– Вот это понятный аргумент, – кивнул я. – Но теперь все-таки хотелось бы узнать, что стряслось сегодня. И если можно, без ссылок на события тысячелетней давности.
– Семитысячелетней! – любезно поправил меня Друти Боумблах.
– Тем более.
Я повернулся к притихшему рядовому Клусу.
– Что конкретно ты видел и слышал возле палатки пророка? Рапорт по всей форме нам не нужен. Расскажи о покушении простыми человеческими словами, как дома за ужином.
– А дома некому рассказывать, – возразил тот. – Я один живу.
В такие минуты я начинаю жалеть, что не родился жестоким убийцей, испепеляющим все на своем пути. Практического толку от такого поведения обычно немного, зато удовольствия – море. Мгновенная эмоциональная разрядка всегда обеспечена.
Но нет так нет, ничего не поделаешь. Поэтому вместо того, чтобы откусить непонятливому полицейскому голову, я ласково улыбнулся и сказал:
– Ладно, не дома. Как приятелям в трактире. Например.
Это неожиданно сработало. Свидетель мой заметно оживился, а в бирюзовых глазах появился вполне осмысленный блеск.
– Значит, так, – бодро начал он. – Нашел я палатку пророка – вот тут же, где сейчас стоит – присел неподалеку, трубку достал, набил. Народу с утра на ярмарке мало, поэтому к нему сразу потянулись торговцы, потом-то у них уже времени на развлечения не будет. Ну, в общем, везде пусто, а возле палатки пророка дюжины полторы человек стоят, ждут. Я посидел, покурил и тоже подошел поближе. Интересно же, что он кому скажет. Правда, я пока еще ни разу ничего толком не разобрал. Пророк совсем тихо шепчет, в самое ухо, хитрый. Но вдруг однажды скажет громко? Имеет смысл крутиться где-нибудь рядом… В общем, встал я возле входа в палатку. И тут вдруг человек с ножом! Вооот таким огромным! – Клус щедро развел руки чуть ли не на ширину плеч. – И заходит к пророку! А я…
– Погоди, что вот прямо так, размахивая ножом, и вошел? – изумился я.
– Да почему же размахивая? – удивился Клус. – Ничем он не размахивал. Уж спрятать нож под одежду у любого ума хватит!
– Но почему тогда ты говоришь, что человек вошел с ножом?
– Ну так потом-то выяснилось, что нож был, – терпеливо, как несмышленому младенцу, объяснил полицейский. – Я своими глазами его видел!
Нумминорих встревоженно на меня покосился. Он знаком со мной не первый день и хорошо знает, в какой момент пора прятаться в погреб. Я адресовал ему кроткую улыбку мученика – дескать, ладно, потерплю, как-нибудь не взорвусь – и продолжил этот нелепый допрос.
– Опиши, пожалуйста, как выглядел человек, который заходил в палатку, в тот момент, когда заходил?
Услышав от меня слово «пожалуйста», бедняга Клус совершенно сник и уставился в землю. Я же говорю, у младшего полицейского состава свои представления об этикете, и лучше не нервировать их избыточной вежливостью. Хочешь не хочешь, а держи себя в руках.
– Эй, у тебя язык в зубах запутался? – сварливо спросил я.
Это помогло.
– Значит, нож был спрятан под одеждой…
– Да, это мы уже поняли. Под какой именно одеждой?
– Под новомодным костюмом.
– Что за новомодный костюм?
– Да откуда же я знаю, как оно все называется? Я в нарядах не разбираюсь.
– Просто. Опиши. Словами, – сказал я.
И сам содрогнулся от звуков собственного голоса. Нечеловечески ласкового и всепрощающего.
– Красная! – выпалил Хлама Клус и снова умолк.
– Красная одежда?
– Да. Та, которая сверху. Короткая, выше колен. Что-то вроде ташерской куртки, но не такая широкая и с капюшоном.
– А еще какая-то одежда на нем была?
– Была, – лаконично ответствовал полицейский.
– Какая? На что похожа?
– На одеяло. Как будто он замотался одеялом ниже пояса, да так и пошел.
Так вот значит как жители Нумбаны представляют себе «новую столичную моду». В смысле какими нелепыми полудурками мы им кажемся. Ладно, буду иметь в виду.
«Даже не берусь предположить, где так одеваются», – воспользовавшись Безмолвной речью, сказал мне Нумминорих.
Во дела. Вообще-то, кругозор у него даже несколько шире, чем требуется. Полдюжины высших образований – это все-таки не кот чихнул. И вдруг на тебе – «не берусь предположить».
– А обувь? – спросил я.
Бирюзовые глаза растерянно моргнули.
– Нннууу… наверное, была какая-то обувь. Не босиком же он по ярмарке ходил.
– Но ты не обратил внимания?
– Не обратил, – признался Клус. – Одеяло уж больно длинное.
– Ладно, – обреченно согласился я. – А лицо? Прическа?
Я заранее приготовился к ответу в духе: «да, наверное, было какое-то лицо». Но Хлама Клус приятно меня удивил.
– Лицо обычное, – уверенно сказал он. – Только очень белое. Не бледное, а как будто краской намазался. Белое – и все.
– Обычное, – повторил я. – Белое. Ага.
– «Как будто» – это значит, что на самом деле, без краски? – пришел мне на помощь Нумминорих.
– Ну вроде без. Или очень умело намазался, так что даже вблизи от настоящего не отличишь. И губы тоже белые. А брови черные и глаза тоже.
– Красиво, наверное, смотрится, – заметил я.
– Да нет, не то чтобы. Так… Обыкновенно, в общем.
– Обыкновенно?!
– Ну да. Я бы внимания не обратил, если бы он просто так по ярмарке гулял. У нас тут еще и не такое встречается. Недавно ваши столичные студенты приезжали, так у каждого на голове вместо волос горел самый настоящий костер. А одного вельможу из Куманского Халифата по всей ярмарке вместе с кроватью носили
[47] – вот это была потеха!
Я был вынужден признать, что в его рассуждениях есть здравый смысл. Просто долгие годы работы на Нумбанской ярмарке формируют свои, особые представления об «обыкновенном», которые даже мне довольно трудно разделить. Хотя казалось бы…
Ладно.
– Ладно, – сказал я, – хорошо. Предположим, с внешностью мы разобрались. Итак, белолицый человек вошел в палатку. Что случилось потом? Почему ты вообще к ним сунулся?
– Ну так шум же был.
Хлама Клус произнес это таким тоном, что я сразу понял: не было там никакого шума. Любопытный полицейский просто полез подглядывать и подслушивать, как наверняка делал уже не раз, увидел в руках странно одетого посетителя нож и храбро ринулся спасать пророка. Молодец, что тут скажешь.