Катаев. Погоня за вечной весной - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Шаргунов cтр.№ 38

В 1914 году вместе с семьей отец Василий переехал в Одессу. Как истинный патриот просился на фронт. В 1917-м был направлен в действующую армию полковым священником 245-го Бердянского полка и за проявленную храбрость получил Георгиевский солдатский крест.

Отец Василий пользовался любовью солдат, его избрали в полковой комитет. После революции он стал ездить по городам и весям, особенно в сельскую местность. Выступал на митингах, организовал народный театр. Произнеся проповедь, к удовольствию собравшихся, исполнял песни.

В апреле 1921 года, прибыв в Балту, он выступал в населенных пунктах уезда. На его проповедь в селе Обжила (у Катаева — Ожила) собрались жители двух крупных сел — свыше трех тысяч человек. В ночь после проповеди с 4 на 5 апреля отца Василия убили при налете отряда атамана Заболотного.

(В отряд Заболотного, уроженца того самого села, входило от четырехсот до тысячи человек. Они возвращали крестьянам хлеб, отнятый при продразверстке.)

Хоронили иерея в Балте при большом стечении народа, и тогда-то Катаев «увидел глазетовые хоругви странной церковной процессии, в которой участвовали красные знамена уездных учреждений, услышал церковное пенье, непонятным образом смешанное со звуками духового оркестра».

24 июля 1921 года харьковская газета «Коммунист», еженедельно публиковавшая некрологи коммунистам, убитым в деревне, дала статью о священнике Островидове, который ездил по селам в качестве уполномоченного гублескома и чьи похороны стали «грандиозной манифестацией крестьян против убийц-бандитов и духовных подстрекателей».

Катаев писал об отце Василии с откровенной неприязнью, толкуя пророческую страстность как продолжение уязвленного самолюбия. «Красный поп» был из «белого духовенства», человеком семейным, то есть его архиерейские амбиции, обнаруженные в дороге, весьма сомнительны. Возможно, Катаев попросту посчитал отца Василия предателем былой России и православной церкви и увидел в его гибели кару за служение богоборцам. Накануне роковой проповеди священник якобы читал журнал «Безбожник», на самом деле появившийся под редакторством одессита Емельяна Ярославского только в 1922 году (так по телевизору показывают труп ваххабита рядом с бутылкой водки): лицо с узкой бородкой скрылось за развернутыми страницами — он увлеченно уткнулся в «кощунство, к которому тогда еще не все привыкли, казавшееся настолько чудовищным, что не было бы ничего удивительного, если бы вдруг разверзлись небеса и оттуда из черной тучи упала зигзагообразная, ослепительно-белая молния».

Здесь возникала еще одна кинематографичная рифма: гибель «красного попа», обласканного большевиками, была близка по времени к смерти катаевского отца Петра Васильевича, как мы помним, истово набожного, из духовного сословия.

Отец Катаева умер в Одессе в отсутствие сына. Поездки селькора случались часто и могли быть затяжными.

Обедневший старик, которому помогали оставшиеся епархиалки и семинаристы, не мог рассчитывать на сыновей — оба были заняты выживанием. Очень вероятно, что в последние годы он подрабатывал банщиком в санитарном поезде. Под конец он поселился в районе рукотворной горы Чумки у племянницы Зинаиды, которая, осиротев, относилась к нему как к родному отцу. Ее муж Павел Федорович Рябушин, начальник водопроводной станции Чумка, и стал заявителем в одесском загсе смерти Петра Васильевича.

Он умер от «мозгового кровоизлияния» 21 февраля 1921 года (на шестьдесят пятом году жизни). Его похоронили на Втором христианском кладбище Одессы между матерью и женой.

Валя и Женя вернулись в город уже после похорон отца.

И приход на кладбище, где отец похоронен, и дальнейшее распоряжение вещами умершего — все детально повторяется и в «Отце», и в «Траве забвенья», между которыми более сорока лет. Ощущение вины присутствует везде… В хате на краю глухого села он приснился «красивым, темнобородым и молодым, похожим на Чехова, каким он и был некогда», и сын проснулся в слезах, а в уезде получил телеграмму, «но ему не нужно было ее читать» — все и так было ясно.

Катаев избыл вещи, наследником которых стал. Он позвал старьевщиков и отдал всё, дочиста, плача и чувствуя опустошающую свободу сиротства.

Валентин Петрович уехал в Харьков, ставший столицей Украины, откуда дорога лежала в Москву.

14 апреля 1921 года в Харьков поехал Нарбут — теперь уже заведовать УкРОСТА (туда влилось ЮгРОСТА), а с ним отправился и целый вагон подопечных.

Перед отъездом Катаев простился с Лидией Карловной Федоровой и заночевал на ее даче.

Катаев рассказывал: «Поехали Олеша, я, машинистки, художники». Остался в Одессе Багрицкий. На вокзал попрощаться пришел Бабель.

В Харькове уже возник первый в стране Союз писателей. Тогда же перебрался и Ингулов, ставший заведующим отделом агитации и пропаганды ЦК КП(б) Украины. (Кстати, одесский сборник стихов 1920 года «Плоть» Нарбут посвятил Ингулову.)

Прежняя агитационно-литературная деятельность продолжилась и тут. «Возили нас на машине по воинским частям, по заводам, в провинцию, — вспоминал Катаев. — Я даже читал лекции по поэзии времен французской революции, об Эжене Потье. Платили нам пайками».

Одесситы приехали из нищего города, но в Харькове оказалось не легче.

Александр Лейтес, руководивший харьковским литотделом наробраза, вспоминал, что прибывшие были «истощены и обтрепаны, летом ходили босиком — не было обуви. Но несмотря ни на что были они полны творческих планов, хотели завоевать литературу. Настроены были весело, юмористически, несмотря на все трудности. Пригласили меня к себе и сразу стали угощать собственными стихами. И они меня потрясли — эти стихи… Катаев читал великолепные сонеты. Да, может быть, они тогда казались великолепными в этом городе — странном, но реальном от голода и нищеты. Но впечатление их стихи оставили сильное».

Сборник катаевских сонетов назывался «Железо» («Ленин», «Энгельс», «Демулен», «1905 год» и др.), но не вышел, как объяснял Катаев, из-за отсутствия бумаги. Зато отдельной книжечкой «В хвост и в гриву» в библиотечке «Красной осы» были изданы его сатирические агитационные вирши. Катаев стал секретарем журнала «Коммунарка Украины». Он переводил Павло Тычину и Лесю Украинку для большой антологии украинской поэзии и написал героическую драму «Осада», которую оценивал иронично (хотя один раз ее в Харькове все-таки поставили).

А главное, продолжал писать рассказы.

Летом 1921 года начался настоящий голод. Жестокая засуха, разрушения Гражданской войны, продразверстка, а следом сокращение посевных площадей — все привело к масштабной беде, когда голодали по стране десятки миллионов.

В харьковском «Коммунисте» Катаев (под инициалами «В. К.») встречал этот ужас стихотворением «К молодежи», сочетавшим человеческое отчаяние и лозунговую бодрячесть:

Через годы, в 1936-м, в рассказе «Черный хлеб» он вернулся к тому времени и другу Олеше, с которым делил номер в общежитии (бывшая гостиница «Россия») без наволочек, простынь и одеял, обмененных на сало: «Не имея денег, чтобы купить, и вещей, чтобы продать, ослабевшие и почти легкие от голода, мы слонялись по выжженному городу, старательно обходя базар».