Взгляд, брошенный на нее отцом, был исполнен гнева. Мательда не могла поверить своим глазам, увидев, как Джустиниано наклонился, поднял головной убор Бонуса и отдал ему. Мир перевернулся с ног на голову, и сама она оказалась подвешенной ногами к потолку.
— Но это правда! — воскликнула она. — Я была в кабинете Рустико. С его племянником. — Детали она надеялась опустить. — Я слышала, как Рустико сказал, что хочет передать Риво Альто и все другие города лагуны византийскому императору!
Трибуны что-то забормотали. Бонус наигранно рассмеялся:
— Ах, как трогательно! Ребенок хочет завоевать внимание своего отца. Правда, у него слишком много фантазий, как мне кажется.
Мательда подняла руку с бумагами вверх:
— Вот доказательства. Эти документы лежали на столе Маламокко. На них стоит его знак.
— Ты обокрала Рустико из Маламокко? — спросил ее отец, беспомощно опустив руки.
Другие трибуны уставились на Мательду испепеляющими злобными взглядами.
— Это его личная переписка. С ее помощью мы можем обезвредить его. Он планирует избавиться от тебя, отец. — Она старалась, чтобы ее слова звучали храбро, однако голос предательски дрожал.
Джустиниано побледнел. Бонус подошел к ней и протянул руку:
— Отдайте мне эти бумаги. Они не имеют к вам никакого отношения.
Мательда отпрянула назад. Дрожащими руками она развернула одно из писем и не менее дрожащим голосом громко прочитала: «Благородному Прискусу для информации. Ваша поставка двадцати отрезов испанской кожи и пятидесяти свитков пергамента получена нами. Как всегда, хорошего качества. Прилагаем оплату».
Она уронила бесполезную писанину на пол, отступила на шаг от Бонуса и стала зачитывать следующий свиток, на этот раз быстрее, чтобы успеть, пока у нее не отобрали то, ради чего она пошла на такие жертвы.
Ну должно же хоть где-то, хоть в одной строчке содержаться доказательство заговора братьев Маламокко против городов лагуны!
«Тридцать бочек рыбного соуса и пятикратное количество тмина», — зачитывала она одно за другим, с каждым разом все тише и тише.
«Тысяча фунтов инжира, миндаля и оливок. Павлиньи перья из Тироса. Золотые фазаны…»
«Когда я вспоминаю последнюю ночь в твоих объятьях, у меня по щекам ручьем льются слезы…»
И только она собралась открыть последний свиток, как Бонус вырвал его у нее из рук.
— Достаточно! — крикнул он. — Это личные письма моего брата.
Мательда кусала губы, слезы сами собой навернулись на глаза. Ползая у ее ног, Бонус собирал разбросанные свитки пергамента и папируса, тут же становящиеся в его руках символом ее девичьей глупости и потери уважения к ней, а значит, к отцу и всей их семье.
— Ты слегка не в себе от событий прошлой ночи, детка, — услышала она голос отца. — Нельзя было приводить тебя сюда. Иди в свою комнату и отдохни.
Но нет, не на ту напали! Мательду нужно было скрутить, связать, засунуть кляп в рот — только в таком состоянии она могла позволить закрыть себя в комнате в то время, когда братья Маламокко продолжали плести свою паутину вокруг ее отца!
Оставалась только одна возможность доказать, что Рустико покушался на ее жизнь и хотел предать Риво Альто…
Мательда резко обернулась к чужестранцам:
— Вы видели, кто напал на меня ночью? Расскажите моему отцу, как выглядели эти два преступника!
Великан, которого звали Бьором, задумался. А когда собрался говорить, пожилой чужестранец положил руку ему на плечо и сказал что-то на непонятном языке.
Бьор посмотрел на Мательду и, потупив взор, словно извиняясь, промямлил:
— Ну… было слишком темно… я не знаю…
Теперь наступила очередь Мательды опустить руки.
— Но они… — Она попятилась. — Собирались убить меня… Рустико и Элиас… Я-то знаю.
Решимость, бурлившая в ее душе, просто рвалась из нее, как кровь из ран побежденного воина. Разве это она сеет здесь смуту?! Разве это она, а не шайка высокопоставленных проходимцев и предателей подвергает опасности ее отца?! Пусть думают что хотят! Но Рустико в зарослях бузины у стен дворца угрожал ей смертью, и она не забудет это никогда.
Слезы потекли из ее глаз, она ничего не могла с ними поделать. Но Мательда оставалась Мательдой.
— Прошу прощения. Пожалуйста, отец, прости меня за мое поведение. А также вы, Бонус.
Тот не ожидал. Его глаза выражали безграничное удивление, когда он посмотрел на нее снизу вверх, все еще собирая письма. «Ах, как удобно! — подумала в этот момент Мательда. — Моя нога со всего размаху так точно впечатается в твою мерзкую физиономию!»
— Потеря сознания помутила мой разум, — продолжила она. — Наверное, мне показалось, что у злодеев были знакомые лица. Ну конечно же, я ошиблась, теперь-то я понимаю! Разве могло быть по-другому?
Она бросила вызывающий взгляд на Бьора. Однако тот в это время как раз опустил свой нос в один из серебряных кубков, из которых обычно пили вино только члены городского совета, и, казалось, не собирался отрываться от прекрасного сосуда.
— После этих волнений мы, кажется, наконец можем продолжить наши правительственные дела. — Голос дожа снова зазвучал необходимым фоном, без которого принимать какие-либо решения было не принято. — Бонус из Маламокко, — продолжал Джустиниано, — предоставил нам быстрый корабль и крепкую команду. Благодаря чему мы можем объявить о начале миссии по разысканию и доставке в Риво Альто мощей святого Марка. — Он указал на троих чужестранцев. — Пожалуйста, выйдите вперед.
Когда трое мужчин твердым шагом неторопливо подходили к Джустиниано, под их длинными накидками скрипели кожаные одеяния. Развалистая свободная походка моряков…
Впервые Мательда смогла рассмотреть самого старшего из этой троицы. Круглые глаза, кожа цвета пергамента, такие же длинные волосы, как у Бьора, только удерживаемые на голове обручем. Длина и цвет бороды, конечно же, тоже подчеркивали возраст, да еще глубокие морщины на лбу. Однако годы мужчину не согнули. Скрестив руки на груди и выпрямив спину, чужеземец встал перед Джустиниано.
— Тебе, Альрик, я еще раз выражаю благодарность за помощь, — сказал дож.
— Це´лую ночь и уже полдня, — Альрик наконец получил возможность сказать о самом главном для себя, сыновей и команды, — мы ожидаем сделки, которую пообещал нам вот этот человек. — Моряк указал на Бонуса.
Слова чужестранца сопровождались странными щелчками. Насколько поняла Мательда, он не специально издавал этот звук. Скорее всего, лязг возникал при движении его челюсти: видимо, последствия былой травмы.
— Моя команда по истечении такого времени, разумеется, беспокоится, — продолжил Альрик. — Будет лучше, если вы не заставите их думать, что с нами что-то случилось.