетт. Он был постановщиком «Марины», «Принцессы цирка», «Графа Люксембурга»…

Его же постановкой, где я впервые вышла в главной роли, была и «Фиалка Монмартра» И. Кальмана. Но ставил Ярон «Фиалку» не «на меня», а больше для Анечки Котовой, которой явно симпатизировал, Она этого заслуживала, потому что была человеком приятным и своей искренностью располагала к себе людей. Репетировать мы начали вместе, поскольку обе были назначены на эту роль, да и голоса у нас были похожи. Но первые спектакли должна была петь Анечка: она была старше меня, пришла в театр года на два-три раньше, имела пусть и небольшой, но все же сценический опыт. Я же тогда еще стеснялась, «забивалась в угол». Кроме того, я боялась петь — надо мной висел страх за свой голос, который я однажды потеряла в училище. И эго все время давило. Да еще у меня тогда начались проблемы со зрением и пришлось носить очки. Помню, увидев меня, Ярон сказал: «Ну-у-у! Ученый мир пришел в оперетту…» Впоследствии благодаря врачам-кудесникам из клиники Краснова мне удалось решить эти проблемы и отказаться от очков.

Аня Котова была хорошая актриса с ярко выраженным лирическим дарованием. Очень жалко, что она рано ушла из театра — так сложилась жизнь, что ролей для нее не оказалось. А когда мы с ней начали репетировать «Фиалку», то работали увлеченно, с удовольствием, атмосфера вокруг спектакля была прекрасная, и получился он просто замечательным. Анечка Котова и по своему нежному голосу, и по своей искренности идеально подходила для роли трогательной, влюбленной парижской девушки Виолетты, прозванной Фиалкой.

Если Григория Марковича Ярона поразили мои очки, то зато от другого представителя старшего поколения, дирижера Георгия Фукс-Мартина, я удостоилась почти комплимента. Первый мой выход на сцену Театра оперетты был в роли Берты, девушки из кабачка «Седьмое небо» в спектакле «Вольный ветер». Это была даже не роль, а просто эпизод, где мне надо было танцевать на столе. И невольно вспомнилось, как я впервые увидела такой танец, придя на занятия в училище имени Глазунова, как испугалась, как убежала домой. И вот так вышло, что и первое появление на профессиональной сцене для меня было связано с танцем на столе. Конечно, я ужасно волновалась, была в каком-то полуобморочном состоянии. Ноги были ватные от страха — только бы не свалиться со стола. Но все прошло нормально. В антракте к артистам подошел дирижер и спросил, не у меня, но так, чтобы я слышала: «Чьи это там такие хорошенькие ножки мелькали?» Г. С. Фукс-Мартин был хороший дирижер, но еще он в театре был известен как большой ценитель (деликатно говоря) и поклонник женщин, как любитель оказывать им внимание. Помню, услышав сказанное им, я подумала: «О! Что-то во мне все-таки есть. Хотя бы ноги…» Что касается волнения, то я и по сей день трясусь перед выходом на сцену. К этому невозможно привыкнуть…

Из дирижеров старшего поколения тогда работал в театре и Евгений Андреевич Синицын, статный, видный, настоящий красавец мужчина…

Вводили меня в спектакли быстро, за несколько дней, так что я едва могла освоиться с новой ролью, пусть она и была крошечной. Хоть я и успевала выучить ее, но мне все время было страшно. Выйду, отыграю свое, потом сяду за кулисами на приступочки, которые вели на сцену, и плачу-горюю. Раздавалось: «Таня! На выход!» Я вытирала слезы и снова шла играть.

Сначала роли, естественно, были маленькие — играла я и одну из служанок, Клару, в «Парижской жизни» Ж. Оффенбаха, и Саню-трактористку в «Первой любви» (другое название «Любаша») Ю. Милютина. Помню, как мне надо было по роли все время лазать под трактор (фанерный, конечно), что-то там чинить. И такие оперетты шли тогда в театре… Правда, надолго они в репертуаре не задерживались и быстро сходили со сцены. А весной 1954 года я получила, как уже сказала, свою первую настоящую роль — Фиалочку. Но могло так случиться, что я бы и не сыграла ее.


Когда в числе других выпускников И. М. Туманова я появилась в театре, кое-кто из его старых работников, увидев меня, выразил недоумение по поводу моей внешности. В частности, секретарша главного режиссера Л. С. Бацанская спросила: «Что же это вы взяли в театр такую некрасивую девочку?» Действительно, для оперетты была бы более подходящей совсем другая актриса — крупная, плотная, эффектная, с апломбом. Но Иосиф Михайлович тогда ответил: «Эта девочка — будущее нашего театра». Я ничего не придумываю, и меня нельзя уличить в нескромности — Туманов сказал именно так: об этом потом вспоминала сама Лидия Степановна в одном интервью, из которого я и узнала о тогдашнем отзыве моего учителя. Казалось бы, передо мной открывались весьма радужные перспективы.

Но вдруг очень скоро после прихода в театр я почувствовала, что отношение Иосифа Михайловича ко мне почему-то резко изменилось — появились странное охлаждение, непривычная отчужденность, а потом он и вовсе перестал со мной здороваться. Я никак не могла понять, что же произошло, терялась в догадках, мучилась. Но из-за своей робости и думать не могла, чтобы подойти к Туманову и спросить напрямую, что случилось, в чем причина такого неожиданного изменения в его поведении. Понимала — что-то не так, но объяснения не находила и только плакала. В те годы слезы у меня были близко. Это потом уже, после смерти мамы, их не осталось, я их все выплакала. Как, впрочем, перестала и обижаться на людей… Что значат все твои обиды по сравнению с такой потерей! Ничего страшнее и быть не может…

Непонятное для меня изменение в поведении Иосифа Михайловича проявилось и во время распределения ролей для предполагавшегося спектакля «Мадемуазель Нитуш». Когда на художественном совете кто-то сказал: «В этой роли конечно же должна быть Шмыга», Туманов отрезал: «Нет! Эта девочка пусть еще поучится». Потом уже, когда Иосиф Михайлович отказался от руководства театром, один из наших дирижеров сказал мне: «Твое счастье, что он ушел. Иначе бы ты ничего не играла».

Что за всем этим стояло, я узнала позже — мне рассказали, что нас с Иосифом Михайловичем просто-напросто поссорили. В театре тогда работал очень милый в обхождении человек. Даже не человек, а человечек. Такой уж он был любезный, такой вежливый, такой обходительный — ну просто сама душевность. А по сути своей оказался мелким пакостником.

В театре вывесили очередную стенгазету (в духе тех лет). Называлась она тоже во вкусе времени — «Будильник-2-Будильник». Это был уже тот период в жизни театра, когда расхождение между главным режиссером и старыми мастерами достигло своей крайней точки. И в одной из газетных заметок о Туманове писали весьма нелицеприятно. Сейчас уже не помню, что именно, но заметка была очень острой. И вот этот «милый человечек» пошел к Иосифу Михайловичу и рассказал: «Знаете, сейчас подошла к газете Шмыга и сказала: “Ну Туманову и врезали!”» То есть как бы я произнесла эти слова со злорадством. На самом же деле подобных интонаций у меня не могло быть по природе, я просто не могла говорить в таком духе о своем учителе. Это был мой кумир, почти бог. Но злое дело было сделано.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению