Яков Брюс - читать онлайн книгу. Автор: Александр Филимон cтр.№ 47

Действительно, 26 января Петр оставил Гродно при обстоятельствах, таивших трагические последствия. Бригадир Мюленфельс получил приказ охранять мост через Неман и в случае приближения шведов уничтожить его, но он приказание не выполнил. Увидев неприятеля, Мюленфельс отступил и дал ему возможность беспрепятственно войти в крепость, оставленную за два часа до этого Петром и русскими войсками. Возможно, царь не оставил бы Гродно, если бы знал, что к городу король приведет не половину армии, а отряд в 800 человек. Мюленфельс грубо нарушил воинскую дисциплину и присягу, и Петр отдал его под суд. За бригадира вступились иностранные генералы и офицеры, находившиеся на русской службе. Ходатаям царь разъяснил: «Ежели бы вышереченный бригадир в партикулярном деле был виноват, тогда бы всякое снисхождение возможно учинить, но сия вина есть, особливо в сей жестокий случай. Того ради инако не может, точию суду быть». Мюленфельсу удалось подкупить стражу и бежать к шведам, но от возмездия он не ушел — под Полтавой он попал в плен и был расстрелян как изменник.

В Гродно Карл XII решил не задерживаться — там нечем было кормить ни людей, ни лошадей. Однако отправился он не на север, как ожидал Петр, а на восток. Двигался он медленно, причем по причинам, совершенно от него независящим: русская армия начала претворять в жизнь жолквиевский план обороны — на пути своего отступления уничтожала провиант и фураж, уводила скот, устраивала засеки. Жителям было велено свозить свои пожитки, провиант и фураж под защиту крепостных стен в Смоленск, Великие Луки, Псков, Новгород и Нарву, «понеже под нужный час будут все жечь».

Исследователь В. А. Артамонов, выступая на конференции, посвященной 300-летию Полтавской баталии, высказал такую мысль: «„Отступление русской армии в 1708 году было искуснее, чем в 1812 году“, — считал российский профессор военной истории генерал Г. А. Леер (1829–1904). Признавая разницу эпох, можно добавить, что оно было организованнее, чем в 1941 году, — управление войсками не терялось, ни одна часть не попадала в котлы, шведам наносились контрудары, в тылу заблаговременно наводились переправы через водные потоки» ^[58].

В данном случае нельзя не оценить гений Петра, заранее подготовившего страну к нашествию врага. В. А. Артамонов отмечает: «За полтора года до вторжения Петр I стал превращать в военный стан весь запад России. 3 января 1707 года царь указал оповестить все население в 200-верстной полосе — от Пскова до Гетманщины, чтобы с весны как можно дальше от дорог намечались „крепкие укрытия“ для людей, скота и места для сена, а также ямы для хранения зерна. Жителям разъяснялось, что противник, не имея пропитания и подвергаясь ударам армии с разных сторон, будет побежден. От Чудского озера через леса Смоленщины и Брянщины создавалась „линия Петра I“ — рубились засеки, в полях отсыпались валы. В Великом княжестве Литовском у Орши по обоим берегам Днепра с 1706 года делались мосты, „транжаменты“, которые „заметывались“ рогатками.

В отличие от войны 1812 года, когда судьба Москвы решалась за день до сдачи, город уже с 1707 года превращали в неприступную крепость. Указ об обороне столицы был издан „в запас“ — еще 25 апреля 1707 года» ^[59].

Результаты жолквиевского плана сказались довольно быстро. 6 февраля 1708 года царь писал коронному великому гетману А. Н. Сенявскому: «…неприятель от Гродни рушился, и наша кавалерия, перед ним идучи, тремя тракты все провианты и фуражи разоряет и подъездами его обеспокоивает, отчего он в такое состояние приведен, что, по скаске пленных, великой урон в лошадях и людях имеет; и в три недели не с большим десять миль от Гродни отшел». Тактика выжженной земли при недостатке опыта ее претворения в жизнь на первом этапе наносила урон и собственным войскам.

