Прощание с Доном. Гражданская война в России в дневниках британского офицера 1919-1920 - читать онлайн книгу. Автор: Хадлстон Уильямсон cтр.№ 57

Я приступил к обдумыванию собственных планов, которые, как я в то время полагал, надо будет привести в действие самое позднее 2 января. Лично я считал, что по политическим причинам русское командование будет заинтересовано в том, чтобы не допустить, чтобы кто-либо из британских офицеров был глубоко вовлечен в заключительные операции, но я также знал, что многие русские, как гражданские лица, так и военные, следили за каждым нашим движением и только ждали возможности, чтобы пожаловаться на то, что мы бросаем их на произвол судьбы. И поэтому я решил, что ко мне присоединятся два офицера, Дики и Рид, и мы последними оставим город с арьергардом под началом генерала Янова.

Остальным офицерам вместе со Смагиными, Муравьевыми и некоторыми более молодыми и более активными людьми, связанными с группой связи, надлежало быть готовыми в течение шести часов отбыть в вагонах миссии, как только ситуация станет критической. Всем другим, перед кем я чувствовал свою личную ответственность, я дал совет в самое короткое время при первой же возможности покинуть Новочеркасск, пробираться через Ростов и через Дон на Батайск, а оттуда – в Екатеринодар или даже в Новороссийск. Там, насколько это будет возможно, им поможет британская миссия.

Я намеревался ясно дать понять молодой группе, что, за исключением переводчиков, русских офицеров связи и их иждивенцев, все вольны поступать как им пожелается и что я окажу им помощь, какая в моих силах, но они не могут рассчитывать на вагоны миссии, все из которых предназначены для офицеров и тех, кто до последней минуты остается со мной. Конечно, невозможно было установить какой-то твердый порядок, но я полагал, что эти планы – лучше, чем вообще отсутствие таковых, и они повысят шансы для каждого. Хотя в конце концов первая группа столкнулась со второй, все равно они сработали.

Однако на какой-то момент у меня в распоряжении оказались лишь те вагоны, которые были отведены для меня, но с помощью Норманна Лака и полномочий от Сидорина и атамана я смог отобрать еще два, которые мог при случае прицепить к идущему на юг поезду. Я так и не смог вызвать в нужный момент специальный локомотив либо вагон, и дело повернулось таким образом, что пришлось выпрашивать отдельные вагоны – а в одном случае паровоз в комплекте с машинистом – и по возможности помогать разным людям. Сотрудничество с работниками железной дороги и машинистами стоило нам много рома и рублей.

К середине декабря все мои надежды вновь попасть на фронт иссякли, и из всех британских офицеров связи недоставало только пулеметчиков да того, что находился в 3-м артиллерийском корпусе. Эти три офицера не появлялись до 27-го, потому что оказались вовлеченными в беспорядочный отход по магистрали Каменская – Луганск, потеряли весь свой транспорт и были вынуждены сжечь свои вагоны на станции Лихая.

Сидорин уже отошел со своим штабом в Персиановку, симпатичное маленькое село в 10 милях к северу от Новочеркасска, состоявшее в основном из небольших деревянных домиков, принадлежавших горожанам, – летних дач. Разбитые воинские части уже брели через город. Первыми появились поезда со множеством раненых, жалких и трясущихся на соломе, окровавленной от их ран; потом – верховые, ссутулившиеся, с опущенной головой, на плечи наброшены мешки, старые пальто, платки – все, что могло удержать тепло; потом побрела сквозь снег несчастная пехота, лица солдат посерели от усталости. И наконец, беженцы, молчаливые, изнуренные, большинство из них едва держались на ногах и умирали с голода, толкая телеги, на которых были узлы или дети, рядом – беспорядочные группы в повозках, которые тянули истощенные и спотыкающиеся лошади.

К этому времени все движение поездов из Новочеркасска в северном направлении было приостановлено, чтобы освободить рельсы для потока на юг, но вдоль всей магистрали поезда один за другим застывали в неподвижности с заснеженными и обледеневшими корпусами и замерзшими окнами.

