– За настроение!
Пригубили вино, поглядывая друг на друга.
– В отпуске давно была? – поинтересовался Калёнов. – Смотрю, ты не загорелая вовсе.
– Во-первых, отпуск у меня на сентябрь намечен, полечу как раз в Крым, в Гурзуф, а во-вторых, валяться на солнце не люблю. Ты тоже не особо загорел, хотя и работаешь в пансионате. На морях бываешь?
Она начала есть.
– Редко, – признался он, – когда зовут друзья, да и то на мне висит параграф одиннадцатый – не имею права летать за бугор. В основном изучаю родную державу. Прошлым летом побывал на древнерусской регате.
– Ешь, а то остынет. Что ещё за регата такая?
– Проводится почти ежегодно на реке Рузе у села Осташёво. Собираются любители русской старины, устраивают гонки на ладьях, абордажные схватки, бои викингов на мечах.
– Не знала, что у нас такое происходит. А ты в чём участвовал? В боях?
– Дегустировал блюда русской кухни, – улыбнулся Калёнов. – Кстати, очень вкусно готовят, да и торжище в шатрах очень даже ассортиментное. Я купил там старинную новгородскую печать двенадцатого века.
– Неужели артефакт?
– Новодел, конечно, но точно повторяет старинное изделие.
– Я помню, ты печати коллекционировал.
– И сейчас собираю, могу показать коллекцию.
– Может быть, и соберусь как-нибудь, – кивнула Ева, сделав вид, что не поняла намёка. – Отец марки в детстве собирал, потом отдал коллекцию племяннику.
– Почему не тебе?
– Я по натуре не коллекционер, живу как мотылёк, кружусь вокруг огонька свечи с риском крылышки опалить, как поёт Меладзе.
– В наше время одной нельзя. – Калёнов подумал, цепляя на вилку кусочек ветчины. – Да и одному тоже неуютно. Почему развелась с мужем?
– Тебе это интересно?
Он помолчал.
– Нет.
– Тогда зачем спрашиваешь? Сам-то как живёшь?
Калёнов отставил вилку, сердце защемило, захотелось пожаловаться, что он до сих пор не может себе простить своё решение десятилетней давности.
– Честно?
– Глупый вопрос.
– Если честно, то я как пловец в реке: плыву меж двух берегов, теряя силы, и не знаю, к какому берегу пристать. Оба берега неласковые, зыбкие, на одном – горечь воспоминаний и потерь, на другом – иллюзии и умирающие надежды. И нигде меня не ждут.
Ева встала, поставила тарелки в раковину, оглянулась.
– Я точно знаю, что ты ошибаешься, по крайней мере один берег тебя бы принял. Но ты сам этого не захотел. Измени свою стратегию бытия или, как нынче модно говорить, парадигму целеустремлений, и кто знает, может, заживёшь по-человечески. Хватит плыть в одиночку.
Калёнов открыл рот, чтобы ответить, и в этот момент мяукнул его айфон. Он посмотрел на высветившийся в экранчике номер, удивлённо поднял брови:
– Не спится человеку.
– Кто это?
– Барсов… слушаю, товарищ майор.
– Вы где?! – быстро спросил Барсов.
Калёнов покосился на Еву.
– В Чисмене.
– У Болотова? Слава богу, что не в Москве! Но и там небезопасно! Вы с Евой?
– В чём дело, Вениамин Валерьевич?
– Бескудников связан с Подвальным! А поскольку вы попали в поле зрения Следственного комитета, он может вполне послать за вами группу зачистки!
– С какого бодуна?
– Они все повязаны: Зеленов, Лавецкий, Подвальный, Бескудников, – и представляют российский филиал Даркмина.
– Чего?
– Так называют Бильдербергский клуб – по аналогии с Даркнетом – чёрным Интернетом.
– А Гаранин?
– Полковник чист, он взял Зеленова и поехал на приём к президенту, но лучше перестраховаться. Осмотритесь, Максим Олегович, вы человек опытный, должны определить, сидит у вас на хвосте кто или нет. Ева с вами?
Калёнов встретил тревожный взгляд женщины.
– Да, мы вместе.
Барсов сделал паузу, и Калёнов мысленно обозвал себя болваном: майору Ева нравилась, и он после слов «мы вместе» мог подумать что угодно.
– Звоните.
Калёнов выключил мобильный.
– Задёрни шторы.
– Они и так задёрнуты, разве что в спальне…
– Я поднимусь, гляну на посёлок со второго этажа.
– Что происходит, Максим?!
– Майор беспокоится, что Бескудников найдёт нас и здесь.
Где-то недалеко на улице рыкнул мотор автомобиля и смолк.
Калёнов замер, прислушиваясь.
– Выключи везде свет, жди!
Вернулось подзабытое за годы спокойной жизни состояние боеготовности. Напряглись мышцы живота и бёдер. Усилием воли он сделал их гибкими и бесшумно поднялся на второй этаж дачи.
Коттеджный посёлок на краю Чисмены представлял собой огороженный участок территории площадью около гектара между низинкой, переходящей в смешанный лес, и деревушкой Гряды. В нём насчитывалось три улочки и два десятка дачных коттеджей разного калибра и достатка. Скромный двухэтажный домик Болотова стоял на восточной стороне посёлка, венчая крайнюю улицу, у забора, отделявшего посёлок от низинки.
Улицы посёлка освещались фонарями на столбах, и хотя два из них не горели, в том числе тот, что стоял рядом с усадьбой Болотова, всё же было видно, что на улочке остановился белый фургон, больше похожий на автокемпер с длинными, узкими, затемнёнными стеклянными полосами окон по бортам. Фары кемпера весьма экзотического вида не светили, и никого возле него не было, но Калёнов чуял, что внутри находятся люди, ждущие приказа броситься в атаку.
Мало того, ему показалось, что у забора с северной стороны усадьбы колышутся кусты тёрна, а с неба, затянутого тучами, доносится тихий звон.
«Беспилотник! – мелькнула догадка. – Нас обложили, как террористов! Боятся парни, а раз боятся, значит, уважают. Не стоит их разочаровывать».
Он спустился вниз.
– Одевайся!
– Что происходит, Максим?! – прошептала Ева.
– Похоже, нас нашли. Надень что-нибудь спортивное и желательно тёмное.
Ева исчезла на втором этаже.
Калёнов скользнул в гостиную, выходящую окнами на три стороны света, оценил тишину в саду и на огороде, заметил мелькнувшую под забором у гаража фигуру. Сомнений не оставалось: дом Болотова окружал спецназ.
– Майор, – позвал Максим Олегович, присев в простенке между книжными шкафами и прикрыв ладонью айфон, – здесь целая команда, по моим прикидкам – десяток бойцов и машина прикрытия.