С учетом Кофиного авторитета тонкого ценителя кухни, практически профессионального едока, это выглядело как команда немедленно продолжить прерванную трапезу.
И все продолжили как миленькие. Включая меня.
– Из этого ребенка получился бы отличный Первый Министр, – наконец сказал Кофа.
Базилио покраснела.
– Господин Старший Помощник Придворного Профессора овеществленных иллюзий, который иногда приходил сюда, чтобы меня изучать, говорил то же самое, – смущенно прошептала она. – Но, наверное, на Первого Министра надо долго учиться? А в Королевском Университете есть такой факультет?
Если учесть, что под видом Старшего Помощника Придворного Профессора Базилио навещал сам Король, дополнительное образование ей явно не требовалось, добровольного согласия было бы вполне достаточно. Но говорить это вслух я, конечно, не стал. И по секрету ей тоже никогда не скажу. Служба при Королевском дворе – сущая каторга, а Базилио у нас одна.
Поэтому я сказал:
– Честно говоря, сомневаюсь.
И поднялся из-за стола.
– Ты куда? – возмущенно спросил дружный хор.
– Пойду извинюсь перед поварами.
– Извинишься? Но за что? – опешил сэр Кофа. – За то, что они так долго пытались тебя отравить, вместо того, чтобы сразу испечь нормальные лесные блины по рецептам своих бабушек?
– Вот именно. Все-таки я – хозяин дома. И если работающие у меня люди так долго занимались полной ерундой вместо того, чтобы приносить пользу, ответственность за это лежит именно на мне.
– Формально – пожалуй, – ухмыльнулся Кофа.
– Ну так извинения – тоже просто формальность. Поэтому все честно. Я пошел.
Далеко ходить не пришлось. Повара, ясное дело, заняли наблюдательную позицию в коридоре. Стояли под дверью и мучительно гадали, едим мы сейчас или нет. Потому что для подглядывания и подслушивания двери в Мохнатом Доме совершенно не приспособлены – старая работа, хорошее, качественное колдовство, на века. Единственный способ узнать, что делается за дверью, – это ее открыть. Но сделать это им не позволяло дворцовое воспитание.
Поэтому сцена с поварами вышла в высшей степени драматическая. Я натурально почувствовал себя знахарем, которого подкараулили любящие родственники только что спасенного пациента. Этот немой вопрос в глазах: «Ну как? Будет жить?» – умноженный на четыре, по числу участников действия, ни с чем не перепутаешь.
В итоге моих тщательно сформулированных извинений никто толком не услышал. Выяснив, что нам понравилась еда, повара пришли в столь сильное возбуждение, что мне пришлось их успокаивать – такими специальными волшебными щелчками по затылкам. Не то чтобы я был великим знахарем, скорее, наоборот. Но протрезвить пьяного, утихомирить разгневанного и предотвратить истерику худо-бедно могу – при условии, что все это случилось не со мной самим.
Кухонные страсти утомили меня чрезвычайно. Поэтому мое дальнейшее участие в общем веселье было более чем условным: я сидел в кресле и дремал. И вряд ли делал это с открытыми глазами, чего требует элементарная вежливость. Но, хвала Магистрам, никто так и не принялся меня трясти. То ли с годами мои друзья стали милосердней, то ли услышали где-то пословицу: «Не буди лихо, пока оно спит», – и благоразумно сочли ее инструкцией по обращению со мной.
Второе вероятней.
Поэтому из нирваны меня вывел не дружеский пинок. И даже не попытка вложить мне в руки кружку с каким-нибудь условно бодрящим напитком. А бумажная птица, влетевшая в распахнутое по случаю исключительно теплой осенней ночи окно и аккуратно приземлившаяся прямехонько мне на колени. От этого едва ощутимого прикосновения я проснулся, как миленький. Какое-то время разглядывал фигурку, ловко скрученную из зеленой бумаги. Потом заметил, что на ее крыльях написаны слова. На левом: «Приходи в полночь в Скандальный переулок». На правом: «Кое-что покажу».
– Я даже догадываюсь, что именно, – сказал я птице.
Почему-то вслух.
И на меня, конечно, тут же обратились все имеющиеся в наличии взоры.
– Что-то случилось? – деловито спросил Трикки Лай.
– Еще как случилось, – подтвердил я. – Мне записка прилетела, представляешь?
– Это на птице, что ли, записка? – обрадовался Нумминорих. – А мы подумали, дети на улице играют.
– И не особо ошиблись, – усмехнулся я. – А сколько этим детям лет – дело десятое.
– Но зачем писать записки, когда в любой момент можно прислать зов? – спросила Базилио. – Трикки говорил, даже младенцы умеют использовать Безмолвную речь.
– Да просто потому, что писать записки на крыльях бумажных птиц, а потом стараться переправить их точно в руки адресата гораздо интересней, чем просто болтать, – неожиданно сказал Джуффин. И добавил, воспользовавшись Безмолвной речью: «Посмотри внимательно, где-нибудь на хвосте должна быть приписка. Знаю я этих птиц».
Я тщательно осмотрел бумажную фигурку и действительно обнаружил на кончике хвоста приписку очень мелким, «бисерным», как говорится, почерком: «Только никого с собой не бери».
Честно говоря, я и не сбирался. А все-таки удивительно, что такое важное замечание оказалось настолько незаметным. А вдруг я способен притащить с собой не только ближайших друзей и домашних животных, но и три дюжины соседей – просто за компанию?
Впрочем, так, наверное, тоже интересней. А обещанное зрелище, если что, можно и отменить в самый последний момент.
До полуночи оставалось еще часа полтора, поэтому я решил исполнить свой основной служебный и человеческий долг. В смысле, сыграть наконец с Джуффином в «Крак». С Базилио ему пока ничего не светило: сытые и довольные гости как раз принялись состязаться в приготовлении волшебной еды для виновницы торжества. Даже сэр Кофа включился в общую суету, а шанс попробовать кулинарную иллюзию, изготовленную этим гурманом, выпадает хорошо если раз в сто лет. Я бы на ее месте сейчас тоже не отвлекался на какие-то дурацкие карты.
Пока все дружно кормили Базилио, мы с Джуффином как-то удивительно хорошо поиграли. Вообще-то, как бы я ни хвастался своим мастерством, ясно, что Джуффин – гораздо более сильный игрок, хотя бы за счет опыта. Удача у нас с ним примерно одинаковая, логика тоже, но он при этом мастер, а я – практически новичок. Не так много играл в своей жизни, чтобы успеть изучить все мыслимые стратегии и практически на автомате выбирать наиболее подходящую к текущему набору карт. Поэтому обычно с меня семь потов за игру сходит, а Джуффин изнывает от нетерпения в промежутках между ходами, пока я дууууууууумаю. Он бы, наверное, давным-давно пристукнул меня за тугодумство, но все остальные в качестве партнеров еще хуже. Поэтому приходится меня беречь.
Но на этот раз мне почти неправдоподобно везло. А голова была занята другими вещами, на тщательное обдумывание ходов ее уже не хватало. Поэтому игра шла почти так быстро, как нравится Джуффину. И достаточно непросто, чтобы ощутить настоящий азарт. Он даже не поленился пару раз удивленно поднять бровь в духе «да тебя как подменили» – наивысшая степень похвалы, на которую сэр Джуффин Халли настолько же скуп в игре, насколько щедр во всех остальных случаях.