31 декабря, перед самым заходом солнца, мы прибыли наконец в Старицу. Теперь город выглядел совсем не так, как в тот день, когда мы с Кагенеком прогуливались по его улочкам. Все соединения люфтваффе, многочисленные штабы, подразделения снабжения и множество других тыловых организаций были уже эвакуированы. Часть городских окраин была охвачена пламенем: наши «команды поджигателей» трудились не покладая рук. Вскоре нашим войскам предстояло оставить и этот город.
Но оберштабсарцт Шульц и его санитарная рота были еще здесь, я нашел их на нашем старом дивизионном медицинском пункте, располагавшемся на берегу Волги. Шульц был близок к отчаянию. Когда тыловые подразделения оставили город без предварительного уведомления, его малочисленной санитарной роте, приданной боевой части, были переданы более пятисот раненых и больных, а у него на руках и так было около пятисот раненых из своей собственной дивизии! Но верхом подлости было то, что ему поручили в случае невозможности эвакуации передать беспомощных раненых Красной армии со ссылкой на Женевскую конвенцию. Для этого с ранеными должны были остаться два врача. Это был просто безумный приказ. Коммунисты ни в малейшей степени не придерживались положений Женевской конвенции, и мы знали, как жестоко они расправились с беспомощными ранеными и оставшимися с ними врачами в Калинине. Шульц ругал как извозчик командование тех подразделений, которые оставили на произвол судьбы своих раненых, даже не попытавшись своевременно эвакуировать их.
– Как я могу приказать врачу остаться с ранеными, если точно знаю, что русские расправятся с ним и с его пациентами? – не скрывая своего возмущения, спросил меня Шульц. – Либо удастся, бог его знает, каким образом, эвакуировать в тыл всех раненых, либо мне придется самому остаться с ними! Другого выхода я не вижу!
– Сколько у нас еще времени, герр оберштабсарцт? – спросил я.
– Не очень много! Русские уже почти здесь!
Шульц на минуту задумался.
– Я просил полковника Беккера остаться в городе со своим полком и как можно дольше сдерживать противника! Большинство других подразделений уже дали деру! – с горечью добавил он.
Беккер немедленно взялся за выполнение этого трудного задания, хотя в его распоряжении находились лишь его понесший большие потери полк и жалкие остатки нескольких других частей. Он приказал немедленно заблокировать все подъезды к Старице. 3-й батальон получил задание занять маленькую деревушку Буково (Букрово), расположенную в трех километрах северо-западнее города, и обеспечить прикрытие нашего полностью открытого левого фланга. Я не пошел с товарищами из нашего батальона, а сказал Ламмердингу, что позднее догоню их. Я был гораздо нужнее здесь, чтобы помочь оберштабсарцту Шульцу.
В эту ночь в Старице царила паника. Все еще остававшиеся в городе тыловые подразделения впервые ощутили близость фронта и, в отличие от боевых частей, искали спасение прежде всего в бегстве. При свете горящих домов мы реквизировали любое подходящее транспортное средство, которое только смогли раздобыть в приговоренном к смерти городе. Если время от времени какой-нибудь водитель отказывался передать нам свой автомобиль, мы отбирали его под угрозой оружия. Каждое транспортное средство на конной или моторной тяге, все имевшиеся в нашем распоряжении сани, даже лафеты пушек и пехотных орудий до отказа загружались ранеными. Солдаты с такими тяжелыми ранениями, что в обычных условиях из-за ужасных болей к ним было даже страшно прикоснуться, сейчас охотно соглашались, завернувшись в одеяло, трястись на передках артиллерийских орудий. Раненые с переломами сидели на повозках или ехали верхом на неоседланных упряжных лошадях. Мы устраивали импровизированные сидячие и лежачие места, а в крайнем случае делали раненым уколы морфия. Никто не задавался вопросом, насколько высоки были шансы раненого пережить такую эвакуацию в лютый холод. Все раненые были готовы пойти на любой риск, лишь бы не попасть в руки большевиков!
К 2 часам ночи мы наконец справились! На перевязочном пункте оставались только около двухсот легкораненых – всех остальных уже везли в Ржев. Большинство из этих двухсот оставшихся раненых при необходимости были в состоянии самостоятельно пройти часть пути пешком. Тем самым даже при внезапном прорыве противника ни один раненый не находился больше в опасности. Теперь нам уже не нужно было никого оставлять специалистам Красной армии по убийству выстрелом в затылок.
Решительные и хорошо продуманные меры, принятые полковником Беккером, дали свои плоды и в городе. Панические настроения исчезли. Остававшиеся в Старице тыловые подразделения снова почувствовали себя в безопасности, так как они знали, что теперь между ними и напиравшими русскими находится позиция, занятая опытными фронтовиками. Планомерная эвакуация из Старицы была продолжена. Хорошо, что они и не подозревали, какими слабым был этот оборонительный рубеж в действительности, в противном случае в городе могла бы снова возникнуть паника.
Я поинтересовался судьбой Кагенека и узнал, что он умер, не приходя в сознание, в полевом госпитале в Старице. Я нашел его могилу на солдатском кладбище на берегу Волги. Всего лишь четыре недели тому назад мы с ним с легким сердцем перешли здесь через замерзшую реку. Тогда поездка в Старицу была для нас приятным развлечением – мы еще надеялись на скорое падение Москвы и на возможное окончание войны. И вот теперь этот старинный русский город горел, и яркие языки пламени освещали величественные соборы и церкви, окна которых безмолвно взирали на непривычную картину. Здесь, на берегу Волги, было место последнего земного пристанища Кагенека – вдали от его принцессы Баварской и сыновей-близнецов, которых он так и не увидел.
Оказалось, что Ламмердинг приготовил всем нам сюрприз, когда без четверти три ночи я вошел в маленькую бревенчатую избу, где размещался командный пункт батальона.
– Хочешь верь, хочешь нет! – сказал он, потрясая бутылкой шампанского. – Но эту бутылку я все время таскал с собой, с тех пор как мы покинули Литри! Как раз достаточно для троих, чтобы выпить за Новый год!
Вскоре появился Маленький Беккер, и Ламмердинг открыл шампанское, громко выстрелив пробкой.
– Извините, пожалуйста, если оно недостаточно холодное! У меня было слишком мало льда, чтобы охладить его! – пошутил он и поднял стакан.
– Prosit! На здоровье! – в один голос сказали мы с Беккером и чокнулись. Ничего более оригинального нам не пришло в голову.
Празднование Нового года трех оставшихся в строю офицеров 3-го батальона получилось не очень торжественным. Здесь не хватало погибших товарищей, которые еще так недавно весело отмечали с нами День святого Николая. Каждый из нас задавался вопросом, что же принесет нам новый 1942 год. В конце концов, чувствуя неимоверную усталость во всем теле, мы улеглись спать.
– Тревога!
Этот крик часового заставил нас пробудиться от неглубокого сна и вскочить. Было 5:30 утра. Как обычно, у меня от этого сигнала засосало под ложечкой – у других он действует на мочевой пузырь, у третьих на кишечник. Но на этот раз нам повезло. Противник атаковал не нас, а наших соседей справа. Наш участок обороны оказался лишь слегка задет атакой красных, вскоре она захлебнулась под плотным оборонительным огнем наших товарищей справа.