Купленная революция. Тайное дело Парвуса - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Хереш cтр.№ 58

Тут зал обходит записка, в которой Распутин, издеваясь над Думой, нацарапал имя своего последнего протеже: «Пока Дума думает и гадает, у Бога все готово: Добровольский будет министром юстиции!»

Это было последней каплей. Аудитория стала совсем неуправляемой. Зал наполнился рукоплесканиями, возгласами, криками. Выступление одного депутата, открыто заявившего, что «зло надо пресечь в корне», почти утонуло в бурных овациях.

Когда царица услышала об этой сумятице и критике в адрес правительства и царской династии, она самовольно распорядилась закрыть заседание с помощью министра внутренних дел — царь, как обычно, находился в далеком Генеральном штабе.

Дума перенесла последующие заседания в Москву. Но и там полиция должна была закрыть их. В разных политических фракциях подготавливаются заговоры, в которых наряду с депутатами принимают участие и сами роялисты. Поговаривают о заточении царицы в монастырь, о свержении царя и его замене регентом до совершеннолетия престолонаследника — но эти планы рушатся из-за бесконечных дискуссий, разногласий, нерешительности или недостатка секретности.

В феврале следующего, 1917 года Дума вновь должна собраться на заседание. Одно решение уже принято: надо вывести людей на улицу и таким образом усилить давление на царя. Но вначале необходимо «пресечь зло в корне»: в ночь с 16 на 17 декабря 1916 года убит Распутин. Слишком поздно, чтобы еще суметь остановить последствия его действий.

Еще никогда общественность не откликалась с таким энтузиазмом на убийство — и никогда так явно не обнаруживалась пропасть между царем, а еще больше царицей, и народом: в то время, как Александра требовала У Николая самого сурового наказания для убийцы Распутина, верующие ставили свечи в церкви перед иконами своих святых заступников и молились за тех людей, которые освободили страну от Распутина. В этой мрачной обстановке конца 1916-го — начала 1917 года люди задавали себе вопрос: «А что же принесет новый год?»

Насколько далеко, в двойном понимании этого слова, были русские революционеры обоих направлений находящиеся в эмиграции в Швейцарии, от событий в Петрограде, и какие планы на ближайшее будущее они при этом строили, видно из сообщения русской службы внешней разведки от 23 декабря 1916 года. В нем агент информирует своего начальника о докладе, с которым выступил один из радикальных русских революционеров 3 ноября в Женеве. Тема его посвящена не положению в России и вероятным действиям эмигрантов, она звучит так: «Дело Адлера и кризис социализма — Адлер и Либкнехт».

В нем докладчик Радомысльский (он же Зиновьев) выражает заботу о том, что большинство немецких социал-демократов в последнее время в своем партийном органе газете «Форвертс» перешло на «социал-шовинистскую» линию германского правительства — в защиту войны, что происходит в ущерб рабочему классу. Далее он на международном уровне обвиняет «кризис социализма», так как бывшие борцы за дело социализма попадают на буржуазные правительственные посты (цитирует пример такого случая в Дании).

Третий пункт: убийство австрийского премьер-министра графа Карла Штюрка именно Фрицем Адлером, сыном венского вождя социал-демократии. Этот акт является якобы «новым и нежелательным методом борьбы против буржуазного правительства». Докладчик интерпретирует убийство, которое совершил пацифист Фриц Адлер, «как протест против инициаторов войны» (Штюрк подписал ультиматум Сербии), как «попытку встряхнуть спящую общественность»; он сравнивает мотивацию Адлера с мотивацией русских «народников, которые в борьбе с реакционным русским правительством стали террористами». Убийство Штюрка было инструментализировано друзьями и врагами союза стран Центральной Европы.

При всем понимании попыток спасти честь Виктора Адлера, объявляя его сына сумасшедшим, этот поступок все же следует рассматривать как политический акт. Согласно сообщению охранки, Зиновьев заканчивает св выступление программными лозунгами: «И мы, революционные социал-демократы, понимаем этого человека, этот характер, мы разделяем его чувства и мысли — и все-таки мы не должны признавать это убийство как средство борьбы. Мы выступаем за власть масс в ответ на гнет правительства, за революцию, за массовую забастовку, за массовый террор. Мы протестуем против формулы швейцарских социалистов, которые одобряют убийство, совершенное Адлером, как метод политической борьбы. Мы выступаем не за индивидуальный террор, а за массовый террор, за который выступал и Энгельс и который готов осуществить Либкнехт. Итак, на вопрос, идти ли нам по пути Адлера или Либкнехта, мы должны ответить: «Мы выбираем путь Либкнехта!»

Однако возможность осуществить свои намерения на практике представилась значительно раньше, чем этого могли ожидать швейцарские эмигранты. Решающий фактор времени связан в первую очередь с действиями на фронте. Отъезд царя в Могилев, в Генеральный штаб, для наблюдения за весенним наступлением послужил стартовым сигналом для предстоящих внутриполитических событий.

21 февраля 1917 года (6 марта по западному календарю) Николай еще принимает у себя министров и премьер-министра. К их удивлению, он заявляет, что на следующий день он хочет пойти в Думу и согласно требованиям ее депутатов провозгласить назначение ответственного перед ней правительства.

Но уже в тот же вечер он отказывается от этого намерения и сообщает своему ошеломленному премьер-министру, что на следующий день он все-таки, как и было запланировано, уезжает. Но ему хотелось бы вернуться «не через четыре, а уже через три недели, однако, уловив испуганное выражение лица премьер-министра, быстро исправляет ошибку — или, если удастся, Уже через неделю».

Даже если для царя, как известно, на первом месте было успешное окончание войны, которой он изначально пытался избежать всеми средствами, а не внутриполитические вопросы, казавшиеся ему из-за постоянных Интриг невыносимыми, в этот решающий момент информационный вакуум и утрата чувства реальности стали до такой степени очевидными, что вряд ли что-нибудь могло сравниться с ними по резкости и ожиданиям тяжелых последствий.

Когда царь 22 февраля (7 марта) садится в поезд, отправляющийся в Могилев, в руках германского Генерального штаба, в обязанности которого входит контроль над запланированными Парвусом событиями, уже находится сообщение о том, что самими депутатами Думы (среди которых, как известно, есть и революционеры) начаты беспорядки и восстание. Уже пять дней назад очередная партия германских денежных средств отправлена на скандинавские счета революционеров и их агентов.

При температуре минус тридцать любой недостаток в чем-либо имеет значение. Люди мерзнут, потому что нет топлива, не хватает продуктов, потому что они не могут попасть в столицу. Останавливаются поезда, отопительные котлы локомотивов разрываются от мороза. Если в столице и ходят слухи о том, что эти обстоятельства «спровоцированы», то есть перекрытие подъездных путей, саботаж и задержка товарных поставок искусственно вызваны чьей-то невидимой рукой (следует вспомнить о революционной программе, составленной Парвусом), то это не облегчает дело.

Молва о предстоящих беспорядках, конечно, дошла и до тайной полиции Петрограда. Кто-то должен был все это отлично спланировать, использовать ситуацию в своих целях. Они не сомневаются в существовании заговора — и тем не менее бессильны. Из фабричных кварталов доносятся известия, что при голосовании победу одержали сторонники забастовки. Значит, за ними стоит организация. Но силы правопорядка не смогут особенно многого добиться, потому что военная элита Петроградского гарнизона, обычно защищающего город, находится на фронте, а гарнизон наполнен малообразованными № менее всего заинтересованными в этом резервистами из деревни…