Генерал Алексеев - читать онлайн книгу. Автор: Василий Цветков cтр.№ 102

Выступление Алексеева отличалось от докладов многих других участников Государственного совещания, хотя и звучало в унисон с теми, кто отстаивал важность продолжения войны «до победы» и утверждал необходимость укрепления власти. Об ответственной, независимой от влияния Советов и политических партий деятельности правительства говорил Маклаков. Перефразируя Керенского, говорившего, что «нет Родины без свободы», он призывал «ставить Родину выше свободы». Гучков вспоминал об апрельском кризисе и нерешительности правительства в борьбе с «анархией»: «Наша теперешняя власть больна тем, что се нет», «так называемая революционная демократия исключила из своего состава многие и многие элементы нашей, в сущности, демократической страны». Заметный резонанс вызвало выступление недавно избранного атамана Всевеликого Войска Донского генерал-лейтенанта A.M. Каледина. От имени всех казачьих войск он призвал к полному устранению политики из армии, объединению фронта и тыла на основе военных порядков, восстановлению власти командиров, ликвидации армейских советов и комитетов.

По-военному лаконичным, вполне лояльным по отношению ко Временному правительству, примирительным по отношению к армейским комиссарам и комитетам оказался доклад Верховного Главнокомандующего генерала Л.Г. Корнилова. Алексеев выступал позднее и, в отличие от нового Главковерха, позволил себе больше критики в адрес как новоявленных органов «армейского самоуправления», так и правительственных структур (Военного министерства, идущего «на поводу» требований Советов рабочих и солдатских депутатов). Этот доклад стал первым его выступлением в качестве не только военного, но и публичного политика.

Политический авторитет Алексеева стремительно возрастал. Выступление в Москве стало первым появлением генерала перед столь большой «невоенной» аудиторией. Ее реакция, судя но сохранившейся стенограмме Совещания, была неодинаковой: от возгласов «Браво» и бурных аплодисментов «справа», до криков «позор!» и «палач!» — «слева». Тем не менее доклад отставного генерала вполне можно было бы считать своеобразной программой-декларацией для военных кругов. Не случайно, что позднее он был издан отдельной брошюрой 100-тысячным тиражом ^{78}.

Совещание завершилось формально-декларативной поддержкой политического курса Временного правительства. Казалось бы, победил «средний», «умеренный» путь развития революции. Однако вскоре страну потрясли события, ставшие, но мнению многих, главной исходной причиной «большевицкого переворота» в октябре 1917 г. 26 августа в «государственной измене» был обвинен генерал Корнилов, отправивший накануне, но согласованию с Керенским, части 3-го конного корпуса генерала Крымова на Петроград. Ставка на это обвинение ответила резким заявлением по адресу Временного правительства, обвинив его в предательстве и прямом пособничестве немцам. «Война телеграмм», происходившая 28—31 августа 1917 г. между Петроградом и Могилевом, грозила перерасти в реальные военные столкновения, подводящие страну к порогу Гражданской войны.

Отношение генерала Алексеева к военно-политической позиции Корнилова было, в общем, благожелательным. Требования твердой власти, укрепления воинской дисциплины, борьбы с дезертирством на фронте и саботажем в тылу полностью разделялись Михаилом Васильевичем, как и многими представителями высшего командного состава. Но представлялась рискованной форма осуществления этой программы Корнилова. Немедленная военная диктатура, полный разрыв с правительством Керенского, готовность к радикальным действиям, вплоть до прямого военного переворота, — это, по мнению Алексеева, грозило окончательно развалить и без того неустойчивое состояние фронта и тыла.

Примечательно, что в схожей ситуации февраля—марта 1917 г. Алексеев, видя перспективу «войны междоусобной» во время «войны внешней», все-таки предпочел отказаться от военных методов борьбы с революцией. По воспоминаниям Борисова, «Алексеев не принимал участия в августовском Корниловском выступлении. Умудренный опытом, обладая более спокойным характером и оценив состояние армии, он не разделял мотивов, руководивших Корниловым, и не верил в успех».

