Захрустело под ногами, но тихо: нога наступила не то на разбросанные по полу куриные кости, не то на осколки стекла.
Замерли, прислушиваясь.
В доме стояла недобрая тишина. Те, кто расположился здесь – командир разведвзвода и, возможно, его охрана, спали, хотя Яшутин чувствовал, что пленницы, точнее, дочери женщины в платке, лежат где-то скорчившись и не спят.
Он досчитал до семи, распахнул скрипнувшую дверь, и оба сквозь волну неприятных запахов ворвались в хату как огромные кошки, беззвучно и мягко. Яшутина замутило: он обладал очень тонким обонянием.
Внутреннее пространство дома было разделено перегородками на три помещения.
Слева – нечто вроде кухоньки: плита, стол, лавка, справа – спаленка, между ними проход в горницу, занимающую большую часть всей территории хаты. Оттуда доносился храп.
В спальне было тихо, но интуиция подсказывала, что в ней расположились два или три человека, и по неровному дыханию можно было судить, что кто-то из них не спит.
Яшутин сжал руку Сабирова, ткнул пальцем в горницу, себя в грудь и в спальню. Сержант кивнул.
Досчитав по привычке до семи, Яшутин вскинул кулак вверх, и они метнулись в комнаты согласно плану.
В небольшой спаленке расположились трое.
На кровати лежал здоровенный раздетый мужчина, на боку, правой рукой прижимая к себе под простынёй девчушку. Рот его был открыт, дышал он с присвистом, но не храпел.
Ещё одна девчушка сидела на полу под окном, прижав колени к груди, зябко кутаясь в рваное одеяльце. Она не спала, её трясло.
Впрочем, не спала и та, что лежала под простынёй. Когда в спальню проник Яшутин, обе пошевелились, повернув к нему голову, и застыли. В отсвете фар джипа на улице было видно, как они вытягивают шеи, пытаясь понять, что происходит.
Лейтенант покачал пальцем, призывая пленниц не шуметь, осторожно стянул с девочки простыню (она лежала полностью голая), помог ей слезть, махнул рукой к двери, давая понять – уходите.
Девчушка у окна зашевелилась, подобрала с пола одежду своей сестры, не спуская широко раскрытых глаз с «призрака», и обе медленно, как во сне, не веря в чудо, двинулись из спальни.
Детина на кровати зашевелился, потный, жутко воняющий, звучно глотнул, попытался нащупать рукой соседку, завозился, шлёпая широкой дланью по краю постели, привстал, и Константин нанёс ему удар рукоятью пистолета в переносицу, отбросивший бугая – это, наверно, и был командир батальона или взвода – к стене. Детина охнул и обмяк, раскидывая руки: удар сломал ему нос и вогнал кости переносицы в мозг. Умер он мгновенно.
«К сожалению!» – мелькнула мысль.
Секундой позже из горницы донёсся глухой стук, возня, тихий звон, хрип, и всё стихло.
Яшутин вышел в горницу. Навстречу выскользнул Сабиров.
– Порядок, командир! Минус два.
– Уходим.
Девчушки, дрожа, ждали их в сенях. Одна торопливо натягивала на себя бельё и платьишко, а может быть, ночную рубашку.
– Всё хорошо, милые, – шепнул Яшутин, обнимая обеих за плечи. – Всё в порядке, скоро будете дома.
– Вы кто? – прошептала вторая девчушка.
– Ночные ангелы, – пошутил он.
– А мама? – жалобно проговорила первая, всё ещё дрожа.
– Мама уже с нами, ждёт вас, быстренько за мной.
Девчушки дружно заревели.
– Тихо, тихо! – прижал их к себе Константин, чувствуя в душе такую ненависть к похитителям, что захотелось убить их ещё раз. – Не ревите, а то услышат бандиты! Надо бежать!
Выбрались из хаты, и отряд начал отступление, контролируя улицы и дома села, всё ещё погружённого в предутреннюю мглу. Через несколько минут Колесниковка осталась позади, не потревоженная ни одним выстрелом.
У оврага отряд встретил возбуждённый Волобуев.
– А мы уже хотели бежать к вам…
– Отставить, – сказал Яшутин, глядя, как обнимаются рыдающие женщины и девочки. Снова душу потянуло в темень ненависти, и прошло несколько секунд, прежде чем он справился с собой. – Рассаживайтесь.
– Эх, угрохать бы всю эту кодлу! – мечтательно проговорил Волобуев. – Один залп – и от деревни одни головешки останутся.
– Там полно мирных жителей, – пробурчал Чонаев.
– Да понимаю.
– По машинам! – Яшутин связался с центром. – Ось-три, отходим, потерь нет, пленники освобождены. Как далеко эсвэушная колонна?
– В пяти минутах от села, быстро линяйте! – рявкнул дежурный оператор центра. – Голову оторву! Ввяжетесь в бой – пойдёте под трибунал!
Яшутин сел в головную багги, и отряд устремился прочь от села, жители которого так и не поняли, кто наведался к ним и зачем.
Проволочную стену пересекли в половине шестого утра, когда рассвет уже окончательно высветлил небосвод. Ещё через несколько минут перебрались через Деркул на российскую сторону, где отряд ждали пограничники. И только после этого издалека донеслись частые хлопки: боевики разведвзвода Нацгвардии отреагировали на освобождение пленниц стрельбой из всех видов оружия.
Освобождённых, не успевших прийти в себя женщин оставили на хуторе, где уже начали размещаться прибывшие полицейские из ближайшего районного отделения и армейская рота из Краснодона, начавшая вместе с пограничниками устанавливать посты на границе, по берегу Деркула.
Отдохнуть бойцам Яшутин не дал. Пообщался с представителями Минобороны и полиции, выдержал поцелуи и объятия спасённых женщин, и отряд на багги отправился обратно в Миллерово, к месту дислокации. В девять часов утра все багги вернулись в расположение гарнизона, и Яшутин отдал команду бойцам отдыхать.
Ярцев и Ващекин ждали его в штабе гарнизона. Капитан вышел из-за стола, пожал руку, заглянул в глаза.
– Молодец, лейтенант, хорошо справился. СБУ завопило о переходе границы российской армией, но следов никаких. Кроме шести трупов. Нельзя было обойтись?
– Нас там не было, – пожал плечами Константин.
Ярцев перестал что-то писать на листе бумаги, посмотрел на него с неопределённым выражением лица.
– Надо было обойтись без жертв. Центр жалуется… на неподчинение приказу немедленно покинуть территорию сопредельного государства.
– «Укропы» захватили одиннадцать человек, среди них было две девочки, которых увёл к себе командир РДВ. Он их изнасиловал. Мы не могли бросить их на растерзание этому зверью.
– А если бы подоспела подмога Нацгвардии? Представляешь последствия?
Яшутин не отвёл глаз.
– Представляю. Но мы успели.
– Надо было исполнять приказ.
– Виктор Кузьмич, не гноби парня, – хмуро сказал Ващекин. – На его месте я поступил бы точно так же.