Главный финансист Третьего рейха. Признание старого лиса. 1923-1948 - читать онлайн книгу. Автор: Яльмар Шахт cтр.№ 20

Знать, что хочешь, и уметь стремиться к своей цели необходимо даже при наличии многих возможностей, предоставляемых современным университетом в плане советов первоклассных специалистов, старых друзей и полезных связей. Всего этого мне недоставало. Я стоял один в большом холле и всматривался в объявления на черной доске: одни из них что-то значили для меня, другие не значили ничего. Мне потребовалось много времени, чтобы обнаружить факультет, аудиторию и профессора, которых я искал. Я не знал даже, что ищу, лишь нащупывал свой путь. Были ошибки и просчеты. На это ушло много времени, но оно не пропало зря.

Первый семестр был очень веселым. Один из моих друзей происходил из семьи виноторговца. Отец прислал ему бочонок мозельского. Мы взяли с собой бочонок, корзинку клубники, сахар, бокалы и отправились паромом в Хейкендорф на побережье Кильского залива. Там мы поплавали и приготовили замечательный клубничный пунш. Когда мы сели на последний пароход, отходивший из Хейкендорфа в 8 часов, ни один из нас не мог идти прямо. По какой-то непонятной причине я нес пустой бочонок вина под мышкой и старался его не уронить. Первое, что мы сделали по прибытии в Киль, — это довели до дома мертвецки пьяного компаньона. Я стоял с бочонком под мышкой, прислонившись к садовому забору. Внезапно откуда-то появилась ватага ребят, которые окружили меня и стали хохотать. Стоя у забора, я тоже стал смеяться и совершенно не понимал, над чем мы смеемся. Только на следующее утро хозяйка съемной квартиры просветила меня — оказывается, забор был только что выкрашен в ярко-зеленый цвет! Хозяйке пришлось сводить зеленые полосы с моего пиджака бензином, сопровождая свою работу крепкими выражениями!

Не менее памятной была другая поездка, которую совершили мы с Эдди где-то в конце первого месяца нашей учебы. Мы оба совершенно поиздержались и решили повидать нашего дядю Яльмара фон Эггерса, владевшего сахарным заводом в Нюкебинге на острове Фальстер. Мы поехали на велосипедах в Любек, сели на пароход, совершавший рейс на Фальстер, и там удобно устроились, имея при себе сумму денег, едва хватавшую на проездные билеты.

Однако рейс продолжался всю ночь, и мы проголодались. Эдди пошел на разведку в направлении салона и вернулся с вестью о том, что за разумную цену можно было купить знаменитый датский шмеребред (бутерброд).

— Но у нас деньги только на проезд, — возразил я.

Эдди пожал плечами.

— Давай все-таки поедим, — сказал он беспечно. — Капитан наверняка знает дядю Яльмара, он подождет с оплатой, пока мы доедем до Фальстера.

В конце концов, это звучало достаточно разумно, капитан не мог просто выбросить нас за борт.

Мы прошли в салон, ели шмеребреды и пили пиво. В конце концов мы наелись и наши кошельки опустели. Мы пошли к капитану, представились как племянники герра фон Эггерса и заверили его, что дядя Яльмар оплатит стоимость проезда. Капитан, знавший дядю, не возражал.

По прибытии мы обнаружили, что дядя Яльмар собирается на скачки. Он пригласил нас сопровождать его, и мы с удовольствием приняли приглашение. К несчастью, о капитане, ожидавшем оплаты нами своего долга, мы забыли.

Когда дядя Яльмар узнал о том, что мы сделали, то весьма расстроился. Он передал капитану плату за нашу поездку на Фальстер, дал нам ровно столько денег, сколько хватило на обратный проезд в Киль, и холодно с нами попрощался.

В лучах утреннего солнца мы стояли и безмолвно смотрели друг на друга. Затем зашагали к гавани, сели на пароход и вернулись в Киль, весьма обескураженные холодным приемом дяди.

— Я полагал, что наш аристократический родственник примет нас теплее, — глухо молвил Эдди.

— Если бы ты не трескал все эти бутерброды и пиво, дядя отнесся бы к нам дружелюбнее, — заметил я. — Но не начинать же по прибытии выпрашивать деньги — это выглядело бы неприлично.

— Ладно, не стоит сокрушаться, — проворчал Эдди. — Эти бутерброды и пиво составили лучшую часть нашей поездки.

Сказать по правде, он был недалек от истины!

В июле 1895 года в Киле произошло событие, едва ли менее памятное, чем закладка первого камня в строительство нового порта в Гамбурге. Речь идет об открытии канала Балтика — Северное море имени не менее авторитетной персоны, чем Вильгельм II. Его назвали каналом кайзера Вильгельма в честь деда императора, который, перед тем как умер годом раньше, санкционировал строительство шлюза в Киль-Холтенау. Отсюда канал пересекает всю страну, заканчиваясь в Брунсбюттельког на Эльбе.

На открытии присутствовали военные корабли десятков стран. Германский флот был при полном параде, экипажи кораблей в парадной форме. Весь Киль пламенел флагами. По бухте сновали катера с именитыми гостями на борту, одетыми в морскую, с золотыми аксельбантами форму, на пирсе выстроился почетный караул из военных моряков. Германия, озаботившаяся в последние годы строительством военно-морского флота, праздновала в Киле событие, имевшее далеко идущие политические последствия. Для самих немцев открытие канала означало прежде всего то, что отныне Киль был непосредственно связан с эскадрами кораблей, которые действовали в оперативном треугольнике Северного моря. Немецким судам больше не нужно было пробираться через Скагеррак и Каттегат. Они больше не зависели от благожелательного нейтралитета Скандинавских стран. Порт Киль стал, таким образом, второй базой германского военно-морского флота.

Новый канал имел также огромное торгово-политическое значение. В 1913 году, через восемнадцать лет после открытия, в последнем мирном году, за двенадцать месяцев через канал имени кайзера Вильгельма прошли грузы весом в 10 миллионов чистых регистровых тонн. В 1929 году их общий вес составил более 21 миллиона тонн. В том же году (1929) общий вес грузов, прошедших через Панамский канал, составлял в среднем 30 миллионов тонн, а через Суэцкий канал — 28 миллионов тонн. Канал имени кайзера Вильгельма отставал от них, таким образом, не слишком сильно…

Естественно, мы бродили всю неделю вокруг бухты, удивляясь необычному виду иностранных моряков, стараясь определить, каким странам принадлежат различные военно-морские флаги, пытаясь разгадать с растущим любопытством странные сигналы, подаваемые зарубежными кораблями, днем — сигнальными флажками, ночью — сигнальными лампами по азбуке Морзе. Это были славные мирные годы. О войне никто не думал. Мы спотыкались о железные заклепки на корабельной палубе и слушали разъяснения наших гидов (которые, подозреваю, пичкали нас всякой ерундой, сохраняя серьезные лица). Мы с изумлением глазели на стволы орудий большого калибра, торчавшие из громоздких башен новых дредноутов. Но мы не предполагали ни на мгновение, что они будут использоваться всерьез. Сама мысль об этом казалась нелепой. Мир быстро развивался. Каждый год был свидетелем нашего продвижения на шаг вперед. Уже использовались двигатели внутреннего сгорания, первые лампы накаливания. Люди вели разговоры о дирижаблях — воздушных судах, появление которых предсказывал мой отец при свете парафиновой лампы в нашем гамбургском доме. Казалось, мир был озабочен исключительно производством чудесных вещей, которые изобретались год за годом технической и научной мыслью.