В начале апреля Петр получил известие о восстании под предводительством Кондратия Булавина на Дону. Теперь необходимо было вести войну на два фронта — бороться с внутренней смутой и противостоять внешнему неприятелю.

Русская армия, избегая генеральной баталии, откатывалась на восток. Мелким стычкам с неприятелем не было числа, но случались и крупные сражения с участием тысяч солдат. Первое из них в 1708 году произошло у местечка Головчино.

В ночь со 2 на 3 июля шведские войска, ведомые самим королем, совершили нападение на дивизию генерала Репнина, расположившуюся на берегу реки Бабич. Форсировать ее, полагали в русском лагере, можно было только в одном месте, где берег с обеих сторон был возвышенным. Именно там и была сосредоточена артиллерия. Что касается остальной местности, то, коль ее сочли непроходимой, об укреплении ее и не позаботились.

Случилось, однако, то, чего совершенно не ожидали русские: под покровом темноты шведы бесшумно и практически беспрепятственно форсировали реку Бабич. По приказанию короля они не отвечали на ружейные выстрелы русских и, увязая по грудь в топком русле реки, подняв ружья и порох над головой, упорно двигались к противоположному берегу. Им удалось изолировать пехотные полки Репнина от стоявшей невдалеке конницы генерала Гольца и не только закрепиться на берегу, занятом русскими войсками, но и принудить их к отступлению. Русская пехота часа три-четыре оказывала ожесточенное сопротивление, но вынуждена была оставить как поле боя, так и десять пушек. Сражение с участием конницы было более продолжительным, длилось пять часов и тоже завершилось отступлением русских.

Осведомленный современник, видный дипломат петровского царствования князь Б. И. Куракин так описывал поражение при Головчине: «И той зимы ретировалися войска Его Царского Величества аж в Литву, близь своей границы, и хотели в месяце июне или июле одержать при реке Головчине неприятеля, поделав транжименты. И в посте, где стоял с дивизиею фельдмаршал Гольц с кавалериею, а генерал князь Репнин с инфонтариею, на то место король шведской перебрался, обшед лесом и болотом, не тут, где транжимент был сделан. И при той акции несколько сот из пехоты дивизии вышепомянутой пропало, и пять пушек, и генерал-майор фон Швенден убит, также и несколько других офицеров. То нападение было от неприятеля в ночи, и, как сказывали языки взятые, стороны неприятеля, что сам король шведской, показав собою образ, сам пошел чрез воду пеш, а с левого крыла фелдмаршал Реншельт, с кавалериею вплавь. А другие все дивизии и вся армия будущая под командою фелдмаршала Шереметева ретировалися, также и кавалерия к своим границам».

5 июля царя, отъехавшего от Великих Лук, встретил курьер и вручил донесение о сражении под Головчином. Оно было составлено так ловко, что из его содержания Петр сделал однозначный вывод — русским войскам сопутствовал успех. Такой вывод вытекал из заключительных фраз донесения: «…имеем о неприятеле ведомость, что вдвое больше нашего потерял и много генералов и знатных офицеров побито у него. И за помощью Вышнего, кроме уступления места, неприятелю из сей баталии утехи мало». Столь же искусно была составлена реляция. В ней тоже читателя радовали известием, что дивизии Репнина и Гольца «неприятелю жестокий отпор дали»; что он понес значительные потери, в том числе «многими знатными офицерами»; что наша конница «неприятеля многократно с места сбивала», а дивизии отступили с поля боя только потому, что его не было никакого резона удерживать, причем отступление произвели по повелению фельдмаршала, а не под натиском противника. Я. В. Брюс не участвовал в сражении при Головчине, но, безусловно, знал о нем во всех подробностях. Спустя несколько дней после баталии он присутствовал 6 июля на военном совете в Шклове ^[60].