Василий III - читать онлайн книгу. Автор: Александр Филюшкин cтр.№ 75

Для европейского средневекового менталитета при столкновении с чужим миром было характерно его осмысление «по аналогии», то есть через сравнение с каноническими образами и понятиями. Источниками последних являлись прежде всего Священное Писание, труды теологов, а также события древней и церковной истории — неисчерпаемый эмпирический фонд для дискурсивной практики.

Первый раз этот механизм дал сбой при столкновении европейцев с мусульманским миром. Чтобы понять ислам, Запад не мог найти подсказки ни в античных текстах, ни в Библии — мусульмане в них не упоминались. Отсюда и попытки привлечь для осмысления восточной темы уже знакомые понятия — «варвары», «иудеи». Возникает и обоснованное Бедой Достопочтенным определение мусульман как агарян, потомков библейского Исмаила. Из античности было заимствовано описанное Э. Саидом самоощущение европейцев как «особого человечества на особой земле», со всех сторон окруженной варварами (прежде всего это противопоставление относилось к азиатским соседям).

К восточному сопернику Запад применил свои представления о врагах вообще. Конечно, европейские теории, связанные с осмыслением магометанства, были зачастую фантастичны. Чего стоит только одна идея о сексуальных привилегиях мусульман (многоженстве, гаремах) как специальном инструменте разрушения христианства! Но они, в принципе, закладывали направление развития практики осмысления проблемы «неевропейских народов».

С XIV века на Западе в отношении Востока нарастает ксенофобия и определение его как принципиального врага «христианского мира», источника физической угрозы. Рост турецкой агрессии в XIV–XV веках (в 1354 году османы вышли на европейский берег Дарданелл, а с 1365 года их временная столица располагалась уже в европейском Адрианополе) подтверждал правильность подобной позиции. Турок, как новых пришельцев с Востока, Европа воспринимала по той же схеме Одновременно с ростом эсхатологических настроений (подкрепляемых падением в 1453 году Константинополя) возникают идеи… использования турок в интересах христианского мира. Речь идет о знаменитом письме 1460 года Энея Сильвия (римского папы Пия II) турецкому султану Мехмеду И, завоевателю Константинополя. Послание замечательно тем, что в нем султану предлагается… обращение в христианскую веру. Тогда он станет «императором греков и всего Востока» и величайшим человеком своего времени. Однако вторжение османов в земли, находящиеся под юрисдикцией Священной Римской империи, показало утопичность подобных призывов. И в XVI веке Турция однозначно трактуется как смертельный враг христианского мира, хотя при этом в политической практике с этим врагом не гнушались сотрудничать (например, франция).

Эпоха Великих географических открытий, появление Нового Света вызвали дополнение данной модели восприятия европейцами чужого мира. К ней добавилась колониальная идея, родившаяся из христианского миссионерства в сочетании с экономическими потребностями Запада, открывшего для себя новый источник развития в освоении заморских земель. Оказалась востребованной античная колониальная история, что проявилось в резком росте интереса к творческому наследию древнегреческих и римских историков и географов.

Данный колониальный подход проявлялся прежде всего в том, что Запад воспринимал любой нехристианский мир как младший, недоразвитый мир, как стадию, через которую Европа уже прошла. Поэтому в подходе к другим культурам главенствовала уверенность в необходимости запуска механизма культурной интеграции, вытекавшая еще из исторической практики усвоения варварами-германцами ценностей древнеримской цивилизации. То есть любая «младшая цивилизация» при столкновении со «старшей», европейской, должна у нее учиться.

А если она оказывается абсолютно невосприимчивой к культурному воздействию, не хочет усваивать его или усваивает на понятный только ей самой лад? Значит, перед Европой принципиально чуждый тип культуры, развивающийся по каким-то своим законам, «закрытая цивилизация», с которой и разговор должен быть соответствующий, как с принципиально чуждым и враждебным миром. Но отсюда с неизбежностью вставал вопрос: а что есть «чужой» мир? Естественным ответом на него было сосредоточить в этом мире все, что противоположно европейской культуре: чужой мир рисовался как «антикультура», сосредоточение греха, порока, грязи, мерзости и прочих «антиценностей» христианского мира.

Таким образом, благодаря контактам с чужими (как с исламским миром, так и с Новым Светом) у европейцев к эпохе Возрождения сформировалась определенная модель восприятия иных миров. Открытие чужих народов и стран первоначально предполагало попытку их осмысления «по аналогии», через библейские и исторические образы. Одновременно возникали идеи, как данных «чужих» можно сделать своими через их приближение к Европе, включение тем или иным способом в христианский мир. Параллельно шло изучение новых соседей. Как правило, этот процесс заканчивался осознанием того, что «чужие» все-таки, по терминологии П. Багге, «существенно другие» ^[172]. Они в принципе невосприимчивы для культурного влияния. И их нужно тем или иным способом колонизировать или обезопасить, сделать слугами или союзниками.

Все это мы видим в настойчивых попытках интегрировать государство Василия III в Европу через католическую унию, предложение королевской короны, включение в состав антимусульманской лиги, навязывание юридического посредничества Священной Римской империи в международных делах. Иными словами, в первой трети XVI века Россию изо всех сил затаскивали в Европу. Предлагали стать одним из европейских государств и разделить все их ценности: католицизм, верховенство папы и императора и т. д. Россия не захотела терять себя путем отказа от веры и от самостоятельности в политике. Значит, она «существенно другая». Дальше включался механизм ее осмысления как «антиевропы», и к середине XVI века Россия — уже идеологическое пугало Европы, ужасная страна…

Но неужели до конца XV — начала XVI века европейцы ничегошеньки не знали о России? В XV–XVI веках Россию для Европы открывали путешественники, купцы, дипломаты, то есть главные действующие лица эпохи Великих географических открытий. Но не меньшую роль, чем «практики», в этом процессе сыграли «теоретики» — европейские географы, историки и теологи, которые никогда не были в далекой Московии, но составили ее первые описания и карты. И здесь принципиально важно, какое место западные кабинетные ученые отводили новой стране на карте мира.

После трудов античных ученых европейцы знали главные русские географические ориентиры — Рифейские и Гиперборейские горы, из которых вытекали реки — Борисфен (Днепр), Танаис (Дон) и Ра (Волга). Считалось, что практически всю территорию от Дуная до подножья Рифейских гор покрывает таинственный Герцикский лес, начинающийся еще в Германии. Античные авторы были уверены, что данные пространства населяют многочисленные варварские народы, у которых нет ни единого предводителя, ни общего государства. Собирательным названием для них было «скифы» или «сарматы».

Развитие географической мысли в период средневековья было шагом назад по сравнению даже с данной концепцией. Вплоть до XV века доминировала так называемая «монастырская география», главным образцом творчества которой были Марра Mundi — карты, руководством к созданию которых послужила цитата из Книги Иезекииля: «Сия глаголет Адонаи Господь: сей Иерусалим, посреди языков положих его, и страны, яже окрест его» (5: 5). Их авторы видели мир в виде Т-образного креста, вписанного в круг. Стороны креста образовывали реки Танаис (Дон) и Нил, а вертикаль креста — Средиземное море. Сегментами же выступали части света: Азия (верхний сегмент, отделенный от Европы Танаисом и от Африки Нилом), Европа и Африка (разделенные Средиземным морем). Вокруг этих частей света простирался Мировой океан. В перекрестии же размещался Иерусалим — центр мира.