Владимиру Ильичу, кстати, поднятая шумиха совсем не понравилась. Когда он начал вставать с постели, и ему разрешили читать газеты, он обратил внимание на волну славословий. Как сообщает его биографическая хроника, в середине сентября «Ленин беседует с управделами СНК В. Д. Бонч-Бруевичем, высказывает отрицательное отношение к восхвалению его личности, нашедшее отражение в многочисленных письмах и телеграммах, присылаемых в Совнарком, а также в материалах, публикуемых в прессе; поручает Бонч-Бруевичу довести до сведения редакций газет и журналов о его желании прекратить публикацию подобных материалов».
Что ж, уровень газетной лести убавили. Но кампания не прекратилась. Свердлов в качестве главы Секретариата по прежнему подсовывает Ленину хвалебные письма и телеграммы, организует визиты к выздоравливающему различных делегаций. А когда Ленин немного окреп и стал совершать прогулки по Кремлю, Свердлов в Совнаркоме протаскивает предложение устроить киносъемку вождя, так сказать, «скрытой камерой». Владимир Ильич, заметив киношников, выразил крайнее неудовольствие, однако Бонч-Бруевич заверяет его, что это «совершенно необходимо». Дескать, народ жаждет его видеть.
Свердлов придумывает устроить и торжественное награждение Ленина. Портретом Карла Маркса работы питерского художника Лотарева. Но когда в кабинете Якова Михайловича обсуждался этот вопрос, неожиданно зашел сам Владимир Ильич. Догадался, о чем идет речь. Причем сразу понял и то, от кого исходит инициатива: «И конечно, все это предположено сделать по совету и с благословения Якова Михайловича… Яков, я очень признателен за ваше ко мне сердечное отношение, но убедительно прошу вас не создавать такого рода шумных почестей, не заслуженных мною, кстати и несвоевременных, торжественных встреч…»
Уже 17 сентября Ленин возвращается к работе и председательствует на заседании Совнаркома. 18 сентября он собственным решением прекращает публикации бюллетеней о своем здоровье. Но… происходит неожиданное. Свердлов проявляет чрезвычайную заботу о его здоровье! Общается с врачами. Получает заключение — мол, больному надо еще лечиться. Поднимает вопрос в ЦК: Ильич не бережет себя, а мы должны его беречь. И ЦК принимает решение — Ленину отдыхать и лечиться.
А вождь в данном отношении был человеком дисциплинированным. Сам ведь других учил, раз ЦК решил — подчинись. Он отправляется со своими близкими на дачу в Болшево. Но нет, Болшево Якова Михайловича не удовлетворяет, слишком близко и легко доступно. И под разными предлогами Ленина переводят на другую дачу, в Корзинкино. Хотя и это Свердлову не нравится, это лишь временный вариант. Как вспоминала Новгородцева, он «поручил Малькову объездить Подмосковье и найти подходящее помещение» — удобное и достаточно изолированное. Чтоб, значит, посторонние не мешали. Мальков исколесил все окрестности, и из различных вариантов Яков Михайлович выбрал Горки, усадьбу московского градоначальника Рейнбота. В 30 км от столицы, в стороне от железной дороги. То что надо…
Врач Розанов описал последнюю консультацию: «Владимир Ильич выглядел прекрасно: бодрый, свежий, со стороны легких и сердца — полная норма…» И 25 сентября вождь переезжает в Горки. С женой и охраной. Из 16 телохранителей — только двое русских. Остальные — латыши и евреи. Братья Дунц, Цируль, Интэ, Звирбул, Звейгзнэ, Пизан, Сталкис, Роберт и Арвид Габалины, Рубашевский, Эрдман, Хейфиц, Озолин, Слесарев, Чебанов. Охранников персонально отбирал Петерс. А его, что стоит отметить, во время следствия по делу Каплан Свердлов сумел подчинить полностью. Отныне Петерс стал «его» человеком. Как и Лацис и еще несколько высокопоставленных сотрудников ЧК. И подобранная охрана подчинялась не Ленину, а только Петерсу и Свердлову. Получив исчерпывающие инструкции не отходить ни на шаг от вождя, выполнять его поручения по хозяйству, но допуск посторонних или выезд — ни-ни.
