Гитлер был моим другом. Воспоминания личного фотографа фюрера. 1920-1945 - читать онлайн книгу. Автор: Генрих Гофман cтр.№ 44

Таким образом картину предназначили для линцской галереи, и средства на ее покупку выделила почтовая служба рейха из денег, вырученных от продаж особого выпуска «гитлеровских почтовых марок», которые принесли много миллионов рейхсмарок. Я сам однажды присутствовал при том, как Онезорге, министр почты, передал Гитлеру чек на пятьдесят миллионов марок, полученных из этого источника.

В целом для галереи в Линце планировалось приобрести около десяти тысяч картин. Среди них было самое значительное произведение Морица фон Швинга «Золушка», а также самая удивительная картина Макарта «Чума во Флоренции», которую Гитлеру подарил Муссолини. А на деньги из тех миллионов, которые он получил от продажи книги «Майн кампф», Гитлер, среди прочего, приобрел «Леду с лебедем» Леонардо да Винчи, «Автопортрет» Рембрандта, «Медового вора» Кранаха Старшего, знаменитых «Танцующих детей» Ватто и работу Адольфа Менцеля под названием «Строительство в Силезии». Знаменитая статуя Мирона «Дискобол» была приобретена у итальянского княжеского дома при посредничестве Муссолини и также предназначалась для линцской галереи. Однако в 1945 году она вернулась в Италию.

Однажды я спросил Гитлера, почему он относится к Линцу с таким предпочтением.

– Возможно, на меня повлияли воспоминания о том времени, которое я провел там молодым человеком, – ответил он, – но главная причина в том, что я считаю, что у величайших столиц мира не должно быть монополии на сокровища искусства.

Гитлер очень любил показывать мне свои архитектурные проекты, и, должен сказать, меня поражало то, что я видел. Я не был одинок в своем восхищении, эти проекты производили глубокое впечатление и на многих знаменитых архитекторов. Очень интересны были проекты триумфальных арок, которые он сделал в возрасте двадцати лет.

– Они, друг мой, – сказал он мне, – однажды будут воздвигнуты в Германии!

Впервые план и внутренняя архитектура зала Сената в Коричневом доме были начерно набросаны на обороте меню в кафе «Хек», а позднее с очень незначительными поправками были воплощены в здании. За несколько лет он сделал эскизы ко многим сотням проектов.

Во время строительства Коричневого дома Гитлер следил за каждой мелочью, и все, что ему не нравилось, безжалостно сносилось.

Размышляя об этом, я не мог удержаться и не спросить:

– Герр Гитлер, почему вы не стали архитектором? Вы бы добились большого успеха!

– Потому, – возразил он, – что вместо этого я решил стать архитектором Третьего рейха!

Бергхоф в Оберзальцберге был похож на золотую клетку. В противоположность рейхсканцелярии, где все имело очень формальный и официальный оттенок, жизнь в Оберзальцберге была гораздо уютнее и задушевнее по характеру.

Стены обеденного зала с его огромным столом на восемнадцать человек были обшиты сосновыми панелями. Общий дизайн интерьера, решенный в современном стиле, производил приятное впечатление, гармоничный ансамбль довершался умело расположенными зеркалами и освещением. Отделку комнат нельзя было назвать чрезмерной, но в то же время они и не смотрелись голыми.

Но самым чудесным был великолепный вид из окон на дикий массив Унтерсберга, где, по легенде, когда-то жил император Фридрих Барбаросса.

На обед в этом зале очень редко приглашали посторонних. Гитлер любил обедать там с Евой Браун, своими адъютантами, врачами и ближайшими соратниками; в небольшом интимном кружке иногда появлялись подруги Евы с детьми.

Слуги приезжали с нами из Берлина. Повар и горничные были родом из Берхтесгаденского района, а сама кухня была обставлена в баварском стиле. Гитлер придерживался вегетарианской диеты, и блюда для него готовила первоклассная повариха из Вены, пока Борман не выяснил, что ее арийское происхождение оставляет желать лучшего, и, к несчастью, ее уволили. И в старом доме, «Вахенфельде», и после перестройки много лет в роли домоправительницы хозяйством заправляла старшая сестра Гитлера фрау Раубаль, мать Гели. Однако после смерти ее дочери они так часто ссорились с Евой Браун, которая почти всегда приезжала с Гитлером в Оберзальцберг, что фрау Раубаль ушла.

Фрау Раубаль всегда относилась к Еве Браун с холодным неодобрением – неодобрением респектабельной матери семейства, которая насквозь видит все хитрости какой-то мелкой вертихвостки и золотоискательницы и только удивляется моральной слабости и легковерию мужчин, даже самых умных из них.

После смерти дочери чувства фрау Раубаль к Еве переросли в глубокую неприязнь, почти ненависть. Она была уверена, и никакие наши уговоры не могли поколебать ее уверенности, что ее Гели глубоко любила Гитлера и что присутствие и влияние Евы Браун было источником большого несчастья для ее дочери и одной из главных причин ее преждевременной кончины. Фрау Раубаль раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, глубочайшее отвращение к женщине, которая, по ее мнению, нанесла ее дочери чудовищную обиду, и с другой – безграничная преданность сводному брату, которого с самого начала она считала будущим спасителем и вождем страны.

Как все женщины этой семьи, фрау Раубаль была прекрасной хозяйкой. Она чувствовала, что может внести свой вклад в дело Гитлера тем, чтобы его хозяйство во всех отношениях работало с размеренным ритмом идеально отлаженного механизма, без сучка без задоринки. И для исполнения этой принятой на себя обязанности она была готова смирить собственные чувства и сильную антипатию, которую вызывало в ней присутствие Евы Браун, и оставаться на своем посту.

Однако атмосфера в Оберзальцберге стала невыносима даже для фрау Раубаль с ее твердой решимостью и преданностью долгу. Здесь, в мнимом одиночестве гор, Ева гораздо больше походила на жену хозяина, чем в более публичной обстановке Мюнхена. Прежде чем Борману удалось превратить Оберзальцберг в подобие берлинской канцелярии, Ева была хозяйкой дома, и, кроме официальных случаев, как, например, визит герцога Виндзорского с супругой, она и вела себя как хозяйка. Если бы она довольствовалась тем, что держалась поодаль от фрау Раубаль, их отношения вполне могли бы продолжаться в виде пускай непримиримой, но все-таки подспудной вражды. Но когда Ева начала напускать на себя важность и не просто вмешиваться в управление хозяйством, но вмешиваться капризно, высокомерно и неумело, для фрау Раубаль это было уже слишком. Строгое, молчаливое неодобрение одной и снисходительное высокомерие второй, часто довольно глупое, нередко прорывались едкими и злобными взаимными упреками, пока у фрау Раубаль окончательно не лопнуло терпение. По причинам, которые она отказалась обсуждать, она попросила Гитлера освободить ее от обязанностей домоправительницы.

Конечно, Гитлер прекрасно знал о трениях между женщинами. Но, как большинство мужчин, он терпеть не мог семейные скандалы, особенно женские скандалы, и был готов пойти на что угодно, лишь бы его не втягивали в выяснение отношений. В данном случае он пошел по линии наименьшего сопротивления и без проволочек отпустил фрау Раубаль. Она вернулась домой в Мюнхен, где мирно жила до самой смерти в 1948 году.