Поскольку новости из прифронтовых районов становились все мрачнее, я пошел к генералу Попову, который отвечал за организацию обороны города, и предложил услуги свои, а также еще пяти-шести других офицеров на тот случай, что, как только вступят в силу мои планы эвакуации, мы отдадим себя в его распоряжение, либо присоединимся к какой-нибудь воюющей части, либо выполним какие-то иные обязанности, связанные с обороной города.

Однако определенного ответа от него я не добился, потому что, похоже, русских командиров охватило типично восточное настроение покорности судьбе и «будь, что будет». Они выглядели удивительно безразличными к состоянию своих войск и к положению на фронте. Старое ленивое, безразличное отношение российского императорского Верховного командования проявлялось в их легкомыслии, в том, как им удавалось жить в сравнительном комфорте в своих штабах или в поездах, тогда как войска вокруг них голодали или замерзали; или в том, как они разъезжали на автомашинах и в колясках, тогда как раненые шли пешком.

Генералы, казалось, отдалились от политики, не делали никаких попыток развивать хотя бы какую-то. Лак делал все, что мог, чтобы получить что-то положительное из своих контактов с русскими, но безуспешно, и я в отчаянии отправился к командиру охранного отряда казачьего личного атаманского полка Янову и попросил его взять нас с собой. Как британский офицер, я ни капли не боялся того, что могло случиться. Я всегда чувствовал, что, даже если дела станут разворачиваться вопреки плану, меня спасут. Конечно, я ошибался, и, как я узнал впоследствии, британское правительство столь же быстро отказалось от своих слуг, как и любое другое.

Я понимал, что атаман, возможно, останется здесь до самого последнего момента и покинет столицу с арьергардом, но все, что я смог получить удовлетворительного от Янова, было приглашение мне и еще одному офицеру на мой выбор присоединиться к его полку, как только начнутся бои в городе, и идти с ним так далеко, как я этого пожелаю.

Однако на то время моей главной проблемой было спасти все, что я мог, из тех технических артиллерийских запасов, которые еще оставались на складе «Утенок». Борясь со снегом, черные фигуры уже сновали взад-вперед, загружая имущество в тележки, грузовики и подводы. Они справлялись с этой работой очень хорошо, поэтому я занялся организацией безопасной эвакуации моей второй группы, которая была совсем беспомощна – в ней было много гражданских лиц, пожилых мужчин и женщин, большинству из которых никогда не приходилось много работать – или даже много думать – для самих себя, и они были в нерешительности, как вести себя в этом новом кризисе, обрушившемся на них.

Как только я увидел их, они стали дергать меня за рукав, засыпая такими вопросами, как «что нам делать?», «куда нам ехать?», «кто за нами присмотрит?» Сердиться на них было просто невозможно. Да и не было такого права. Они были в таком жалком состоянии и были совершенно не способны – из-за сложившихся обстоятельств – помочь самим себе, даже если бы и могли по характеру сделать это, и я со всей сдержанностью постарался сделать для них все, что мог.

И тут мне повезло, что у меня был Норманн Лак с женой, которая оказалась надежной опорой в борьбе с паникой и помогла вселить уверенность в этих людей. Один-два человека грозились покончить с собой, если придут красные, и ей пришлось их убеждать, что наше стремление – не бросить ни одного человека. Она поддерживала их дух и давала мне отличное средство, с помощью которого я мог контактировать и контролировать поток полных страха русских, столпившихся вокруг нее в надежде получить место в одном из вагонов миссии. Стойкая и здравомыслящая, она настаивала на том, что и она, и ее маленькая дочь уедут лишь тогда, когда отправится последняя группа. Я решил, что Лак поедет вместе с ней, поскольку он был плохим наездником и было бы куда лучше использовать его для разборок с путешественниками по железной дороге, чем заставить мучиться от неумения скакать по занесенной снегом степи с кавалерией Янова. Пашков, один из русских, учившийся в Кембридже, останется с нами, чтобы исполнять обязанности переводчика.