Словом, Яков Михайлович сделал то же самое, что в 1996 году сделает Чубайс. «Приватизировал» главу государства. Замкнув все контакты с ним на себя и став «регентом», управляющим от имени вождя. Новгородцева пишет: «Яков Михайлович сам следил, чтобы в Горках было все нужное… часто он ездил в Горки. А то посылал Ильичу коротенькие записки, информируя его по важнейшим вопросам, пересылал наиболее важные документы». Ясное дело, о чем и как информировать Ленина, в каком направлении ему «работать с документами», решал Свердлов.
Он же по-прежнему остался единым руководителем Совнаркома, ЦК и ВЦИК. Но заседания Совнаркома при нем стали «короткими». Если при Ленине шло детальное обсуждение, коллегиальное решение вопросов, то Яков Михайлович, как вспоминала Фотиева, этот стиль изменил. Он со своими персональными талантами и работоспособностью очень быстро знакомился с делами, документами, мгновенно ухватывал суть и в большинстве случаев тут же накладывал единоличные резолюции. От имени Совнаркома. То есть ввел те же методы, какими и раньше пользовался во ВЦИК. Между прочим, большинству членов Совнаркома и техническому персоналу это очень понравилось. Времени тратится меньше, бумаги не накапливаются. На заседания теперь выносились только отдельные проблемы, да и по ним у Якова Михайловича уже всегда имелись заготовленные решения. А если требовалось дать указания высокопоставленному лицу, вроде Троцкого, следовал звонок или поездка в Горки, и распоряжение уходило за двумя подписями — Ленин, Свердлов.
«Регентство» стало тем более успешным, что в сентябре обстановка на фронтах резко изменилась в пользу большевиков. Меры по строительству армии, укреплению дисциплины, привлечению «военспецов» быстро дали свои плоды. Красные перешли в контрнаступление на Юге. Потеснили казаков на Дону, отбили у деникинцев Армавир, Ставрополь, разгромили терских повстанцев и овладели Грозным.
А на Востоке победам способствовала полная политическая инфантильность и беспомощность «учредиловцев». Они, в общем-то, достаточно полно продемонстрировали, могло ли стать «выходом» для России Учредительное Собрание. Здешние «демократы» не додумались ни до чего лучшего, кроме как реанимировать гибельный курс Керенского!
Троцкий расстрелами наводил в армии порядок — а в это же время самарские «учредиловцы» сами расшатывали и разваливали собственные жиденькие вооруженные силы. «Демократизировали» их, отменяли чинопочитание, снова вводили митинговщину и коллегиальное командование. Доходило до того, что командиры белых отрядов — Каппель, Стапанов, арестовывали правительственных комиссаров! Чтобы те не мешались, не разлагали части. Самарское, Екатеринбургское, Омское и Владивостокское «правительства» грызлись между собой. Не желали договариваться с казачеством, объявляя его «контрреволюционным» и отвергая всякие контакты.
Только 8 сентября 1918 г. при посредничестве московских политиков и иностранцев в Уфе собралось Государственное совещание для создания единой всероссийской власти. Здесь были представлены все «правительства», депутаты Учредительного Собрания, уцелевшие остатки политических партий, духовенство, казачество. И… покатилась говорильня. Правые обвиняли левых в развале России, левые правых — в «контрреволюции». Спорили, чье правительство законно, а чье нет. Ругались целый месяц! Пока все же договорились создать коллективную диктатуру — Директорию. Она была избрана в составе 5 членов — Н. И. Астрова, Н. Д. Авксентьева, П. В. Вологодского, Н. В. Чайковского, генерала Болдырева, и 5 заместителей — В. Д. Аргунова, В. В. Сапожникова, В. М. Зензинова, В. А. Виноградова и генерала М. В. Алексеева.