Избегайте занудства. Уроки жизни, прожитой в науке - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Д. Уотсон cтр.№ 20

Теперь она вновь пустовала и была в запустении. Мне удалось найти открытую дверь, выходящую в сад, и я прошелся среди осыпающейся штукатурки когда-то роскошных комнат, из окон которых можно было разглядеть далекий коннектикутский берег. Обратно я шел не торопясь, лакомился по дороге дикой черникой, обильно растущей на песчаных почвах, и размышлял о том, оживет ли когда-нибудь вновь эта усадьба. По большому счету, мне было все равно, ведь мне незачем было попадать в тот мир, к которому она принадлежала. В Колд-Спринг-Харбор у мира исследователей гена уже был свой загородный клуб на берегу моря, хотя, надо признать, и без поля на восемнадцать лунок для игры в гольф. И хотя нас не собирались навещать надменные гранд-дамы, вместо них у нас были эксцентричные физики-теоретики, некогда помешанные на атомах, а теперь помешавшиеся на генах. И мы не просили советов у неба — нас вел за собой Макс Дельбрюк.

Усвоенные уроки

1. КАК МОЖНО СКОРЕЕ НАЧИНАЙТЕ ОБРАЩАТЬСЯ ПО ИМЕНИ

С нашей первой встречи Макс Дельбрюк называл меня Джим и сам всегда хотел, чтобы все называли его Макс. Во всей группе по бактериофагам, которую собрали вокруг себя он и Сальва Лурия, обращение по фамилии или званию могло прозвучать лишь в шутку или в случаях, когда нужно было сбить взятый кем-нибудь слишком напыщенный тон. Звания, как галстуки, предполагают различия в ранге или возрасте, но чтобы двигать вперед науку, лучше общаться друг с другом на равных.

2. ТРИВИАЛЬНЫЕ МЫСЛИ НЕИЗБЕЖНО ЗАНИМАЮТ И ВЕЛИКИЕ УМЫ

Я часто садился в столовой рядом с Максом Дельбрюком в надежде чему-то научиться из его строгих разборов новых экспериментов или критики плохо продуманных идей. Бывали дни, когда дискуссия разгорелась, особенно если кто-то из недавно прибывших привозил Максу новые факты или сплетни о друзьях из его европейского прошлого. Однако чаще Макс считал, что важнее поговорить о новой девушке кого-нибудь из студентов или о том, кто у кого в этот день выиграл в теннис. Я понял, что и самые сильные умы не генерируют новые идеи ежедневно. Мозг большую часть времени пребывает без дела, пока подпитка одним или несколькими новыми фактами не подтолкнет его нейроны к решению головоломок, ставящих человека в тупик.

3. РАБОТАЙТЕ ПО ВОСКРЕСЕНЬЯМ

Устраиваемый со строгой регулярностью выходной плохо согласуется с природой человеческого мозга, который успешно отдыхает лишь в том случае, если работать больше не хочет и удовлетворен достигнутым. За редким исключением временной распорядок экспериментов нельзя предугадать, и не стоит заранее планировать впадение в умственную спячку.

Нерешенный вопрос, возникший во время эксперимента, неизбежно останется в вашем сознании. К тому же работать по выходным бывает интереснее, чем по будним дням. Если бы ваши эксперименты не удавались, вы бы не пришли в выходной на работу.

4. СПОРТ ПРОЯСНЯЕТ УМ

Эксперименты или идеи должны вести вас вперед, но нельзя рассчитывать на то, что они будут всегда равномерно поддерживать ваши эмоции. Успех приносит радость, а неуспех — нет, но неуспех — неотъемлемая часть работы. Если ваши эксперименты всегда срабатывают или ценные идеи не перестают приходить вам в голову, это значит, что вы, вероятно, выбрали себе цели, к которым не стоит стремиться. Чтобы компенсировать взлеты и падения уровня нейромедиаторов, естественные для таких занятий, как наука, тратьте побольше усилий на занятие спортом, время от времени давая голове отдохнуть. По примеру Макса Дельбрюка я стал бегать несколько раз в день до песчаной косы и обратно. Однако моим любимым ненаучным способом времяпрепровождения был теннис, особенно когда мне приходилось попотеть, играя против сильного теннисиста. Тогда я чувствовал себя хорошо, даже если все время проигрывал. Усиленные занятия спортом позволяют расслабиться — вероятно, физическое напряжение высвобождает (3-эндорфины, близкие к опиатам вещества, которые вырабатывает наш организм. Выброс (3-эндорфинов возник в ходе эволюции как способ заставить нас выполнять упражнения, помогающие надолго сохранять свое здоровье.

