Николай II - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Фирсов cтр.№ 127

Об этом «мощном человеке», пользуясь фразеологией М. Я. Говорухо-Отрока — «Пугачеве» или «Стеньке Разине», у нас еще будет возможность сказать несколько слов. Сейчас же отметим одно: предсказание, сделанное в эпоху «апогея самодержавия», при Николае I, сбылось при жизни его правнука, который так хотел походить на своего венценосного предка. Чем не усмешка истории! Последний русский царь, религиозно относившийся к своей миссии помазанника Божьего, воспитанный на идеях уваровской триады «православия, самодержавия и народности», вынужден был отречься от Российского престола и тем самым подвести черту под 300-летней историей царственного дома Романовых и, как показало будущее, под русской монархией. Драма порфироносца превратилась в драму его страны, хотя вначале эту драму многие представители «общественности» и воспринимали как «освобождение» и «зарю новой жизни». Но обо всем по порядку.

Царь приехал в Могилев 23 февраля, сбежав от столичной суеты и нервозности. В любимой им армейской среде все было иначе, проще и яснее. Он выслушивал доклады генерала М. В. Алексеева, участвовал в официальных обедах, гулял, писал письма. Все как обычно. «Мой мозг отдыхает здесь, — писал он супруге 24 февраля 1917 года, — ни министров, ни хлопотливых вопросов, требующих обдумывания». Откровеннее не скажешь: во время Великой войны Ставка для царя была самым комфортным местом, где он мог позволить себе не размышлять о внутриполитических проблемах, прикрываясь участием в решении неотложных дел военного руководства. Так продолжалось до 27 февраля, когда в дневнике самодержца появилась первая запись о беспорядках в Петрограде, которые начались «несколько дней тому назад» и в которых, «к прискорбию», стали принимать участие войска. «Отвратительное чувство быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия!» — отметил царь, решившись ехать в Царское Село и в час ночи 28 февраля переехав из губернаторского дома в собственный поезд.

За эти пять дней произошло то, что современники, а вслед за ними и историки назвали началом Февральской революции. Сперва императрица оценивала движение как хулиганское: «Мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, — просто для того, чтобы создать возбуждение, — и рабочие, которые мешают другим работать». Если бы погода была холоднее, писала Александра Федоровна 25 февраля, все они сидели бы по домам. Надежда на скорое успокоение столицы не покидало ее, в том же убеждали и министры, прежде всего Протопопов. В те дни императрица больше сообщала супругу о болезни детей, заразившихся корью, чем о событиях в Петрограде. О страшном конце она и не мыслила, хотя в Петрограде события принимают угрожающий характер.

Еще 18–20 февраля столица перенесла лихорадку очередей в хлебных лавках: из-за снежных заносов не прибыли поезда и, соответственно, уменьшилась продажа муки. Повод был найден, идея забастовки быстро становилась популярной, охватывая все более широкие массы. 23 февраля, в Международный день работниц, начались митинги, агитаторы бросали в толпу призывы протестовать против недостатка хлеба, против дороговизны, продолжения войны. Смяв полицейскую заставу, рабочие Петроградского и Выборгского районов вышли в центр города. Власти расценили это выступление только как хлебные волнения, не придав им политического значения. Но следующий день не принес успокоения: рабочие в большинстве своем к работам не приступили, приняв участие в забастовке. Командующий Петроградским военным округом генерал С. С. Хабалов отдал распоряжение о немедленном вызове войск. Но по демонстрантам 24 февраля решили не стрелять; казаки не получили нагаек. 25 февраля начались нападения толпы на полицейских: был сильно избит полицеймейстер Выборгской стороны, легко ранены два конных городовых и убит участковый пристав — ротмистр Крылов, пытавшийся разогнать митинг рабочих на Знаменской площади. Полицейского зарубил подхорунжий 1-го Донского полка полный георгиевский кавалер М. Г. Филатов. Это был тревожный знак: армия отказывалась следовать приказам своих командиров и поддерживать верные правительству силы. В Петрограде ораторы призывали «низвергнуть преступное, передавшееся на сторону немцев правительство». Войска призывали обратить оружие на изменников и избивать полицейских.

Осознав угрозу и вечером 25 февраля получив жесткое повеление царя «прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией», командующий Петроградским военным округом генерал С. С. Хабалов приказал расклеить объявление, предупреждавшее, что антиправительственные выступления будут подавляться силой оружия. Объявление появилось воскресным утром 26 февраля, когда власти вывели в город дежурные роты солдат. Все силы войск и полиции сосредоточивались в центре города. Власть стремилась не допустить повторения митингов. В пятом часу офицеры стали требовать от участников демонстраций разойтись. Неповиновение толпы заставило офицеров отдать приказ об открытии огня. Только на Знаменской площади были убиты и ранены 40 человек. Но в этот же день произошел случай, который можно считать началом конца императорской власти: солдаты 4-й роты Запасного батальона лейб-гвардии Павловского полка, вызванные на усмирение беспорядков, выказали неповиновение и даже открыли огонь по конным городовым. Прибывшему на место происшествия командиру батальона полковнику А. Н. Экстену солдаты кричали, что не желают выступать против народа. Попытка уговорить забывших дисциплину «воинов» закончилась для него смертельным ранением.

«Этот безнаказанный выстрел, — вспоминал последний градоначальник столицы генерал А. П. Балк, — имел большие последствия. Руководители [антиправительственного движения] поняли, в какую среду надо направить все свои усилия. Они использовали, как выяснилось впоследствии, все средства и силы вплоть до пропаганды думских депутатов в ночь на 27-е февраля в казармах Волынского и Преображенского полков и достигли решительных результатов: штыки солдат завоевали так называемую великую, бескровную, российскую революцию». Зачинщиков беспорядков, случившихся в Павловском полку, выявили, арестовали и ранним утром 27 февраля препроводили в Петропавловскую крепость, но уже через день — по требованиям восставших — их освободили. Полевой суд, грозивший нарушителям воинской присяги расстрелом, не состоялся.

Однако вечером 26 февраля никто не мог и представить, что через сорок часов власть будет повержена. Время словно удлинилось, вбирая в себя бурные события тех дней. Если воскресным вечером 26-го полицейские власти могли отрапортовать о восстановлении порядка, то уже 27-го все совершенно изменилось. На политическую сцену вышел Петроградский гарнизон. Сигналом к его выступлению можно считать чрезвычайное событие, случившееся в Волынском полку. Солдаты этого подразделения принимали участие в расстреле демонстрантов на Знаменской площади, но этот приказ вызывал у них негодование. Утром 27 февраля они решили нарушить присягу и отказались выйти на улицу. Офицер Лукаш, отдавший приказ, был убит. Это убийство оказалось той искрой, которая попадает в пороховой погреб: с тех пор судьба солдат зависела от успеха мятежа (в ином случае преступников ждал суровый военный суд). «Бунт Волынского полка и быстрое распространение мятежных настроений на другие части Петроградского гарнизона, — полагал Г. М. Катков, — были, несомненно, решающими событиями понедельника 27 февраля». Мятеж стал полной неожиданностью для военной и гражданской администрации. Представить, что войска не будут поддерживать правительство, оказалось выше сил царских министров и генералов. Ситуация с каждым часом ухудшалась, участие в революции приняла и Государственная дума, 27 февраля получившая царский указ о роспуске. В тот же день был утвержден Временный комитет Государственной думы (ВКГД), получивший неограниченные полномочия, которые можно трактовать как наказ депутатов своим лидерам возглавить революцию и создать новую власть.