Конан Дойл - читать онлайн книгу. Автор: Максим Чертанов cтр.№ 51

Закончив работу над «Белым отрядом», Дойл писал сестре Лотти: «Итак, возрадуйся вместе со мной, а я так полюбил и Хордла Джона, и Сэмкина Эйлварда, и сэра Найджела Лоринга, как будто узнал их наяву, и чувствую, что все, говорящие по-английски, в свое время тоже полюбят их». «Так они и жили, эти простые, грубые, однако честные и справедливые люди – по-своему веселой, здоровой жизнью». «Я создал точные характеры людей эпохи», – говорил автор о своих персонажах, опять-таки горюя, что публика не оценила этого достижения. Но неблагодарные англичане – а вслед за ними и весь мир – почему-то влюбились в непростого Холмса, балующегося кокаином, а не в простых и грубых героев «Белого отряда».. Аллейн, Эйлвард, Хордл Джон – все они в общем милые (нас давно нет нужды убеждать в том, что Конан Дойл умел создавать обаятельных персонажей), но сказать, что это «точные характеры людей эпохи», решительно невозможно. Это просто ряженые. Причина скорей всего в том, что Дойл слишком увлекся исторической атрибутикой в ущерб как психологической убедительности персонажей, так и их яркости. В итоге и живые люди не очень получились, и на типажи они тоже не тянут, так как в них нет ничего оригинального.

Рискнем предположить, что Конан Дойл напрасно отказался от приема, который всегда был в его исполнении удачен: рассказа от первого лица. Именно оно придавало всем его текстам прелестное, нежное обаяние, и, повествуй о сэре Найджеле какой-нибудь очередной простодушный рассказчик – да тот же Аллейн Эдриксон, – нам бы казалось, что мы видим живого человека, а не куклу в доспехах. Но и историзм в персонажах «Белого отряда» не очень-то чувствуется – вот в чем парадокс. Когда читаешь «Айвенго» – есть неуловимое ощущение «чего-то старинного». «Белый отряд» такого ощущения не создает.

«Я предпочитаю простой стиль и, насколько это возможно, избегаю длинных слов, и, может быть, из-за этой внешней легкости читатель порой не смог оценить полного объема разысканий, лежащих в основе моих исторических романов», – сказал Конан Дойл с плохо скрытой обидой. Но, может быть, если он хотел, чтоб его разыскания оценили, «избегать длинных слов» как раз и не следовало. Многие писатели, пишущие исторические романы, это очень хорошо осознают и нарочно «старят» текст, используя необычные, нарочито тяжеловесные словарные конструкции, как «старят» произведения живописи, покрывая искусственным слоем патины. В «Петре I» все фразы построены так, как их не строят современные люди: может, и не так говорили современники Петра, но впечатление «старинности» очень убедительно. Умберто Эко в «Имени розы» сознательно утяжеляет, архаизирует текст, чтобы добиться нужного эффекта. Наш Алексей Иванов в своих квазиисторических книгах делает то же самое. Дойл (как и Морис Дрюон с Валентином Пикулем) поступал противоположным образом: упрощал слог. Он не читателя пытался окунуть в XIV век, а XIV век осовременивал, приноравливая к читателю. От того, что его герои на двух страницах восемнадцать раз произносят: «Клянусь эфесом!» и «О, горе мне!», текст «Белого отряда» архаичным все равно не становится. Нет патины, нет трещин. Сам темп повествования у Дойла современный – энергичный и быстрый.

«Несмотря на столь ясное возвращение Ательстана к прежней вялости и обжорству, Седрик занял место против него и вскоре доказал, что хотя мог устремлять все свои помыслы на бедствия родины и забывать о еде, пока не подавали кушанья, но, как только увидел накрытый стол, обильно уставленный кушаньями, так и почувствовал аппетит, наравне с остальными качествами перешедший к нему по наследству от саксонских предков» ^[24]. «Так ловко действовал сэр Найджел на берегу и так быстро Гудвин Хаутейн – на судне, что сэр Оливер Баттестхорн едва успел проглотить последнюю устрицу, как звуки трубы и нагара возвестили, что все готово и якорь поднят» ^[25]. Не вполне корректно, разумеется, сравнивать тексты по переводу – а все-таки разницу в темпе невозможно не почувствовать. За отрезок романного времени, требующегося героям Скотта, чтобы только наложить себе еды в тарелку, герои Дойла успевают ввязаться в какую-нибудь небольшую битву и закончить ее.

Принято говорить, что Конан Дойл был средневековым рыцарем по духу. Оспорить этот тезис трудно, поскольку сам доктор немало произнес слов о своей любви к Средневековью, но все-таки нам кажется, что это заблуждение. Да, в финале «Белого отряда» автор просит Инженера даровать современным людям добродетели рыцарей и йоменов, но сначала он все-таки благодарит Его за избавление от присущих им пороков. Он был человеком до мозга костей современным; певец технического и общественного прогресса, в XXI век он вписался бы лучше, чем в XVI. Очень показателен один эпизод в романе: спиритический сеанс в исполнении леди Тиффен, жены рыцаря Бертрана Дюгесклена, которая в трансе видит... Соединенные Штаты Америки. «Откуда они, эти народы, эти горделивые нации, эти мощные государства, что встают передо мной? <...> Весь мир отдан им, полон стуком их молотов и звоном их колоколов. Они называются разными именами и называются по-разному, но все они англичане, ибо я слышу голоса одного народа. Я переношусь за моря, куда человек еще никогда не плавал, и вижу огромную страну под другими звездами и чужое небо, и все-таки это Англия». Удивительно, что леди Тиффен не явились также автомобиль, электричество и телефон – это было бы вполне в духе доктора Дойла.

Нет, вряд ли бы доктору в Средневековье понравилось. «Варварство и звериная жестокость» всю жизнь угнетали его, религиозного фанатизма, которым были насквозь пропитаны Средние века, он терпеть не мог, крепостничество осуждал, отсутствие гигиены тоже не приветствовал. Что остается? Рыцарские турниры? Но их достойно заменили бокс и регби. Каких таких средневековых добродетелей, по мнению доктора, недоставало англичанам XIX века? Разве что патриотизма. «Может быть, небо вновь потемнеет и затянется тучами. И опять настанет день, когда Англии понадобятся ее сыны, будь то на суше или на море. Неужели они не откликнутся на ее зов?» Это мы уже читали в «Михее Кларке». Нет, все-таки в пацифисты Дойл никак не годился. «Воевать очень интересно.» И тут же он – устами одного второстепенного персонажа, которого Аллейн вынужден защищать от собственных кровожадных товарищей – спорит сам с собой: « – Война! Война! Вечно эти разговоры о войне. <...> Визгливый и скрипучий язык всегда будет напоминать нам о том, что миром правит дубина дикаря, а не рука художника». Бедный доктор Дойл, как же разрывалась, должно быть, временами его душа! На одной чаше весов – врач, бесплатно лечивший бедняков, гуманист (почти абсолютный), либерал (относительный), защитник прав зайцев, разведенных женщин и коренных жителей Конго, неутомимый проповедник примирения всех религий и наций, человек, убивший полжизни и все свое состояние, добытое литературой, на то, чтобы заклинать и умолять человечество «жить дружно», а на другой – «Воевать очень интересно.». И какой мальчишка скажет, что неинтересно? Это одно из самых сильных противоречий в довольно-таки цельном характере нашего героя. За всю свою долгую жизнь в защиту воинственности он написал ровно столько же, сколько в ее осуждение.