Татьяна. Все это… сказки… Я, впрочем, допускаю… быть может,
вы – ты, Нил, Шишкин – и все похожие на вас… быть может, вы, действительно,
способны жить мечтами… Я – не могу.
Цветаева. Нет, подожди… Ведь не одни мечты…
Татьяна. Мне ничто, никогда не казалось достоверным… кроме
того разве, что вот это – я, это – стена… Когда я говорю – да или – нет… я это
говорю не по убеждению… а как-то так… я просто отвечаю, и – только. Право!
Иногда скажешь – нет! и тотчас же подумаешь про себя – разве? а может
быть, – да?
Цветаева. Тебе нравится это… Присмотриська к себе, – не
находишь ли ты что-то приятное для себя в таком… раздвоении души? А может
быть, – ты боишься верить… ведь вера – обязывает…
Татьяна. Не знаю… не знаю. Заставь меня поверить. Ведь вот –
других вы заставляете верить вам…
(Тихо смеется.) А мне жалко людей, которые верят вам… ведь
вы их обманываете! Ведь жизнь всегда была такая, как теперь… мутная, тесная… и
всегда будет такая!
Цветаева (улыбаясь). Разве? А может быть, – нет?
Полякак бы про себя). Нет!
Татьяна. Ты что сказала?
Поля. Я говорю – не будет!
Цветаева. Молодец, тихая птичка коноплянка!
Татьяна. Вот одна из несчастных… верующих. А спроси ты
ее, – почему нет? Почему изменится жизнь? Спроси…
Полятихо подходя поближе). Ведь, видите, какое
дело, – не все еще люди живут! Очень мало людей жизнью пользуются…
множеству их жить-то и некогда совсем… они только работают, куска хлеба ради… а
вот, когда и они…
Шишкин (входит быстро). Добрый вечер! (Поле.) Здравствуйте,
русоволосая дочь короля Дункана.
Поля. Что? Какого короля?
Шишкин. Ага-а! Поймал! Вижу теперь, что Гейне-то вы не
читали, хотя книжка у вас находится более двух недель. Здравствуйте, Татьяна
Васильевна!
Татьяна (протягивая руку). Ей теперь не до книг… Она выходит
замуж…
Шишкин. Но-о? За кого это? а?
Цветаева. За Нила…
Шишкин. А-а! В этом случае – еще могу поздравить… Но, вообще
говоря, это не умная штука – жениться, выходить замуж и прочее в этом духе…
Брак при современных условиях…
Татьяна. Ой, нет, не надо! Избавьте! Вы уже не однажды
высказывались по этому поводу…
Шишкин. Когда так, – молчу! Кстати – мне и некогда.
(Цветаевой.) Вы идете со мной? Прекрасно! Петра – нет?
Поля. Он наверху…
Шишкин. Мм… Нет, не пойду к нему! Я попрошу вас, Татьяна
Васильевна… или вас, Поля… скажите ему, что я… опять того, знаете… то есть, что
урок у Прохорова – свободен…
Цветаева. Опять? Ну, не везет вам!
Татьяна. Вы поругались?
Шишкин. Собственно говоря… не очень! Я – сдержанно…
Цветаева. Но – из-за чего? Ведь вы же сами хвалили
Прохорова?..
Шишкин. Увы! Хвалил… черт побери! И, в сущности, он…
порядочнее многих… неглуп… немножко вот – хвастун… болтлив и вообще (неожиданно
и горячо) – порядочная скотина!
Татьяна. Едва ли теперь Петр станет доставать вам уроки…
Шишкин. Н-да, пожалуй, рассердится он…
Цветаева. Да что у вас вышло с Прохоровым?
Шишкин. Представьте себе, он – антисемит!
Татьяна. А вам какое дело до этого?
Шишкин. Ну, знаете… неприлично это! Недостойно
интеллигентного человека! И вообще он – буржуй! Хотя бы такая история: его
горничная ходила в воскресную школу. Чудесно! Он же сам прескучно доказывал мне
пользу воскресных школ… о чем я его совсем не умолял! Он даже хвастался, что
я-де один из инициаторов устройства школы. И вот недавно, в воскресенье,
приходит он домой и – ужас! Дверь отворяет не горничная, а нянька! Где Саша? В
школе. Ага! И – запретил горничной посещать школу! Это как назвать, по-вашему?
(Татьяна пожимает плечами молча.)
Цветаева. А такой он говорун…
Шишкин. Вообще говоря, Петр, точно на смех, достает мне
уроки всё у каких-то шарлатанов.
Татьяна (сухо). Помнится, вы очень хвалили казначея…
Шишкин. Да… конечно… старикашка милый Но – нумизмат! Сует
мне под нос разные медяшки и говорит о цезарях, диадохах и разных там фараонах
с колесницами. Одолел, – сил моих нет! Ну, я ему и говори: «Послушайте,
Викентий Васильевич! А по-моему, все это – ерунда! Любой булыжник древнее ваших
медяков!» Он – обиделся. «Что же, говорит, я пятнадцать лет жизни на ерунду
убил?» Я же – ответил утвердительно. При расчете он полтину мне не додал…
очевидно, оставил ее для пополнения коллекции. Но это – пустяки… а вот с
Прохоровым я… н-да… (Уныло.) Скверный у меня характер! (Торопливо.) Слушайте,
Марья Никитишна, идемте, пора!
Цветаева. Я готова. До свидания, Таня! Завтра воскресенье… я
приду к тебе с утра…
Татьяна. Спасибо. Мне… право, кажется, что я какое-то
ползучее растение у вас под ногами… ни красы во мне, ни радости… а идти людям я
мешаю, цепляясь за них…
Шишкин. Какие вредные мысли, фу-у!
Цветаева. Обидно слышать это, Таня…
Татьяна. Нет, погоди… ты знаешь? Я понимаю:поняла жестокую
логику жизни: кто не может ни во что верить – тот не может жить… тот должен
погибнуть… да!
Цветаева (улыбаясь). Разве? А может быть, нет?
Татьяна. Ты передразниваешь меня… ну, стоит ли? Смеяться
надо мною… стоит ли?
Цветаева. Нет, Таня, нет, милая! Все это говорит твоя
болезнь, усталость, а не ты… Ну, до свидания! И не считай нас жесткими и злыми…
Татьяна. Идите… до свидания!
Шишкин (Поле). Ну-с, когда же вы будете читать Гейне? Ах да,
вы замуж… гм! Против этого можно бы коечто сказать… но – до свидания! (Уходит
вслед за Цветаевой. Пауза.)
Поля. Наверно, скоро всенощная кончится… Сказать, чтоб
подавали самовар?
Татьяна. Едва ли старики будут пить чай… Как хочешь,
впрочем. (Пауза.) Раньше тишина тяготила меня, а теперь мне приятно, что у нас
тихо.
Поля. Вам не пора ли принять лекарство?
Татьяна. Нет еще… Последние дни у нас было так суетно,
крикливо. Какой шумный этот Шишкин…
Поляподходя к ней). Хороший он…
Татьяна. Добрый… но глупый…
Поля. Славный он, смелый. Где что увидит несправедливое –
сейчас вступается. Вот – горничную заметил. А кто замечает, как живут горничные
и другие люди, служащие богатым? И если заметит кто, – разве вступится?