Аденауэр. Отец новой Германии - читать онлайн книгу. Автор: Чарлз Уильямс cтр.№ 39

Собственно, и с французской стороны уже имелось понимание того, что почвы для переговоров, по существу, нет, рычаги, на которые могла опереться ее дипломатия, уже не работали. Рейнский сепаратизм шел на спад. Франк оказался под угрозой девальвации. С другой стороны, новая атмосфера в англо-французских отношениях диктовала переход к более мягкому курсу. Керзон к тому времени ушел в отставку вместе со всем кабинетом консерваторов, к власти пришло правительство лейбористов во главе с Макдональдом, о политике которого французский посол в Лондоне Шарль де Бонуаль де Сан-Олер отзывался почти в восторженном духе. «Я должен сказать, что никогда не встречал таких проявлений доброй воли со стороны английского правительства», — писал он в донесении своему министерству иностранных дел от 11 февраля 1924 года. Новый подход со стороны могучего союзника не следовало оставлять без ответа — это понимал даже Пуанкаре. Тон его агрессивной риторики несколько спал. К тому же все указывало на то, что его дни у власти сочтены: в мае предстояли всеобщие выборы, и шансы на победу в них Пуанкаре с его жестким курсом были ничтожны.

Наконец, последнее по счету, но не по значению: 14 января начал свою работу Комитет экспертов, в задачу которого входило нахождение путей к сбалансированию германского бюджета. Фактически это означало пересмотр репарационного вопроса. Председателем комитета стал американец, чикагский банкир (имевший к тому же чин генерала) Чарльз Дауэс, французы имели там всего двух представителей из десяти, но заранее согласились подчиниться его рекомендациям. Теперь решение всех вопросов отношений Германии с победителями зависело от этого нового форума, оставалось ждать его решений и не суетиться.

Таким образом, первая попытка Аденауэра выйти на паркет международной дипломатии потерпела явное фиаско. Она выявила по крайней мере две его слабые стороны. Первая — незнание иностранных языков (он с трудом мог связать пару фраз по-французски) и как результат — полная неспособность разобраться в реалиях окружающего мира и, соответственно, склонность к выдвижению идей и проектов в лучшем случае утопических, в худшем — просто идиотских. Вторая его слабость заключалась в чрезмерном преклонении перед сильными мира сего. Кучка самых преуспевающих семейств кёльнского света — главным образом банкиры и промышленные магнаты — в его представлении являла собой нечто вроде высшей касты рода человеческого. Члены этой группы были уверены в том, что именно они правят городом, кто бы там ни занимал место бургомистра. Аденауэр, по сути, не подвергал это мнение ни малейшему сомнению; он лишь стремился сам стать признанным членом этой касты.

Не удалось пожать лавров на международной арене — наш герой перешел к попыткам свершить нечто грандиозное в городе, так чтобы об этом заговорили по всей стране. 11 мая состоялось торжественное открытие Кёльнской торговой ярмарки в новых, специально построенных павильонах на правом берегу Рейна. На церемонию были приглашены президент Эберт, канцлер Маркс, министры общегерманского и прусского кабинетов. Огромный зал главного павильона был полон. Эберт произнес примечательную речь, в которой наряду с ритуальными комплиментами в адрес устроителей ярмарки прозвучала неприкрытая критика Версальского договора. Президент подчеркнул, что «условия мирного договора стали тяжелым бременем для развития германской промышленности; нигде это не ощущается так сильно, как в Рейнской области и в Руре — тех двух регионах, которые являются сердцем нашего хозяйственного организма». Все дружно зааплодировали, естественно, за исключением присутствовавших французских и английских наблюдателей. Один из последних, не кто иной, как сам Верховный комиссар лорд Килмарнок в донесении, направленном премьеру Макдональду, счел нужным отметить, что Эберт «перешел рамки того, что могло считаться дозволенным на территории, находящейся под юрисдикцией оккупационных властей». Аденауэр еще повысил планку, заявив, что население всех оккупированных территорий полностью поддерживает политику рейха, если в этом имеются какие-то сомнения, то можно было бы позволить немецкому народу высказать свое слово путем голосования. Снова — бурные аплодисменты.

После окончания церемонии президент и бургомистр совершили обход павильонов, окруженные растущей как снежный ком толпой. Они представляли собой забавную пару: Эберт, приземистый, круглолицый, как колобок, в потертом плащике, мешковатых брюках, с помятым котелком в руках, и Аденауэр, возвышающийся над ним как башня, худой как спичка, в новом с иголочки сером дождевике, брюки безупречно отглажены, тросточка, перчатки и модная шляпа в одной руке, другая рука покровительственно приветствует окружающих. Оба улыбаются, но Эберт — тепло и добродушно, а Аденауэр — как-то холодно, даже с легким оттенком неодобрения. И вправду, он многим остался недоволен, после всего он составил длинный список упущений, допущенных организаторами церемонии, и подверг их суровому разносу.

Аденауэру и самому пришлось выслушать немало нелицеприятных слов от английского резидента в Кёльне, своего старого знакомого Джулиана Пиггота: как же так, ведь ему были даны заверения, что президент не будет касаться в своей речи политических вопросов, а что получилось? Аденауэр не смутился: англичане должны понять, что президент обязан думать о сохранении своего авторитета в широких кругах немецкого народа: «если бы он ходил вокруг да около, на него обрушился бы шквал обвинений и протестов». Французы поставили вопрос об инциденте в повестку дня очередного заседания Верховного комиссариата, но на этом все и кончилось.

Чего не могли уловить ни англичане, ни французы, так это нового поворота в настроениях, которые захватили всю Германию — и неоккупированную, и оккупированную ее части. Налицо было пробуждение чувства уверенности в себе, в своих силах. Марка стабилизировалась и даже стала расти по отношению к стерлингу и франку. Даже в Рейнланде, где Тирар воспротивился введению рентной марки, Шахту удалось удержать постоянный курс обмена бумажной марки на новую в соотношении один миллиард за одну. Стали снижаться цены, уменьшились очереди перед пунктами бесплатной раздачи пищи. В апреле комиссия Дауэса обнародовала свой доклад, где излагался вполне разумный, по крайней мере на первый взгляд, план решения сложных проблем, связанных с репарациями. На выборах во Франции, состоявшихся в мае, Пуанкаре, как и ожидалось, потерпел поражение, и главой правительства стал более склонный к примирительному курсу Эдуард Эррио. Короче говоря, все складывалось для немцев наилучшим образом. Соответственным образом это отразилось в прессе и общественном мнении.

Доклады английских оккупационных властей констатировали рост случаев «вызывающего поведения» по отношению к ним со стороны жителей Кёльна; отмечены были «презрительные высказывания относительно слабости фунта и девальвации французского и бельгийского франка». Типичным для изменившейся ситуации стал инцидент в деревушке Медерат, обычно мирном и сонном местечке. Четырехлетний малыш швырнул камень в проезжавшую машину британского офицера. Тот выскочил из машины и бросился за хулиганом, который не преминул юркнуть за дверь своего дома. Офицер ворвался в дом, схватил обидчика и попытался увезти его с собой в комендатуру. Высыпавшие из домов жители бросились на его защиту. Для усмирения был вызван наряд солдат. Все кончилось тем, что две сотни местных жителей оказались за решеткой и на десять дней в деревне был введен комендантский час.