Пункт назначения - Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941-1942 - читать онлайн книгу. Автор: Генрих Хаапе cтр.№ 78

В этот немыслимый холод, когда перехватывало дыхание, а из ноздрей и с бровей свисали сосульки, когда все чувства притуплялись, а мышление требовало нечеловеческих усилий, немецкий солдат сражался уже не за идеалы, не за мировоззрение или отечество. Он сражался с врагом, не задумываясь и не задавая вопросов, и даже не желая знать, что его ждет впереди. Его поддерживали только привычка, дисциплина и воля к жизни. А когда в конце концов разум солдата начинал затуманиваться, когда силы, дисциплина и воля к жизни его оставляли, он медленно оседал в снег. Если его боевые товарищи вовремя замечали это, они начинали его трясти, бить по щекам и толкать, пока он смутно не начнет осознавать, что его миссия в этом мире еще до конца не выполнена. Тогда он с огромным трудом снова вставал на ноги и, пошатываясь, брел вместе со всеми дальше. Но если никто не замечал, как он упал в мягкий снег, чтобы передохнуть, и продолжал там лежать до тех пор, пока становилось слишком поздно, тогда его бренные останки оставались лежать на обочине дороги. Ветер и снег быстро заметали тело, и вскоре уже ничего не было видно, кроме белой пустыни вокруг.

Но имелась совсем небольшая группа других людей, которые по долгу службы или по личному убеждению брали на себя больше ответственности, чем только за самого себя или за своего соседа, бредущего рядом с ним. Их решимость и самообладание никогда не могли пошатнуть ни суровые зимние бураны, ни яростные русские атаки. Снова и снова они собирались с последними силами и отказывались слушать убаюкивающую музыку природы с ее заманчивым приглашением к вечному покою. Но такое чудовищное напряжение подрывало их силы, забирало слишком много энергии и до такой степени действовало на и без того напряженные нервы, что иногда происходил нервный срыв. И кто-то из них в конце концов не выдерживал и впадал в тупоумие или в детскую веселость.

Пожилой оберштабсарцт окончательно сломался. По ночам его мучили кошмары, населенные призраками и коварными русскими. Он стал обузой для всех остальных, и его отправили в тыл.

И Нойхофф находился на грани полного физического и нервного истощения. Но железным усилием воли он снова и снова заставлял себя собраться. Однако груз ответственности занимаемого положения и мучительные приступы болей в кишечнике до такой степени измучили его, что он стал похож на живой труп. И в один прекрасный день приехала санитарная машина и увезла его в тыл. Обер-лейтенант граф фон Кагенек принял на себя командование измотанным 3-м батальоном, численность которого значительно сократилась.

Мы продолжали отходить с боями в направлении Старицы. 22 декабря мы снова очутились в деревне Васильевское, куда два месяца тому назад прибыли после своего длительного наступления по территории Польши и России практически в полной боевой готовности, насчитывая в своих рядах около 800 бойцов. Теперь же без роты Титьена, продолжавшей борьбу с партизанами, батальон насчитывал только 198 офицеров, унтер-офицеров и рядовых. Из трех батальонов 18-го пехотного полка мы понесли самые тяжелые потери. Однако мы нанесли противнику гораздо большие потери и по праву гордились тем, что ни разу не повернулись к нему спиной и что русским ни разу не удалось прорваться на том участке фронта, где держал оборону наш батальон!

Число фронтовых врачей постепенно тоже уменьшилось, уже многие из них погибли. Фреезе забрали от нас в какой-то полевой госпиталь, где он заменил кого-то из врачей, и я снова остался один.

Теперь уже у каждого бойца батальона были вши. Но из-за постоянных боев и адского холода санитарные подразделения были настолько перегружены, что мы уже не могли уделять этой проблеме слишком много внимания. Нам не оставалось ничего другого, как побыстрее эвакуировать в тыловые лазареты солдат, заболевших сыпным тифом, и надеяться на то, что в батальоне не вспыхнет эпидемия.

При таких непривычных для нас условиях жизни тяжело протекали даже такие болезни, которые обычно не доставляли нам особых трудностей. Солдат с заболеваниями кишечника приходилось как можно дольше оставлять на фронте. И без того мы редко могли отправлять в тыл легкораненых и больных, так как врачи санитарной роты были совершенно перегружены из-за наплыва тяжелораненых и солдат с серьезными обморожениями. Поэтому мы пытались, насколько это было возможно, оставлять измученных дизентерией бедолаг в действующих подразделениях вместе с их боевыми товарищами. Но если заболевшим дизентерией солдатам приходилось чаще чем три-четыре раза в день выбегать на мороз, чтобы справить нужду, то при этом они теряли больше тепла, чем могли себе позволить в таком и без того крайне ослабленном состоянии. В этом случае смерть подстерегала их буквально за каждым углом. А в том случае, когда они не успевали даже расстегнуть брюки и пачкали нижнее белье, это приводило к обморожениям и в конце концов тоже заканчивалось смертью.

Поэтому, отбросив неуместную здесь деликатность и утонченность манер, мы делали в брюках и кальсонах таких больных продольные разрезы сантиметров двенадцать – пятнадцать в длину. Теперь в случае крайней необходимости они могли справлять нужду не снимая штанов и подштанников. Всякий раз после завершения процедуры санитары или товарищи завязывали этот разрез с помощью тонкой проволоки или бечёвки. Боец так и ходил с этой проволокой, пока процедуру не приходилось повторять еще раз. А поскольку все солдаты сильно исхудали, штаны болтались на них достаточно свободно, и поэтому не представляло никакого труда многократно повторять эти манипуляции в течение дня. Такая нехитрая мера помогла спасти жизнь не одному солдату, и многие из них продолжали оставаться на переднем крае обороны в более или менее боеспособном состоянии.

Если позволяла обстановка, мы всегда старались оказывать помощь раненым в теплом помещении. Если же в исключительных случаях приходилось перевязывать раненого бойца на открытом воздухе, то мы старались делать это, снимая с него как можно меньше верхней одежды. Для меня стало делом принципа никогда не подвергать раненого или обессилевшего солдата опасности попасть в руки к русским. В нашем санитарном подразделении это стало для всех почти навязчивой идеей. И если при этом мы иногда и заходили слишком далеко и, возможно, излишне рисковали, но зато это придавало нам решительности и ставило перед нами цель, к которой мы могли стремиться.

В любом случае оставление человека на поле боя означало бы для него верную смерть. К нам поступала масса достоверных сообщений о бесчеловечном обращении с немецкими солдатами, попавшими в руки к русским. Пленные красноармейцы рассказывали ужасные вещи о преступлениях, совершенных коммунистами, после того как мы ушли из Калинина. Там нам пришлось оставить в одном из полевых госпиталей много тяжелораненых. В отчаянии они умоляли не бросать их на произвол комиссаров, ведь у них не было даже оружия, чтобы в крайнем случае покончить жизнь самоубийством. Но у нас было слишком мало санитарных машин, и просто не было другого выхода. Раненые остались под присмотром нескольких врачей в полевом госпитале, помеченном большим красным крестом. Когда пришли русские, они первым делом расправились с врачами. А потом разделались и с ранеными, вышвырнув их через окна на улицу, где стоял жуткий мороз. Тот из раненых, кто оставался жив после падения на мерзлую землю, получал пулю в затылок. Потом тела погибших зарыли в одной общей могиле.