Катаев. Погоня за вечной весной - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Шаргунов cтр.№ 201

4 мая 1930

Дорогая моя Муся!

Наконец-то и вы написали мне! Очень рада была получить ваше милое сердечное письмо. Мне нисколько не жалко было заплатить за него 20 к. (даже 1 р. 20), но или вы забыли наклеить марку, или она потерялась с конверта. У нас только что сделали то же самое: бросили в ящик письмо без марки, а потом пошли на почту, ее покупать.

С наступлением хороших дней меня неудержимо тянет вон из города. Хочется куда-нибудь на природу. В наших местах есть прекрасные окрестности: и лес, и река, и солнце… Раньше это делалось очень просто: нагружали на подводу свое барахло и отправлялись, не заботясь о вопросах продовольствия. А теперь за чертою города ничего достать нельзя, прежде всего нет хлеба, все крестьяне прикреплены к колхозам и сами выкачивают из города все продукты. В магазинах не протолпиться, хуже чем в Москве, и покупатели озверелые, очумелые. Женя аккуратно посылает мне 60 р. в месяц. При моих скромных потребностях мне достаточно.

После Москвы вам безусловно необходимо наше южное приволье, море, наш воздух. Но куда? Куда деваться? Все распяты и пригвождены.

У нас устроили тоже книжный базар на бульваре, и по правде сказать, гораздо красивее и искуснее московского. Меня приятно удивляет обилие здесь книжных магазинов, киосков и ларьков. Новая жизнь и быт опрокидывают все старое и уничтожают его.

8 ноября 1931

Дорогая моя, прелестная Анна Николаевна!

Не знаем, что делается на белом (вернее, черном) свете. Так ли и в Москве? Я прошу Женю выписать мне какую-ниб. газету. Но едва ли он это сделает. Трудно ему жить. И работать надо, да и дома гоняют. Это между нами. Я сильно грущу о нем, и, конечно, бесполезно. Все непоправимое зло. Какой счастливец Валентин, что попал в вашу семью! Такие вы все уютные, что всем при вас хорошо… Живу я здесь с 1-го сентября вместе со своим двоюродным братом — старым Евг. Петр. Ганько. С питанием слабо. Обед берем в столовой. Евг. П. лишенец ^[170] ему хлеба не полагается — устраивается через знакомых… Когда я ложусь спать, то начинаю представлять себе всякие вкусные вещи: пироги, голубцы, цыплят, рыбу, икру, шоколад, пломбир и т. д. От этого вероятно худею. Все висит на мне, как на вешалке, не хочется в зеркало смотреть. И все так. Прежде думали о том, что надеть, куда пойти — теперь, что съесть, чем обогреться.

14 июня 1932

Дорогая моя Анна Николаевна!

Время невеселое. Надоедает эта вечная тревога и погоня за куском хлеба. При этом обещают, что в скором времени его вовсе не будет. На этом фронте не только прорыв, а бездонная и безнадежная пропасть. В Торгсине сейчас муки и сахару — завались! Да не на что взять. Хорошо тем, у кого есть какая-нибудь иностранная валюта или золото. Те гребут этот дефицит пудами.

Керосину нет. Чтобы получить литр керосину — надо сдать две пары старых калош. А калош тоже нет! Еще новое дело. Все сидят без денег. Второй месяц никому не платят ни жалованья, ни пенсии. Отпуска дают, а денег на дорогу нет. Почта и телеграф по переводам не платят. Мне как-то повезло получить от Жени 100 р. за этот месяц. А то была бы большая беда. Я очень рада за Женю, что ему удалось вырваться в Крым. Но какие надо иметь суммы, чтобы жить в Ялте в гостинице! А я все беспокоюсь, что он так много мне посылает. Надо думать, что я уж не так сильно его разоряю! Неизвестно, где придется зимовать. Ищу другую комнату. В этой только два больших плюса: сухая и теплая. Но зато очень мало свету, керосину же и электричества нет, культурных удобств и воды нет. Водопровод во дворе, но трубы текут, ремонтировать нечем, и скоро останемся без воды. Так и во всех домах — все рушится, а починять нечем. А Комунхоз требует ремонта, штрафует или отбирает имущество за бесхозяйственность.

Бедный Петька ^[171] верно мерзнет на даче. Почему-то мне всегда грустно, когда большие уезжают на курорт, а маленькие остаются дома. Ну на будущий год его тогда возьмут с собой в Крым. Хотелось бы видеть этого мальчишечку. Не думаю, чтобы его бабушка сумела дать ему что-либо кроме толстых щек. А ведь Женя мечтал дать ему хорошее правильное воспитание и образование, даже уже собирает для него солидную библиотеку. Нужны ли будут к тому времени, когда он вырастет, такие книги? И люди будут совсем другие, и идеология не та, и вкусы, и искусство другие.

Дорогой Юрочка!

Четыре месяца окончилось, как мы живем в Польше и только теперь собрались написать тебе — плохие дела были и скитались, как собаки бездомные, потому и не было желания писать; хотя и в настоящее время звезд с неба не снимаем, но все-таки живем не голодая — папа обо всем тебе пишет сам. Благодаря чужим, мало знакомым людям (давнишним знакомым Губаревой из Белостока) мы не умерли от голода, так как сами давали без нашей просьбы деньги взаймы — и у них я прожила с Губаревой, а после и с папой, на даче около Варшавы пять недель и в конце их брат ксендз из Гродненской губ. пригласил нас к себе, где мы пробыли 10 дней, в течение которых он нашел папе место, где мы сейчас находимся. Кто его знает, долго ли пробудем, но уже скоро два месяца, как здесь мучаемся! Здесь, как и в каждом имении или деревне, тоска смертная, а отец занят целый день, иногда дольше 12 ч. в сутки работает, а я несчастная все время одна, без всякой работы (так как мы на полном пансионе) и без книг, так что серьезно тебе говорю, боюсь сойти с ума, со мной что-то неладное творится, я начинаю бояться себя и тоска по Ванде и бабушке окончательно меня заест. Кроме того постоянное беспокойство о тебе, не болен ли ты, как там живешь, может голодаешь, и всякие мысли в голову лезут — одним словом, если бы я знала, что так буду страдать и тосковать, не уехала бы оттуда ни за какие блага. Я так изнервничалась — плачу каждый день, пойду в лес и заливаюсь там слезами — конечно, папа об этом не знает.

Страница