Когда «тигр» выехал на гребень оврага, Т-34 заметно прибавил скорость. Он ходко резал воды ручья, извивавшегося на дне оврага, и напоминал своим видом шустрый бронированный катер.
Расстояние в пятьсот метров не должно было смутить никого. Удар снаряда, выпущенный из пушки «тигра», гарантированно убил бы русского кабана.
Однако в момент прицеливания русский танк сманеврировал, обходя огромный валун. Немецкий снаряд попал в валун и расколол его надвое. Пока Гельмут вгонял новый снаряд в канал ствола, Т-34 исчез за изгибом оврага.
Эрик вышел из себя и стал ругаться. Нервозность передалась Вальтеру, и он неосмотрительно повел «тигр» по кромке оврага, стараясь быстрее выйти на новую позицию.
Все произошло быстро и неожиданно — «тигр» мигом сел в удивительную русскую глину по самые борта!
Проклиная все и вся, немецкие танкисты вылезли из танка. Тяжеленный «тигр» увяз прочно. Без помощи тягача ему теперь никак нельзя было выбраться на твердое место.
6
Эрик запросил по рации помощь и приказал танкистам привести себя в порядок. Свободного времени теперь навалом, а солнце еще высоко.
Расстелив на прибрежной травке опознавательный танковый брезент с черной свастикой в белом круге, которым обычно накрывали корму «тигра», чтобы во время бомбежек немецкие летчики не сбросили бомбы на своих, танкисты перекусили, перекурили, сыграли пару раз в картишки и, наконец, решили постирать форму, насквозь пропитавшуюся пылью после неожиданного разрыва русского фугаса.
Обычную стирку Гюнтер снова умудрился превратить в пивной фестиваль. Он толкнул Макса в голый жирный зад, и тот рухнул в ручей.
Тогда Гюнтера стал топить Вальтер, а Вальтера — Гельмут. Эрик лежал в трусах на брезенте, курил и лениво размышлял о том, откуда маленький, как вошь, Гюнтер берет силы на свои дурацкие проделки.
В конце концов Гюнтера стали топить все разом, и он жалобно попросил помощи. Эрик положил недоеденную галету в свой командирский планшет, который лежал на брезенте, стрельнул окурком французской сигареты в воздух и прыгнул в ручей наводить порядок.
Командир вмиг оседлал дебелую тушу наводчика Макса. Вонзив свои острые пятки в его мягкие бедра, он предложил немедленно догнать Т-34, поскакав галопом по руслу ручья.
Горилла Гельмут вскочил на гнома Гюнтера, тот, конечно, не удержался на ногах, Гельмут рухнул на Эрика и сбил его с Макса. Началась такая возня, что ручей снова превратился в грязную лужу, словно по нему снова только что промчался Т-34.
В этот миг прибыл тягач, и запыхавшиеся голые парни в мокрых трусах, хохоча, выползли на берег. Эрик даже забыл о своей опухшей руке и, кажется, начал думать, что день, такой противоречивый и контрастный, ближе к вечеру все-таки удался. Сейчас их вытянет тягач, они прибудут в расположение роты и продолжат победоносное наступление.
— Э, парни, а где мой планшет?
Встревоженный крик Эрика разнесся над взбаламученной поверхностью русского ручья и недоуменно повис в воздухе. Танкисты в растерянности стали искать планшет командира, но его нигде не было видно.
Судорожные поиски в течение часа ничего не дали. Тягач давно вытянул «тигр» на твердое место, а планшет Эрика все никак не находился. С горьким чувством в груди лейтенант вдруг понял, что день пятого июля тысяча девятьсот сорок третьего года он не забудет никогда.
7
Савельев верил в Шилова, но бой прошел совсем не так, как предполагалось. Рано утром с закрытых позиций ударила тяжелая немецкая артиллерия, а затем с воем навалились Ю-87.
Немецкие штурмовики непрерывно пикировали, ювелирно точно кидали бомбы и едва не задевали головы советских бойцов неубирающимися шасси с обтекателями, чем-то похожими на лапти, за что остряки прозвали их «лаптежниками».
Всего лишь одно слово, но какое! Как оно действует? Не хуже бомб.
Сознание того, что бомбит какой-то «лаптежник», какой бы ужасной ни была бомбежка, вдруг давало необъяснимое моральное превосходство и вызывало лишь насмешку над всеми замысловатыми потугами врага убить тебя, уничтожить, смешать с землей, превратить в сажу и пепел.
«Лаптежники» улетели только тогда, когда подошла танковая армада. Не успели прекратить падать бомбы и бить снаряды тяжелой артиллерии, как ударили пушки «тигров». В отличие от советских танков, «тигры» могли прицельно бить из пушек на ходу, подавляя точки сопротивления, чудом оставшиеся невредимыми после такого количества бомб и снарядов, упавших на советские позиции.
Согласно указанию комбата, Шилову не следовало открывать огонь раньше времени, однако огонь от бомб «юнкерсов» с воздуха и тяжелых артиллерийских снарядов с земли был настолько плотным, что Шилов при всем желании не смог бы не то что выстрелить — даже прицелиться.
Заряжающий не выдержал и с криком «Похоронят!» выскочил из танка под бомбы и снаряды. В руках у Шилова остался лишь его сапог, за который он успел схватить, чтобы остановить труса.
Если вдуматься, то человека охватывала вовсе не трусость как таковая, когда дрожишь от страха. Нет!
Все нутро выворачивало наизнанку вполне естественное и потому почти непреодолимое желание прекратить нестерпимую муку. Пусть смерть, лишь бы прекратился наконец леденящий ужас, от которого волосы двадцатилетних парней вмиг становились седыми.
Когда позже Шилов вылез из танка, он не нашел от своего заряжающего ни кровинки, ни былинки, ни нитки, ни кусочка, бац, и точка — нет человека, как будто никогда не было. Тогда Шилов, сам не зная почему так сделал, бросил в воронку от бомбы сапог, который продолжал машинально сжимать в руке, и присыпал его землей.
Вдруг шальная болванка дальнобойного немецкого орудия скользнула по брустверу капонира, ударила танк под углом в лоб справа, как раз там, где сидел на своем месте радист, и отскочила. Броню не пробила, но от жуткого удара броневые осколки разошлись веером над головами механика-водителя и радиста.
Седову смерть в виде одного из броневых осколков приветливо помахала ручкой, мол, до скорых встреч, а радиста забрала с собой. Его убило осколком брони, который вошел между бровей так, что даже следа практически не оставил.
Никакого боя в полном смысле слова не случилось. Немецкие танки прорвались на позиции и стали деловито утюжить траншеи, а Шилов и Седов, хоть и остались живы, никак не могли прийти в себя после артиллерийской и бомбовой подготовки противника.
Седов, стреляный воробей, первый опомнился и заметил «тигр». Немецкий монстр, подставив борт, утюжил траншею в трехстах метрах от капонира Шилова. Оставалось только навести пушку и выстрелить.
Шилов припал к оптике пушки. «Тигр» вдруг резко остановился как вкопанный.
С его гусениц густым потоком хлынул сухой грунт. Шилов как будто услышал этот мерзкий шорох, хотя, сидя в башне на расстоянии триста метров от «тигра», конечно же никак не мог его слышать.