Я невольно улыбнулся его чистосердечному признанию.
– Но с другой стороны, я хочу, чтобы все было именно так, как хочу я сам, – внезапно добавил Малдо. – И на кой мне сдались слава и любовь, если получу их не за настоящее чудо, которое хочу показать всему Миру, а за очередное популярное место развлечений? Поэтому я решил: надо делать лучшее, на что способен, не беспокоясь, понравится это публике или окажется слишком сложным для нее. Кто останется равнодушным, сам виноват. Верно я говорю?
– Если бы ты говорил иначе, это был бы уже не ты. А какой-нибудь другой человек. И вряд ли с ним было бы так интересно.
– Спасибо, – просиял он. – Это именно то, что я хотел от тебя услышать. Слово в слово! Отлично. Теперь я вообще ничего не боюсь.
– Вообще ничего? Отлично. Тогда пошли, прокачу тебя в амобилере.
– Чтобы не зазнавался? – подмигнул Малдо.
– Считай, что так. Хотя…
Но говорить мне не дали.
«Как ты думаешь, если человеку снится, что он сидит в колючих кустах, закрыв глаза и обхватив руками голову, это тот самый случай, когда надо звать тебя?» – спросил Нумминорих.
«Думаю, да, – обреченно согласился я. – Как улица-то называется?»
«Жареная. Угол Вареной. И нет, я не издеваюсь».
«Верю, своими глазами видел. Там еще неподалеку Сырой переулок есть. Хотел бы я знать, кто придумывает названия улиц!»
«По-разному бывает, – принялся объяснять Нумминорих. – Это может быть и личное Королевское решение, и пожелание застройщика, и идея одного из жителей. Право назвать улицу иногда даруется в качестве награды или покупается у города; кстати, довольно дорогое удовольствие, я узнавал. И еще существует такая специальная комиссия при Управлении Письменными Договоренностями, которая может утвердить или отклонить любое предложение, кроме, конечно, Королевских, которые принимаются без возражений…»
«Спасибо, друг. Но вообще-то вопрос был риторический. И выражал, во-первых, возмущение дурацкими названиями, а, во-вторых, желание хоть немного оттянуть неприятный момент, когда придется заняться делом. И это я, конечно, зря. Сейчас буду».
– Не прокачу я тебя, – сказал я Малдо. – Внезапно появилась работа. Поэтому зазнавайся дальше. Ты гений, тебе можно.
Лицо гения вытянулось, явив Миру жалобную гримасу всеми покинутого сироты.
– А твоя работа – это надолго? – спросил он. – Я бы сейчас чего-нибудь выпил на радостях. И лучше с тобой, чем без.
– Работы там, скорее всего, на пару минут, – честно сказал я. – Засада однако в том, что, сделав ее, я сойду с ума.
– В смысле?
– Безумием буду пахнуть, какой тебе еще нужен смысл?
– Ничего себе у тебя шутки.
– Да какие шутки, – поморщился я. – Впрочем, к вечеру запах безумия пройдет. Или даже раньше, посмотрим. А может, повезет, и вовсе без него обойдется. Тогда пришлю тебе зов.
Малдо растерянно моргнул. Я виновато развел руками, повторил про себя адрес: «Жареная улица, угол Вареной, кусты», – и покинул Дворец Ста Чудес. Темным Путем, конечно, чего тянуть.
Это меня и подвело. В том смысле, что из Куманского павильона я шагнул прямехонько в заросли декоративного кустарника.
Колючего декоративного кустарника, вот в чем беда. Не надо было о нем вспоминать.
– Ох, что ж ты так!.. – схватился за голову Нумминорих.
– Зато буду теперь весь в шрамах, как настоящий герой, – сказал я, пытаясь выбраться из кустов с минимальными потерями. То есть в изодранном в клочья лоохи, вусмерть исцарапанным, но все-таки не одноглазым. И вообще живым.
Это мне, как ни странно, удалось.
– Ну и где твой спящий красавец? – спросил я.
– Исчез, как только ты появился. Потому что вообще-то ты свалился прямо на него. Может быть, он проснулся от неожиданности? И поэтому исчез?
– Может быть, – вздохнул я. – Надеюсь, это случилось вовремя. В смысле, он не настолько чокнулся от какого-нибудь своего страха, чтобы… Ай, ладно. Все равно этого мы с тобой никогда не узнаем. Исчез и исчез, точка. Этого не изменить. Можем гулять дальше.
– Он исчез, а запах-то остался, – растерянно заметил Нумминорих.
– Погоди. Какой запах? Абилат говорил, спящие безумием не пахнут, даже когда сходят с ума. Я поверил ему на слово, поскольку сам все равно не различаю, ты знаешь.
– Нет-нет-нет, не запах безумия, что ты. Запах этого сновидца. Он был довольно странный, ни на что не похож. И почему-то до сих пор ощущается. Хотя немного изменился… Слушай, нет, я понял! Это был не один запах, а смесь. Личный запах спящего, который теперь исчез. И еще один. Вот он-то и остался. Наверное, этот сновидец просто в чем-нибудь перемазался по дороге. В смысле пока ему снилось, как он сюда идет. Такое вообще возможно?
– Наверное, – я пожал плечами. – С этими спящими никогда заранее не знаешь, что возможно, а что нет. Еще вчера я понятия не имел, что они способны совершенно самостоятельно, без помощи внешних обстоятельств, воображать себе какие-то дурацкие кошмары, да еще и с ума от них сходить…
– Так, стоп, – внезапно перебил меня Нумминорих. – Будешь смеяться, но теперь этот странный запах исходит и от тебя.
– Час от часу не легче. Он хотя бы не очень противный?
– Совсем не противный, – утешил меня Нумминорих. – И слабый, так что, кроме меня и собак, никто не учует.
– Слабый и приятный?
Я, грешным делом, подумал – а вдруг это запах куманского наваждения? Я бы совершенно не удивился, если бы он ко мне прилип, очень уж достоверными были ощущения в этом грешном Куманском павильоне. Ну все-таки Малдо дает!
Но Нумминорих отрицательно помотал головой.
– И не приятный. Вообще никакой. Нейтральный. И ни на что мне знакомое не похож. Совершенно точно никогда прежде ничего подобного не нюхал, представляешь? А думал, в Ехо уже не осталось запахов, которые могли бы меня удивить… Погоди. В смысле стой, не двигайся. Дай мне разобраться.
«Разобраться» в исполнении Нумминориха означало тщательно обнюхать меня с головы до ног. Теоретически я знаю, что для нюхача вроде него это совершенно нормальный поступок, обязательная часть работы, иначе никак. А на практике все равно заржал, вообразив, как мы выглядим со стороны.
Нумминорих не обратил на мое веселье никакого внимания. Привык.
– Это твои сапоги пахнут, – наконец сказал он. – Значит, ты просто во что-то такое в кустах наступил… Ха! Я даже вижу, во что именно. Какой-то порошок.
– Что?
– Голубой, блестящий. И в траве поблескивает. И дальше, в кустах.
– Что за порошок-то?
– Понятия не имею. Говорю же, впервые в жизни слышу его запах. Но почти уверен, что это не еда, не яд, не лекарство. И не… И не все остальное. Таково мое экспертное заключение. Извини.