В Питер вернутся не все - читать онлайн книгу. Автор: Анна и Сергей Литвиновы cтр.№ 14

Да нет, Дима, я не плачу... Чего там плакать, господи... Двадцать с лишним лет прошло, поздно уж тут жалеть! Не было – и не было ничего, я так для себя решила. И по чему тут убиваться, раз все равно – не было?

Короче, позвонила я в тот же вечер Вадиму, сказала, что послезавтра буду в Москве, и попросила утром на вокзале встретить. Он такой был... любезный, но холодный... Никакого я отпуска брать не стала, а просто, как прибыли мы с рейсом в златоглавую, попросила девчонок своих перед бригадиром меня прикрыть, а сама переоделась и, как цивильная пассажирка, выскочила на перрон. Я ничего не загадывала, но в душе чувствовала, что дело-то для меня плохо оборачивается...

Так и вышло: он меня даже не встретил, прислал шофера. Тот меня в «Волгу» раздолбанную с надписью «Киносъемочная» посадил и повез куда-то. А я Москву тогда еще плохо знала, но все равно поняла: не в ту степь он меня везет – в чертову дыру, на окраину. Вот и башня Останкинская приблизилась, значит, на север едем, а квартира Вадика – в центре, «Мосфильм» с гостиницей «Украина» – тоже почти. Я шофера спрашиваю: «Куда ты меня везешь, Сусанин?» А тот усмехается: велено, мол, вас в гостиницу «Алтай» доставить. А я: «Не нужна мне никакая гостиница, никакой «Алтай». Где сейчас Прокопенко?» В ответ водила плечами пожимает: «А я откуда знаю!» Кричу ему: «Врешь! Вези к нему!» А он: «Да куда ж везти? Я и не знаю, где он!» – «Вези, – повторяю, – а то сейчас глаза тебе выцарапаю!»

Шоферюга остановился, из машины выскочил, помчался куда-то. Я рассмотрела: в телефонную будку бросился. Позвонил, поговорил с кем-то. С Вадимом, наверно. Возвращается: «Ладно, едем».

Ну, прибыли мы к знакомой проходной. В своих мечтах я туда, под вывеску «Мосфильм», как актриса каждый день приходила. Но в тот, последний раз, внутрь меня, как раньше Вадик на своей машине, не повезли. Водитель остановился на обочине, сказал: «Скоро к тебе выйдут, сиди жди». А сам ключи от «Волги» забрал и ушел.

Ждала я долго. Час, наверное, или даже больше. А кругом весна, одуванчики, птицы... Я и сомлела... Ночь у нас, проводников, известно какая: на пару часиков только прикорнешь... Проснулась от того, что кто-то – я на заднем сиденье устроилась, как барыня, – рядом со мной садится. Я со сна его обнимаю, шепчу: «Вадюшенька!» – а он холодно так меня отстраняет, говорит: «Ты чего приехала?»

Я не отвечаю, чуть не плачу, и он тогда начинает: «Фильм мой почти прикрыли, и надежды на то, что он будет снят, практически никакой. Соответственно, отпал и вопрос о том, что ты будешь исполнять в нем хоть какую-то роль. Да и вообще не советую тебе лезть в актрисы. Профессия плохая, потому что зависимая, пока ты молодая и спишь с режиссером, тебя снимают, а случись что, никому не нужна».

Все его намеки были ясны, как день, но я все равно сказала ему, просто потому, что должна была сказать: «А ты знаешь, что у нас с тобой будет ребенок?»

Он усмехнулся: «Да, я догадывался, почему ты примчалась». Полез в карман, достал конверт: «Вот, держи. Этого хватит с лихвой. Ты знаешь, что надо делать». Я спросила: «А если не знаю?» Он снова хмыкнул: «Ну, тогда научишься». А потом добавил: «Извини, у меня очень мало времени». И вылез из машины, бросив на прощание: «Тебя отвезут, куда скажешь...»

Вот и все. Вы спрашиваете, что было дальше? А что могло быть дальше? В смысле денег Прокопенко оказался щедрым человеком. В конвертике оказались не пятьдесят рублей, что нужны были тогда по такому случаю, а все пятьсот: десять широких, зеленых пятидесятирублевок. Но все равно этих денег мне не хватило бы, чтобы поднять и вырастить малыша – тем более в коммуналке на Восстания...