5. ПРОВОДИТЬ ЭКСПЕРИМЕНТЫ В КОНЦЕ ЛЕТА ПРОТИВОЕСТЕСТВЕННО

Эйфория, которую вызывают долгие июньские дни, дает возможность и интенсивно работать, и интенсивно играть. День, целиком посвященный экспериментам, ничуть не мешает софтболу или волейболу рано вечером. Но к началу августа сумерки сгущаются ко времени ужина, и пожелтевшие листья начинают напоминать, что осень - не за горами. В это время, когда температура воды еще повышается, чтобы в начале сентября достигнуть максимума, намного разумнее днем отправиться на пляж, чем проводить эксперименты, которые можно легко отложить до следующего утра. Последние недели августа лучше всего подходят для дальних поездок в места, притягательные для того, чтобы, приехав туда, постепенно, дня за два или за три, совсем перестать думать о науке. Если вы можете себе позволить отпуск на несколько недель, он вам никогда не повредит. А ближе к концу отпуска вы, быть может, даже почувствуете, что ваш мозг уже достаточно отдохнул, чтобы поразмышлять над тем, какие новые эксперименты можно поставить, когда вы вернетесь домой.

Вернувшись осенью 1948 года в университет Индианы, где атмосфера была не такой интеллектуально насыщенной, я начал эксперименты, основу для которых Лурия заложил в 1941 году. Тогда Лурия заметил, что фаги, взвешенные в обычных солевых растворах, намного более чувствительны к инактивации рентгеном, чем фаги, взвешенные в богатом питательными веществами разведенном говяжьем бульоне. По-прежнему оставалось неясным, обладали ли фаги, убитые непрямым способом — в результате воздействия химически активных веществ, возникающих при попадании рентгеновских лучей в окружающие молекулы воды, — какими-то новыми свойствами, отсутствующими у фагов, убитых "прямым попаданием" рентгена. Построенные ранее Лурия кривые инактивации заставляли предположить, что для того, чтобы убить фага, требуется несколько непрямых попаданий. Гибель фагов в результате прямого воздействия рентгена, напротив, как считалось, происходит вследствие единственного акта ионизации. С радостью проводя эксперименты, идея которых принадлежала мне самому, я в то же время предвкушал тот интеллектуальный пир, который был обещан предстоящим в середине октября приездом к нам на выходные Лео Силарда. Силарду недавно исполнилось пятьдесят, и он работал профессором биофизики и социологии в Чикагском университете. С ним должен был приехать младший коллега, Аарон Новик, который тоже прошел курс по фагам в Колд-Спринг-Харбор в 1947 году. Лео незадолго перед тем получил небольшой грант Фонда Рокфеллера, позволявший ему поддерживать, на его собственный выбор, проходящие на Среднем Западе генетические симпозиумы. Рост Силарда был чуть меньше пяти футов шести дюймов, и он неизменно носил галстук и костюм, ничуть не скрывая брюшка, отражавшего его увлечение едой и нелюбовь к спорту.

Силард родился в Будапеште в 1898 году в богатой семье. Отличавшийся незаурядным интеллектом, он учился физике и стал работать в Берлине, где близко познакомился с Альбертом Эйнштейном и где вместе с Эрвином Шрёдингером с 1925 по 1932 год преподавал современную физику. Он был евреем и благоразумно покинул Берлин в тот месяц, когда Гитлер пришел к власти. Вскоре он оказался в Англии, где выяснилось, что льющийся из него бурный поток идей плохо сочетается с более размеренным течением английской науки. Он редко проводил больше нескольких месяцев на одном месте, поэтому для экспериментальной проверки всех его теоретических догадок никогда не хватало времени. Кроме того, его стремление патентовать идеи, имеющие коммерческое приложение, создало у принимавших его английских ученых впечатление, что он больше дорожил деньгами, чем идеями. В этом они были на все сто процентов не правы. Только благодаря деньгам, полученным за все его германские патенты, часть — вместе с Эйнштейном, Лео смог изыскать достаточно средств, чтобы остаться в науке.