С Корниловым после февраля 1917 г. Алексеев встречался несколько раз. Как известно, он поддержал просьбу Родзянко о назначении Корнилова командующим Петроградским военным округом. Однако в апреле Алексеев, получив сведения о намерениях Гучкова перевести Корнилова на должность Главнокомандующего армиями Северного фронта, заявил свое категорическое несогласие с данным назначением. Главковерх считал подобные перестановки не соответствующими строевому опыту Корнилова и крайне нежелательными для фронта. В результате Корнилов получил пост командующего 8-й армией Юго-Западного фронта.

В дни проведения Государственного совещания Алексеев посещал поезд Главковерха, на котором тот прибыл в Москву. Полного содержания их бесед узнать невозможно, но говорить о принципиальных разногласиях между генералами излишне. В пересказе Деникина, Корнилов заявил Алексееву, что в ожидаемых действиях против советов «придется опираться на офицерский союз, — дело Ваших рук. Становитесь Вы во главе, если думаете, что так будет лучше». «Нет, Лавр Георгиевич, Вам, будучи верховным, это сделать легче», — ответил Алексеев.

Не выглядит также правомерным мнение о полной неосведомленности Алексеева в отношении явных (а возможно, и тайных) намерений Корнилова. Какова же роль Алексеева в «корниловщине»?

Весьма интересное свидетельство содержится в частной переписке посла России во Франции Маклакова с послом в САСШ Б.А. Бахметевым. Отчасти это свидетельство подтверждает также осведомленность Алексеева о возможных совместных действиях Временного правительства и Ставки в конце августа 1917 г. с целью «нейтрализации Советов». Разговор между Маклаковым и Алексеевым мог состояться в поезде, в котором генерал уезжал из Петрограда (где он в эти дни давал показания, в качестве свидетеля, но т.н. «делу Сухомлинова») в Смоленск 26 августа. Уже на следующий день он был экстренно телеграммой вызван обратно в столицу и получил информацию уже не о движении на Петроград 3-го конного корпуса (в соответствии с планами глав военного ведомства Б.В. Савинкова и Керенского), а о действиях «изменника-генерала», намеревавшегося «захватить власть». Но более вероятно, что эта беседа имела место 27 августа в вагоне на Царскосельском вокзале, где остановился Алексеев.

«Он (Алексеев. — В.Ц.) тогда вызвал меня к себе в вагон, — писал Маклаков, — он был уверен в успехе восстания; не сомневался, что через два дня Корнилов возьмет Петроград (показательная уверенность Михаила Васильевича. — В.Ц.) и думал уже о том, какой тогда нужно установить порядок, кому вручить власть. Тогда Алексеев находился в периоде некоторого увлечения Милюковым и кадетами; думал, что нужно поставить у власти именно их. Я могу представить себе что угодно, только не это; в кадетские способности управлять Россией в момент революции я не верил никогда, а в этот момент — меньше, чем когда-либо….В своем контрреволюционном настроении тогда я шел так далеко, что хотел прежде всего восстановить силу Основных законов; вернуть к жизни Государственную Думу и Совет, и к тому — и монархию. Мне казалось, что нужно вернуться к “законности”; законным было только отречение Николая; его нужно было оставить в силе, но провозгласить Алексея Государем (примечательная оценка акта Николая II. — В.Ц.), созвать Думу, образовать ответственное министерство и попытаться сделать все то, необходимость чего жизнь доказала… Любопытно, что мне на это ответил Алексеев; он ужаснулся: “Как, Вы хотите монархию?” Я ему ответил: “Удивительная вещь; я всю жизнь боролся против монарха, если не монархии; а Вы этой монархии служили верой и правдой; и вот сейчас я вижу в ней спасение, а Вы ее откладываете, как простое историческое недоразумение”. На это Алексеев мне отвечал: “Вот именно потому, что я ей служил, как Вы говорите, верой и правдой, я ее и знаю; и потому что я ее так хорошо знаю, я ее не хочу”. На это я ему ничего не ответил, но мог бы ответить: “А я лучше, чем Вы, знаю кадетов, и именно потому, что я их знаю, я их не хочу”».