Потом я была замужем, дважды, а детишек мне бог больше не дал. Но меня врачи уверяли, что давняя операция с моими проблемами не связана, во всяком случае, напрямую. Говорили о каком-то бесплодии неясного генеза... То есть: и здорова, а детей все равно нет. Бог, наверное, наказал за тот грех.

И вдруг сейчас...

Знаете, Дима, меня его, Вадима, появление не потрясло. Старый он гриб, а все хорохорился, молодых охмурял... Сколько раз я думала: отольются ему мои слезки. Вот и отлились... Нет, я его не убивала... Все, что было между нами, случилось так давно и быльем поросло. Я ведь отчасти Прокопенко благодарна: он продемонстрировал мне, какими бывают мужики. Нет, я не имею в виду, какими хорошими или какими плохими. Я имею в виду масштаб. Вот чего-чего, а широты души у Вадика было не отнять. Сейчас-то он, может, и другой стал, жизнью слегка прибитый, а тогда... Размах – гигантский. Коль полюбил (ну, или там не полюбил, а просто я ему понравилась) – сразу зовет в кино сниматься. А раз в кино – то на главную роль. Ведет в ресторан – то в Дом кино или в «Националь». И гостиницу всегда снимает самую лучшую. А денег на аборт дает – пять сотен, не меньше. Да, в нем был масштаб.

Еще раз говорю: не я его убила. За что мне его убивать-то? Из мести, думаете? За ту историю двадцатилетней с лишним давности? За нерожденного ребенка? Ну, за это только в книжках мстят...

Меня единственное что расстраивает... Сказать? Ну, раз уж у нас пошла такая пьянка... Он ведь меня не узнал! Неужели я так уж переменилась? Неужели такая старая? Ну да, он сам постарел, и сильно... Но я-то его узнала! С первого взгляда! А он меня – нет. Начал передо мной рассыпаться, кто он такой и зачем в Москву едет... А то я его не знаю! Мне даже хотелось его спросить про одну интимную вещь. Про родинку, о которой любовницы только знают... Ах как бы у него лицо вытянулось... Да, не узнал он меня. Вот в чем засада-то...

* * *

Дима выпил вместе с проводницей едва ли не полбутылки водки. Если б не плеснул себе в пару к водочному стакан колы, куда регулярно тайком выплевывал «огненную воду», вряд ли б продержался: на старые дрожжи, да еще с недосыпа... Однако правильно учил его старый газетный мэтр Колосников: «Человек, не умеющий пить (или хотя бы делать вид, что пьет), потерян для журналистики. Журналисту лучше не уметь писать, чем не уметь пить».

Полуянов хорошо осознавал: проводница Наталья разоткровенничалась благодаря «бутыльменту», который сама же на стол и выставила. Ну и, конечно, умению репортера – чего уж тут скромничать! – правильно поставить вопросы, разговорить человека. Да и, чего греха таить, неземному Диминому обаянию, на кое особенно велись женщины среднего и старшего возраста.

Верил ли он проводнице Наташе? В то, что у нее в молодости был роман с Прокопенко, – бесспорно. А в то, что она его не убивала? Бог ее знает. Вроде она была искренна. А как на деле...

Если все же убила именно она, это в принципе соответствовало бы женской психологии. Девушки и женщины не умеют долго вынашивать, лелеять месть. Они, коли уж кому-то мстят, то чаще спонтанно: увидела обидчика – вспомнила былое – поднялась у нее из глубины души муть – взяла и подсыпала в бокал яд... или ножом полоснула... Поэтому выводить проводницу из числа подозреваемых пока не стоит...

Журналист успел задать Наталье парочку контрольных вопросов. Действительно ли она заперла на ночь дверь, отделяющую вагон от остального состава? Ответ: да, в самом деле заперла. Кто мог ее отпереть с противоположной стороны? Ответ: бригадир поезда, да и любой проводник любого другого вагона. А ложилась ли она сегодня спать? Ответ: нет, не ложилась. Выглядывала или выходила ночью в коридор? Да, и выходила, и выглядывала. Кого видела? Высокого седого старика (Старообрядцева, понял Дима), молоденькую девчонку (Марьяну), как она туда-сюда ходила, обоих молодых людей – красавчика и хилого (Кряжина и Ковтуна) и старуху-актрису (Цареву). А вот режиссера, его нынешнюю любовницу и его, журналиста, не видела.