– Уже нельзя, – огорошил нас Шурф. – Это устройство исчезло. И я даже поймал себя на сомнении – а было ли оно вообще? К счастью, с моим опытом довольно просто отличить подлинное воспоминание от морока. Поэтому я точно знаю, что устройство было, а после того, как тебя не стало в Ехо, не стало и его. Остальные твои вещи остались. Я, помню, еще подумал: ничего удивительного, ты покупал их здесь или привозил из других городов. Кто угодно мог собрать эти предметы в одном помещении, для этого совершенно не обязательно быть тобой. А вот устройство для просмотра кино из другого Мира мог принести на улицу Старых Монеток только ты. Серьезное вещественное доказательство. И его исчезновение выглядело так, словно кто-то заметает следы твоего пребывания в Мире. Или твоего существования вообще? Это открытие было гораздо страшнее, чем само по себе твое отсутствие…
– Ты мне об этом не говорил, – укоризненно заметил Джуффин.
– Я вообще никому об этом не говорил. Потому что боялся услышать в ответ: «Какое устройство? Какое кино?» Уж лучше оставаться наедине со своими неподтвержденными сомнениями и надеяться, что этот загадочный предмет исчез сам по себе, вне всякой связи с Максом. Например, потому, что кто-нибудь достаточно могущественный потянул за другой конец черного шнура, который уходил в пустоту и, если я правильно понимаю, был чем-то вроде своеобразного моста между разными реальностями, то есть вещью совершенно невозможной. По крайней мере, я выбрал верить в этот вариант. И, к счастью, оказался до какой-то степени прав.
– Но почему ты именно сейчас об этом вспомнил? – спросил я.
– Да просто потому, что не хочу еще раз пережить этот опыт. Прийти к тебе домой и обнаружить, что там нет не только тебя, но и, скажем, кружки, которую ты прихватил из трактира Франка. И одежды, в которой ты оттуда пришел. Иными словами, не хочу, чтобы ты снова так достоверно, с полной самоотдачей исчезал из этого Мира. Хватит с меня. Не надо тебе спать на Темной стороне.
– Надо, – твердо сказал я. – Ничего там со мной не случится. Потому что, во-первых, у меня будет точно сформулированный заказ. А во-вторых, если я не вернусь буквально через пару часов, никто не помешает тебе отправиться туда и меня разбудить. Один раз у тебя уже отлично получилось. Впрочем, я заранее уверен, что не понадобится.
– Макс прав, – согласился Джуффин. – При грамотном подходе риск действительно крайне невелик. Но дело даже не в этом.
– А в чем же?
Судя по тому, каким спокойным и отстраненным стал его тон, друг мой был в неописуемой ярости.
– Да в том, что если уж Макс втемяшил себе в голову, что должен это сделать, то сделает и нас не спросит. Скажет: «Или по-моему, или никак», – и будет совершенно прав. С иным подходом в магии делать нечего. Единственный надежный способ его остановить – убить. Вдвоем мы точно справимся. Но ты же не хочешь доводить до такой крайности?
– Убить – это всегда успеется, – сердито сказал Шурф.
Очень сердито, хвала Магистрам. Настоящая буря прошла стороной.
– Ну и как будет звучать этот твой «точно сформулированный заказ»? – спросил он меня.
Будь Шурф профессором, принимающим экзамен, я бы заранее смирился с грядущей пересдачей, поджал хвост и ушел восвояси. А так пришлось отвечать.
– Ну, предположим: «Я хочу уснуть и…»
– И на этом все! – злорадно ухмыльнулся мой друг. – Никаких «и» быть не может, потому что ты уже уснул, так и не добравшись до сути дела. И не обеспечив себе гарантию пробуждения. Что и требовалось доказать.
– Вот именно поэтому мудрая природа создала тебя, – примирительно сказал я. – Причем задолго до моего появления, чтобы ты успел вырасти и набраться ума. И думать умные мысли всякий раз, когда они мне понадобятся. Я же с самого начала честно признался, что мне нужна твоя голова. Давай ее сюда, пусть изобретает лучшую в мире формулировку. А я вызубрю ее наизусть.
– Ладно, договорились. Но прежде, чем уходить, ты повторишь ее сто раз.
– Сто?! Это уже слишком.
– Не сомневаюсь, что тебе так кажется. Однако будет или по-моему, или никак. Это и мой принцип тоже.
– Не то чтобы это такая уж великая новость, – мрачно буркнул я.
– Это называется «компромисс», – невинно заметил Джуффин. – Всем нам время от времени приходится на них идти. Ничего не поделаешь, сэр Макс, в этом вопросе я не на твоей стороне. Зато в остальных – на твоей. Даже в большей степени, чем ты сам.
Ладно, сотня – все же не тысяча. Зная Шурфа не первый день, я прекрасно понимал, что еще очень легко отделался.
Пару часов спустя, после того, как текст грядущего выступления был вызубрен, ужин, без которого меня наотрез отказались отпускать, съеден, а остатки порошка Кель-круальшат тщательно собраны и водворены на место, в кладовую Дворца Ста Чудес, я стоял по колено в черной траве Темной стороны, под ее низким, сияющим золотым небом и благословлял упертость своего друга. Потому что когда блаженный веселый покой этого места заполнил меня до краев и из головы вылетели не только мысли, но и смутные воспоминания о подлинных причинах моего визита сюда, мой бедный замордованный муштрой язык каким-то чудом сумел в сто первый раз повторить:
– Уснуть здесь, испытать притяжение порошка Кель-круальшат, который хранится во Дворце Ста Чудес на окраине Ехо, пережить все ощущения обычного сновидца, подпавшего под его власть, пройти их путем, узнать, что происходит с ними, понять, запомнить, проснуться живым, невредимым, в здравом уме и вернуться в Ехо не позже чем через час после ухода я хочу.
Всего-то и надо было – переставить слова «я хочу» в конец фразы. Удивительно, но самые простые и понятные вещи начинают казаться таковыми только после того, как кто-то другой произнес их вслух.
Я думал, воздействие Кель-круальшата будет похоже на наркотическое. Наглядевшись на других сновидцев, ждал экстаза и эйфории; да чего греха таить, не просто ждал, а очень рассчитывал, полагая удовольствие справедливой наградой за самоотверженность. Пусть будет, беру.
Как же, держи карман шире.
Видимо, ко всякому сознанию у этого грешного зелья индивидуальный, черт бы его побрал, подход. Поэтому вместо неземного блаженства я ощутил привычную тревогу: опаздываю! Не успеваю! Надо срочно бежать!
Куда и зачем надо бежать, я представлял довольно слабо, но совершенно точно знал, что там меня ждут. И от моего своевременного прибытия зависит благополучие – понятия не имею, чье именно. Всего Мира? Куманского Халифа? Дюжины обиженных судьбой сирот? Рыбака по имени Сао Батори, только что забросившего сеть в воды Великого Крайнего Моря? Тощего котенка, сбежавшего с фермы в окрестностях Гогина и утратившего надежду отыскать дорогу домой? Великого поэта Нанки Вирайды, известного, вернее, никому не известного под именем Пелле Дайорла? Или его друзей, мертвого и живого, автора Куманского Павильона – теплого безмятежного дня, стройного гула струн чуффаддага, ароматных рукавов прошедшей мимо незнакомки, размышлений о синей долины Лойи и прочего «непроницаемого пламени непознаваемого», что бы ни называл этими словами неизвестный мне куманский старик.