Дьявол в Белом городе. История серийного маньяка Холмса - читать онлайн книгу. Автор: Эрик Ларсон cтр.№ 117

Одним из самых удивительных, а возможно, и самых пугающих откровений было то, что шеф чикагской полиции в своей предыдущей должности адвоката представлял Холмса на десятках слушаний по поводу предъявляемых тому коммерческих исков обычного характера.

«Чикаго таймс геральд», обладающая более широким взглядом на проблему, так охарактеризовала Холмса: «Он вундеркинд злодейства, демон в человеческом облике, настолько трудно представляемый, что ни один романист не осмелился бы придумать такой персонаж. А его история также претендует на то, чтобы стать картиной, иллюстрирующей конец нынешнего столетия».

Прошедшая выставка оказала сильное и продолжительное воздействие на национальную психологию, как в большом, так и малом. Отец Уолта Диснея, Илайес, помогал строить Белый город; Волшебное Королевство Уолта ^[225] вполне можно считать его преемником. Вне всякого сомнения, на семью Диснеев выставка произвела огромное впечатление. Подтверждением этого может послужить то, что, когда в год работы выставки в семье родился третий сын, Илайес, желая возблагодарить судьбу, захотел назвать сына Колумбом. Его жена, Флора, воспротивилась; новорожденному дали имя Рой. Следующим, 5 декабря 1901 года, на свет появился Уолт. Писатель Л. Фрэнк Баум и его партнер-художник Уильям Уоллес Денслоу посетили выставку; ее величие подвигло их на создание серии книг о Стране Оз ^[226]. Японский храм на Лесистом острове очаровал Фрэнка Ллойда Райта и, возможно, повлиял на эволюцию дизайна созданного им жилья «Прерии». Именно выставка подсказала президенту Гаррисону объявить 12 октября национальным праздником – Днем Колумба, в который и сегодня происходят несколько тысяч парадов и устанавливается трехдневный уик-энд. Ни один карнавал после 1893 года не обходится без «Мидуэя» и Колеса Ферриса, а в каждом продовольственном магазине можно купить теперь товары, впервые появившиеся на выставке. «Шредед уит» пережил выставку; в каждом доме светит множество ламп накаливания, подключенных к сети переменного тока – и тот, и другой товары впервые показали себя достойными широкого использования на выставке. Почти каждый город, и большой и маленький, имеет сейчас небольшой уголок Древнего Рима – это могут быть радующие глаз здания с колоннадами, в которых размещаются банки, библиотеки или почтамты. Колонны могут быть исписанными граффити или выкрашенными неподходящей, наспех подобранной краской, но все равно под этим наружным покрытием глаз замечает присутствие Белого города. Даже присмотревшись к мемориалу Линкольна в Вашингтоне, можно заметить в нем черты, переданные по наследству выставкой.

Самое большое достижение выставки заключалось в том, что она изменила отношение американцев к своим городам и их архитекторам. Она заставила всю Америку – не только богатое архитектурное сословие – думать о городах так, как они раньше никогда не думали. Элиу Рут ^[227] сказал, что выставка вывела «наших людей из пустыни, где не было ничего, кроме банальностей, к новым идеям архитектурной красоты и к благородству». Генри Демарест Ллойд ^[228] видел в ней своего рода инструмент, открывающий широким массам американцев «возможности общественной красоты, коммунальные услуги и гармонию, о которых они раньше не могли даже и мечтать. Подобное видение мира раньше никоим образом не могло войти в прозаическую рутину их жизни, где не было ничего, кроме изнурительной работы; но теперь его влияние будет чувствоваться и отражаться на их развитии и в третьем, и в четвертом поколениях». Прошедшая выставка научила мужчин и женщин, не знавших ничего, кроме нужды, осознавать, что города не должны быть темными, грязными и небезопасными бастионами, где властвует только прагматизм. Они могут быть еще и красивыми.

Уильям Стид сразу же понял, какой силой обладает выставка. Вид Белого города и его глубокое отличие от Черного города побудили его написать «Приходил ли Христос в Чикаго», книгу, которую часто считают первым шагом движения Город Прекрасный ^[229], целью которого было возвысить американские города до уровня великих городов Европы. Подобно Стиду, гражданские власти во всем мире увидели в выставке модель того, к чему необходимо стремиться. Они обращались к Бернэму, прося его применить те же самые градостроительные принципы, положенные в основу строительства Белого города, к перестройке их городов. Он стал пионером современного городского планирования. Им были разработаны планы расширения таких городов, как Кливленд, Сан-Франциско и Манила; кроме того, на рубеже веков он возглавил движение с целью реконструкции и расширения Вашингтона, дабы приблизить облик города к тому, каким его представлял себе Ланфан ^[230]. Во всех вышеперечисленных случаях Бернэм работал бесплатно.

Помогая разрабатывать новый градостроительный план Вашингтона, Бернэм убедил руководителя железнодорожной компании «Пенсильвания рейлроуд» Александра Кассата переместить грузовые магистрали и депо подальше от Эспланады ^[231], создав, таким образом, единый зеленый массив, простирающийся в наши дни от Капитолия до мемориала Линкольна. Другие города, среди которых были Форт-Уэрт, Атлантик-Сити и Сент-Луис, также обращались к Дэниелу Бернэму с просьбой разработать для них градостроительные планы, однако он отказал им, поскольку все его внимание было тогда сконцентрировано на последнем градостроительном плане города Чикаго. Отдельные аспекты его плана принимались и реализовывались на протяжении многих лет. Среди них нельзя не упомянуть создание прекрасной полосы парков, отделяющих город от берега озера, и отрезок Мичиган-авеню, названный «Чудесной милей». Одна часть прибрежной полосы парков, названная в его честь Бернэм-парком, включает в себя спроектированные им «Солдже филд» ^[232] и «Филд мьюзеум», Музей естественной истории, являющийся крупнейшим музеем такого рода в мире. Этот парк тянется в южном направлении вдоль озера в виде узкой зеленой полосы до самого Джексон-парка, где стоял дворец, в котором во время работы выставки размещался павильон «Изящных искусств», а сейчас, когда на его месте появилось постоянное здание, в нем расположился «Музей науки и промышленности». Перед ним расстилались лагуны и Лесистый остров, превратившийся сейчас в дикое и запущенное место, при взгляде на которое лицо Олмстеда наверняка расплылось бы в улыбке – хотя, без сомнения, он многое подверг бы критике.