Генерал Алексеев - читать онлайн книгу. Автор: Василий Цветков cтр.№ 122

Новый Командарм решил, что продолжение штурма Екатеринодара в сложившихся после гибели Корнилова условиях бесперспективно и опасно для сохранения армии. «Нужно отступить от Екатеринодара, если это удастся», — говорил Михаил Васильевич. В ночь на 2 апреля поредевшие полки отступили от города. С большим трудом добровольцам удалось прорваться из «кольца» железных дорог, разгромить преграждавший отход красный бронепоезд (подвиг генерала Маркова) и уйти в степи Задонья на границе Донской области и Кубанского края. Здесь Добровольческая армия встретила праздник Светлого Христова Воскресения, Святую Пасху 1918 года. «Старик вывел», — записал в своем дневнике Б. Суворин…

По воспоминаниям Кискевича, сразу после гибели Корнилова «армия пала духом. Последующие планы — движение на Новоктиторовку, Гначбау, Медведскую — еще усугубляли это настроение. Даже лихо отбитые под Медведской два поезда со снарядами мало помогли делу.

И вновь мы услышали:

— Я выведу вас. Выведу в спокойное место, где мы отдохнем недели две и получим подкрепления.

Смертельно уставшие, больные, немытые, как мы ждали этих слов. Они вливали в нас, пошатнувшихся под непосильной ношей, новые силы и новую веру.

С Дядьковской началось выздоровление армии. Оно закончилось в Бейсуге. Армия двигалась на восток. В Ильинской были получены сведения о восстании на Дону. Армия поспешила на выручку некогда приютившим ее Донцам.

Генерал Алексеев продолжал свою работу: сносился с дипломатическими агентами, рассылал своих представителей за подкреплениями.

Находились связи, и к армии вновь хлынул приток свежих сил…»

В станице Егорлыкской, в большом храме, прошли торжественные Пасхальные богослужения. Пасха в 1918 году была поздняя — 21 апреля. Алексеев исповедался и причастился Святых Христовых Тайн. Его дочь вспоминала: «Отец не надеялся, что придется ему встретить Великий Праздник в храме Божием. Для оставшихся в живых добровольцев Чудом Божиим представлялись те маленькие радости жизни, которые в повседневной, мирской суете являлись привычными и незаметными» ^{112}.

19 апреля, вернувшись после окончания «Ледяного похода» в Задонье, Алексеев из станицы Мечетинской отправил письмо в Новочеркасск, к семье. В нем он изложил свои душевные переживания, отразил свои надежды и снова подчеркнул необходимость веры в Волю Божию: «Как тяжелый камень, свалившись с души моей, облегчил ее, утолил безысходную печаль, обратил мысль со словами благодарности к Богу… Все мы живы и здоровы, живы и здоровы находящиеся при мне. А по теперешнему времени — это и чудо, и милость Господня. Я не искал смерти, но не считал достойным прятаться от нее… Побуждения нравственные толкали меня вперед и заставляли спокойно относиться к вопросу о переходе в другой мир. Устал я думой бесконечно, полное неведение о Тебе, детях, нескончаемая поэтому тревога, никогда меня не покидавшая. Устал и телом, ослабел, так как плохая вода… полная неаккуратность в моих болезненных делах расшатали меня. Но приходится пока дух поставить выше тела. Теперь и в армии, вернее — в отряде, живется легче, с Деникиным полное согласие и совместное решение вопросов на пользу общую».

Во время «Ледяного похода» и после его окончания в истории южнорусского Белого движения утвердился «военно-полевой» период, характерной чертой которого стало отсутствие сколько-нибудь определенной территории и каких-либо сформировавшихся структур военно-политического управления. Армия «бродила по степям», тыла фактически не было, и вся внутренняя и внешняя политика легко определялась из ее полевого штаба. Именно в это время окончательно оформилась тенденция создания политической власти на основе военного командования.

Казалось бы, ничто не мешало установлению неограниченной военной диктатуры. Теперь уже «военная» система управления не ставилась в равноправное положение с «гражданским» управлением, как это практиковалось во время Первой мировой войны, и при этом она не зависела от воли и пожеланий политиков, как это происходило в печально знаменитые дни послефевральской, 1917 г., России и даже в первые месяцы формирования Добровольческой армии на Дону. Теперь армия сама становилась источником власти, источником создания новой системы управления.

Теперь Алексеев уже мог во всей полноте понять и почувствовать, что принятие тех или иных военно-политических решений зависит только от него. И эти перемены не смутили старого вождя добровольцев, напротив: «Воспрянуть живая духом Русь может и должна. Только сама она должна создать необходимую реальную силу — Национальную Армию, которая и восстановит наше Государство Российское». В этих словах Михаила Васильевича четко отразилась мысль о возрождении Российской Государственности через возрождение армии, продолжение ее лучших традиций. И эта власть будет твердой и уверенной в себе, не будет уклоняться «вправо» или «влево», менять свои предпочтения в угоду разнообразным компромиссам, ради изменчивой политической конъюнктуры. Довольно точно эту идею выразил Львов: «Генерал Алексеев понимал, что главная задача России, единственная ее задача заключается в воссоздании армии, что без армии Россия всегда будет игрушкой в чужих руках, что ни политическая партия, ни Учредительное собрание, ни монархия, а только армия, и она одна, может спасти Россию. Что армия должна быть национальна и что она сама по себе есть цель».

При осуществлении задач строительства армии и власти в «военно-полевых» условиях было решено опереться на хорошо знакомые для командования Добрармии нормы «Положения о полевом управлении войск в. военное время». Разделение полномочий между Алексеевым и Деникиным отражало, отчасти, принципы, заложенные еще в период «триумвирата». По воспоминаниям Деникина: «Первый ведал финансами и политической частью, а второй был неограниченный командующий Армией». Но и здесь «разделение функций не очень строго соблюдалось, и часто случалось, что один из руководителей внедрялся в сферу другого, но при взаимном уважении и доверии эти шероховатости быстро сглаживались».

Эту же особенность отмечал Ряснянский, добавляя, однако, что обоюдное доверие Алексеева и Деникина не исключало новых трений, главным источником которых многие военные, подобно генералу Корнилову, считали Военно-политический отдел: «Были люди, желавшие раздувать всякий инцидент в ссору с тем, чтобы устранить одно из указанных лиц или свести его в подчиненное к другому положение. В этом отношении много грешил “кабинет”, находящийся при генерале Алексееве, особенно в то время, когда начальником этого кабинета был Ген. Штаба полковник Лисовой. Позже грешил этим и Деникин, у которого был образован также свой Политический отдел при штабе армии».

Надо учитывать, что обстановка беспрерывных боев, постоянных переходов по кубанским и ставропольским степям не позволяла обратиться к стабильной законотворческой работе. По оценке одного из участников южнорусского Белого движения Я. Александрова, «в этот период управление самой Армии только еще зарождалось. Все административные распоряжения по всем вопросам обычно передавались записками или телеграммами дежурного генерала. Не было ни отделов, ни министерств, ни прочей сложной машины». Примечательно, что только после штурма Екатеринодара, при обозе Кубанской рады, по поручению Алексеева, Б.А. Суворин приступил к изданию первой маленькой газеты — «Полевого листка Добровольческой армии» (вышло два номера) ^{113}.